И человека три у Гари-ка… Деньги-то. Денежки, — Додон ткнул Художника в грудь.
Художник вытащил из кармана свернутые в толстую трубочку стобаксовые купюры.
— На. Порадуйся.
— Вот молодец, Художник. Ты тоже человек… Что делать-то будешь?
— Что? Пойду на разбор. Если хотят меня видеть, то увидят. Хотят базара — будет базар.
— Если ты их переспорить хочешь — зря. Они тебя уже приговорили. Им бы формальность соблюсти.
— Поглядим…
Художник еще сомневался, что Тимоха решится так поступить с ним. Но вечером положенец позвонил ему на сотовый телефон, поздоровался и сразу перешел к делу:
— Художник, ты из всей хивы самый понятливый. Тут друзья из Ташкента подкатили с заманчивым предложением. Деньги ломовые мерещатся. Если хорошо поднапрячься…
— «Белый»? — спросил Художник. Действительно, чем еще заниматься друзьям из Ташкента, как не героином.
— Нет. Продовольствие. Но дело стоящее. И почти законное. Нужны только коммерческие структуры, через которые товар прогнать. И деньги.
— А я тут как?
— Непонятно? Ты же по водке главный.
— Можно подумать.
— Знаешь, приезжай завтра вечерочком, часов в девять, на фазенду. В Корнаково. Там стол будет. Девочек на субботник я уже выписал.
Коттедж в Корнаково с охотничьим домиком Тимоха арендовал в бывших угодьях бывшего облисполкома. Так как место было тихое, там заключались договоры и уговоры, там обрабатывали непонятливых, там можно было при желании закопать чье-нибудь тело.
— Ну что, надо идти, — сказал Художник.
— Опасно, очень опасно, — покачал головой дядя Леша, отхлебнул «Белой лошади», икнул.
— Бросай пить, когда вопрос решаем, — кинул Художник.
— Пожалуйста, — дядя Леша примерился и метнул бутылку, в которой оставалось еще две трети огненной воды, в мусорную корзину. — Нельзя тебе туда ходить.
— Лучше переглушить их так, — предложил Шайтан. — С расстояния.
— Нет. Я им в глаза посмотреть хочу, сукам, — улыбнулся многообещающе Художник. — Чтобы все как положено было. У них — беспредел. У нас — по закону…
Они снова погрузились в обсуждение деталей предстоящего представления.
— Люка берем — он толк в этих делах знает, — сказал Шайтан. — И Грозу. Так что можно попробовать.
— Попробовать, или ты отвечаешь? — нахмурился Художник, испытующе глядя на Шайтана.
— Отвечаю? Если не получится, то и спросить с меня некому будет, — усмехнулся Шайтан.
— Не шути…
— Да не боись, выдюжим, — успокоил Шайтан.
— Выдюжим так выдюжим, — кивнул Художник. Он не хотел показывать, что ему страшно. Но как бы страшно ни было, он знал, что все равно пойдет на эту встречу. Следующим вечером Художник отправился в Корнаково.
За рулем скромной, подержанной «девятки» сидел Армен, у которого настроение было отвратное.
Обширная территория бывших облисполкомовских владений была огорожена забором. Художник просигналил. Вышел сонный длиннорукий дылда в комбезе, напоминающий недавно объевшегося бананами шимпанзе, хмуро посмотрел на гостя и осведомился:
— Вы одни?
— Одни. Совсем одни.
— Заходите. Только тачку здесь оставьте.
— Размечтался, — кивнул Художник. — Так гостей принимают?
Здоровяк задумался, потом кивнул:
— Проезжай, — и стал отворять ворота.
На бетонной площадке у коттеджа стояла синяя «Волга» Тимохи (он почему-то не признавал импортных автомобилей), «Ауди-Аванте», джип «Паджеро». Несколько жлобов сидели в машинах и беседке рядом с домом. Они стерегли хозяйский покой.
— Проходите, пожалуйста, — верткий и вежливый молодой человек распахнул дверь и показал Художнику на двери коттеджа.
Армен остался скучать за рулем. Художник прошел в охотничью залу. На стенах висели оленьи рога и кабаньи морды, трещали по-домашнему в камине поленья. За столом сидел Тимоха. Больше в помещении никого не было.
— Ну, здорово, Художник, — положенец обнял его и проводил к столу. — Садись. Чувствуй себя как дома.
— Спасибо.
— Ну, хряпнем? — Положенец взял бутылку водки.
— Не, я сегодня в завязке. Доктор накормил желудочными таблетками. И на водяру сказали даже не смотреть. Так что без меня, — улыбнулся Художник. Ему не хотелось, чтобы его наклофелинили.
— Как хочешь, — Тимоха отставил свою рюмку.
— Ну, где твои узбеки?
— Русские, Художник. Русские. В Узбекистане не только узбеки.
— А хоть негры. Их тачки навороченные на стоянке? — поинтересовался Художник.
— Да, — Тимоха встал, крикнул:
— Идите!
На зов появились двое дылд, явно не походящих на коммерсантов из Ташкента.
Художник было дернулся, почуяв неладное, но они кинулись на него, скрутили руки.
Потом вальяжно прошествовал в комнату Гарик Краснодарский, как всегда шикарно одет, в строгом, коричневом, от хорошего портного костюме, при галстуке «версаче» и в крокодиловых ботинках. За ним шел еще один мужчина, уже старик, всем своим видом и своей долгой, нелегкой жизнью будто поставивший целью доказать незыблемость теории Ломброзо о соответствии внешности и преступных наклонностей. Лоб низкий, морщинистый, руки длинные, весь в татуировках. Это и был знаменитый в свое дремучее время карманник Большой.
— И что это за гадские заморочки? — прохрипел Художник.
— Правилка это, Художник, — улыбнулся жестко и многообещающе Тимоха.
— И кого правим?
— Тебя…
Дубликаты ключей Влад сделал, когда проводил обыск на квартире Политика. Он уже тогда рассчитывал на худшее и сумел, пока суд да дело, с изъятых ключей сделать копии. Маничев считал, что дубликат с магнитного ключа от замка известной израильской фирмы сделать невозможно, но работягам с московского почтового ящика для этого понадобился всего лишь час. И дом Политика перестал быть его крепостью.
Хорошо, что Политик не успел переехать на новую квартиру на Сретенке, в которой бригада югославских строителей заканчивала безумный евроремонт. Туда прорваться было бы проблематично — охрана, видеокамеры. Этот же дом на Арбате был стар, внизу не охранялся, а домофон — это не проблема. В общем, Гурьянов без труда проник в квартиру и стал ждать. Когда по рации Влад сообщил, что подъехала машина, полковник забрался на просторные антресоли, куда никто не полезет, затаился среди коробок. Дышать там было трудно, но можно. Он, бывало, коротал время в куда худших местах — в арыках с нечистотами, канализационных люках. Так что по сравнению с ними антресоли — просто полка в мягком вагоне, где есть все шансы приятно расслабиться.. Он подождал, пока хозяин квартиры отправится в ванную. И встретил его у выхода.
— Не убивайте, — прошептал Политик, когда его кинули на диван.
— Заплачено, — улыбнулся Гурьянов и нажал снова на болевую точку, увидев, что хозяин квартиры собирается заорать.
Через минуту полковник привел его в чувство и проинформировал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Художник вытащил из кармана свернутые в толстую