Мать была учительница, отец — инженер, крепкий, властный, почти непьющий. Двое братьев и сестра все в них — Учитель, председатель колхоза и врачиха. Еще давно маленького Валерика, как подававшего надежды, игравшего на пианино, с абсолютным слухом (вот уж что в жизни вообще не пригодилось!), отличника направили к бабушке в Москву, чтобы сделать из него интеллигента. Действительно, лучше, чем бабушка, с этой задачей не справился бы никто.
Доцент института культуры, старая интеллигентка, она взялась за воспитание пухленького, умненького внука водила его за ручку. Мальчишки из класса называли его маменькиным сыночком — правильнее было бы бабушкиным внучком, но маменькин сынок было обиднее. Бабушка умерла, оставив ему квартиру и множество старых вещей. Рана эта для него была незаживающая.
Родственники к нему относились как к большому чудаку, изредка наезжали, но не особенно напрягали. Сам он в Оренбуржье наезжал раз в два года. Он не любил те места. Они его раздражали, поскольку от семейного спокойного провинциализма у него не осталось ничего, за последние двадцать пять лет своей жизни он стал типичным москвичом, который не мыслит себя вне гигантского муравейника, который болеет Москвой и сидит на ней, как наркоман на героине…
Он подумал, что надо попросить приехать старшего брата. Тот поможет с адвокатом и вообще подскажет, как и что. Брат хваткий, деловой, создан для того, чтобы решать труднорешаемые вопросы…
— За дело хоть девку пришил? — спросил Мусса.
— А вы откуда знаете? — спросил Валдаев.
— Тут «телефон» быстро все разносит. Так за дело?
— Не убивал я ее!
— Э, так все говорят… Вообще, если убил, это еще не значит, что ты убийца, — рассудительно произнес Мусса, усаживаясь в позе лотоса на нары. — Захотелось убить, убил. Потом раскаялся. Через час ты уже изменился внутренне Ты уже другой человек, который никого бы не убил. Значит, ты уже не убийца. За что судить, спрашивается?
— Ну, Мусса, даешь. Философ, — с уважением хмыкнул Клык.
— Бродячий философ, — поддакнул татарин. — Был порыв — я украл. А сейчас не украду, оставь хоть двести тысяч рублей передо мной. Правда, братва?
— Ага, — кивнул Клык.
— Значит, я не вор. И нечего тут — следствие, суд.
— Только почему у тебя три ходки? — спросил Клык.
— Люди меняются, — развел руками Мусса. — Признаю, иногда я становлюсь вором. Но сейчас я не вор. Сейчас хороший мужик. Так что, если и убил ее, не стесняйся, лысый. Дело житейское.
— Никого я не убивал!
— Не убивал так не убивал. Все равно меньше чем десять лет не дадут.
— Десять? — переспросил Валдаев почти шепотом.
— А то и больше. Хотя за бабу многовато…
Валдаев пристроился на краешке нар. И оцепенел. Мыслей почти не было. Клубком ворочались страхи и ожидания. И вертелось в голове — десять лет, десять лет. Эта цифра была как гигантская глыба, готовая погрести его под себя.
Местные обитатели о чем-то рассказывали, гоготали, но Валдаев к ним не прислушивался. Он благодарил судьбу, что на него не обращают внимания. Он слышал, что бывает гораздо хуже. Что этот путь начинается с издевательств над людьми, с избиений. От мысли, что его могут избить, унизить, стало совсем дурно. И Валдаеву вдруг захотелось умереть. Вырваться из этого такого недружественного ему мира… Десять лет! Да ему не выжить здесь и месяца!
Сколько так прошло времени? Часа три. Валдаев так и просидел на краешке нар. Он сидел бы дальше, если бы дверь со скрипом не открылась.
— Валдаев, на выход, — сказал выводной. Валдаев поднялся. Мусса напутствовал:
— Ты, лысый, лучше во всем признайся. Меньше дадут. Валдаев кивнул. Он знал, что сейчас все пойдет уже по второму кругу — допросы, вопросы, угрозы. Но все равно, когда вышел из камеры, ощутил себя так, будто выбрался из тесной одежды. Сразу стало легче дышать.
Его провели в кабинет в том же здании. Это был другой кабинет, более просторный, с длинным столом, с телевизором в углу. На стене висел «План расстановки патрульных нарядов на территории, обслуживаемой ОВД муниципального округа». Это был кабинет какого-то местного начальника.
Во главе стола сидел майор Кучер. Он был чем-то сильно недоволен.
Он протянул Валдаеву распухший от вещей большой бумажный пакет и какой-то документ на ломкой желтой бумаге.
— Вот здесь распишитесь. В пакете проверьте, все ли вещи на месте.
Валдаев послушно расписался, еще не осознав, что при исходит. Тупо открыл конверт, посмотрел на паспорт, карточку Союза журналистов, ключи, деньги, которые пару часов назад извлекли при обыске из его карманов.
— Это что? — вяло спросил он.
— Отпускаем вас, — устало произнес майор.
— Нашли убийцу?
— Нет. Не нашли… Прокурор считает, что основании для вашего задержания нет.
— Правильно. Я никого не убивал.
— Не будем возвращаться к пройденному… Следователь прокуратуры полагает, что вы не убивали. И решил, что у него есть основания для подобных выводов…
— Он все понял.
— Чушь все это, Валерий Васильевич. Чушь… Нам-то лучше знать, как это было, — он подался вперед и секунды три смотрел Валдаеву глаза в глаза. Он надеялся, что его взор прожжет до глубины души. Может, так бы оно и было еще несколько часов назад. Но сейчас Валдаеву было все равно. Он ощущал лишь опустошение.
— Я ничего плохо не делал.
— А, слышали уже. — Майор откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно. — Из Москвы без нашего ведома не уезжать. Быть готовым прийти по повестке. Поняли?
— Понял.
— До встречи, — майор Кучер махнул рукой. Валдаев на подкашивающихся ногах вышел из комнаты. Там его ждал сопровождающий милиционер.
— Я провожу, — сказал он.
Он провел Валдаева на первый этаж, вывел на улицу и легонько подтолкнул в плечо:
— Свободен.
В лицо Валдаеву дохнул свежий прохладный ветер. Сегодня зима откуда-то из прошлого дохнула на город прохладой и столбик термометра рухнул до пяти градусов.
Действительно свободен — запело все внутри Валдаева.
Емy казалось, что оттолкнись он сейчас ногой от земли — и взлетит в воздух. Вокруг простор. Свобода. За спиной остались тесная камера и допросы.
Порыв ветра охладил его лицо, и Валдаев понял, что по щекам текут слезы.
Он как пьяный пошел по улице. Был уже первый час ночи. Он тормознул машину. Водитель заломил явно высокую цену, но Валдаев согласился. И через полчаса открывал металлическую дверь своей квартиры. Потом захлопнул ее. крыл на засов. Запер на все замки.
Все, теперь отсюда его не выкурить. «Мой дом — моя крепость».
Не раздеваясь, он завалился на диван. Ему сейчас хотелось одного — заснуть. И как можно дольше не выныривать из объятий Морфея. Но сон капризно не желал приходить.
Часы на стене отсчитывали минуты. А Валдаев лежал, прикрыв глаза. И в мозгу по кругу вращались картины и ощущения этого дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Доцент института культуры, старая интеллигентка, она взялась за воспитание пухленького, умненького внука водила его за ручку. Мальчишки из класса называли его маменькиным сыночком — правильнее было бы бабушкиным внучком, но маменькин сынок было обиднее. Бабушка умерла, оставив ему квартиру и множество старых вещей. Рана эта для него была незаживающая.
Родственники к нему относились как к большому чудаку, изредка наезжали, но не особенно напрягали. Сам он в Оренбуржье наезжал раз в два года. Он не любил те места. Они его раздражали, поскольку от семейного спокойного провинциализма у него не осталось ничего, за последние двадцать пять лет своей жизни он стал типичным москвичом, который не мыслит себя вне гигантского муравейника, который болеет Москвой и сидит на ней, как наркоман на героине…
Он подумал, что надо попросить приехать старшего брата. Тот поможет с адвокатом и вообще подскажет, как и что. Брат хваткий, деловой, создан для того, чтобы решать труднорешаемые вопросы…
— За дело хоть девку пришил? — спросил Мусса.
— А вы откуда знаете? — спросил Валдаев.
— Тут «телефон» быстро все разносит. Так за дело?
— Не убивал я ее!
— Э, так все говорят… Вообще, если убил, это еще не значит, что ты убийца, — рассудительно произнес Мусса, усаживаясь в позе лотоса на нары. — Захотелось убить, убил. Потом раскаялся. Через час ты уже изменился внутренне Ты уже другой человек, который никого бы не убил. Значит, ты уже не убийца. За что судить, спрашивается?
— Ну, Мусса, даешь. Философ, — с уважением хмыкнул Клык.
— Бродячий философ, — поддакнул татарин. — Был порыв — я украл. А сейчас не украду, оставь хоть двести тысяч рублей передо мной. Правда, братва?
— Ага, — кивнул Клык.
— Значит, я не вор. И нечего тут — следствие, суд.
— Только почему у тебя три ходки? — спросил Клык.
— Люди меняются, — развел руками Мусса. — Признаю, иногда я становлюсь вором. Но сейчас я не вор. Сейчас хороший мужик. Так что, если и убил ее, не стесняйся, лысый. Дело житейское.
— Никого я не убивал!
— Не убивал так не убивал. Все равно меньше чем десять лет не дадут.
— Десять? — переспросил Валдаев почти шепотом.
— А то и больше. Хотя за бабу многовато…
Валдаев пристроился на краешке нар. И оцепенел. Мыслей почти не было. Клубком ворочались страхи и ожидания. И вертелось в голове — десять лет, десять лет. Эта цифра была как гигантская глыба, готовая погрести его под себя.
Местные обитатели о чем-то рассказывали, гоготали, но Валдаев к ним не прислушивался. Он благодарил судьбу, что на него не обращают внимания. Он слышал, что бывает гораздо хуже. Что этот путь начинается с издевательств над людьми, с избиений. От мысли, что его могут избить, унизить, стало совсем дурно. И Валдаеву вдруг захотелось умереть. Вырваться из этого такого недружественного ему мира… Десять лет! Да ему не выжить здесь и месяца!
Сколько так прошло времени? Часа три. Валдаев так и просидел на краешке нар. Он сидел бы дальше, если бы дверь со скрипом не открылась.
— Валдаев, на выход, — сказал выводной. Валдаев поднялся. Мусса напутствовал:
— Ты, лысый, лучше во всем признайся. Меньше дадут. Валдаев кивнул. Он знал, что сейчас все пойдет уже по второму кругу — допросы, вопросы, угрозы. Но все равно, когда вышел из камеры, ощутил себя так, будто выбрался из тесной одежды. Сразу стало легче дышать.
Его провели в кабинет в том же здании. Это был другой кабинет, более просторный, с длинным столом, с телевизором в углу. На стене висел «План расстановки патрульных нарядов на территории, обслуживаемой ОВД муниципального округа». Это был кабинет какого-то местного начальника.
Во главе стола сидел майор Кучер. Он был чем-то сильно недоволен.
Он протянул Валдаеву распухший от вещей большой бумажный пакет и какой-то документ на ломкой желтой бумаге.
— Вот здесь распишитесь. В пакете проверьте, все ли вещи на месте.
Валдаев послушно расписался, еще не осознав, что при исходит. Тупо открыл конверт, посмотрел на паспорт, карточку Союза журналистов, ключи, деньги, которые пару часов назад извлекли при обыске из его карманов.
— Это что? — вяло спросил он.
— Отпускаем вас, — устало произнес майор.
— Нашли убийцу?
— Нет. Не нашли… Прокурор считает, что основании для вашего задержания нет.
— Правильно. Я никого не убивал.
— Не будем возвращаться к пройденному… Следователь прокуратуры полагает, что вы не убивали. И решил, что у него есть основания для подобных выводов…
— Он все понял.
— Чушь все это, Валерий Васильевич. Чушь… Нам-то лучше знать, как это было, — он подался вперед и секунды три смотрел Валдаеву глаза в глаза. Он надеялся, что его взор прожжет до глубины души. Может, так бы оно и было еще несколько часов назад. Но сейчас Валдаеву было все равно. Он ощущал лишь опустошение.
— Я ничего плохо не делал.
— А, слышали уже. — Майор откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно. — Из Москвы без нашего ведома не уезжать. Быть готовым прийти по повестке. Поняли?
— Понял.
— До встречи, — майор Кучер махнул рукой. Валдаев на подкашивающихся ногах вышел из комнаты. Там его ждал сопровождающий милиционер.
— Я провожу, — сказал он.
Он провел Валдаева на первый этаж, вывел на улицу и легонько подтолкнул в плечо:
— Свободен.
В лицо Валдаеву дохнул свежий прохладный ветер. Сегодня зима откуда-то из прошлого дохнула на город прохладой и столбик термометра рухнул до пяти градусов.
Действительно свободен — запело все внутри Валдаева.
Емy казалось, что оттолкнись он сейчас ногой от земли — и взлетит в воздух. Вокруг простор. Свобода. За спиной остались тесная камера и допросы.
Порыв ветра охладил его лицо, и Валдаев понял, что по щекам текут слезы.
Он как пьяный пошел по улице. Был уже первый час ночи. Он тормознул машину. Водитель заломил явно высокую цену, но Валдаев согласился. И через полчаса открывал металлическую дверь своей квартиры. Потом захлопнул ее. крыл на засов. Запер на все замки.
Все, теперь отсюда его не выкурить. «Мой дом — моя крепость».
Не раздеваясь, он завалился на диван. Ему сейчас хотелось одного — заснуть. И как можно дольше не выныривать из объятий Морфея. Но сон капризно не желал приходить.
Часы на стене отсчитывали минуты. А Валдаев лежал, прикрыв глаза. И в мозгу по кругу вращались картины и ощущения этого дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61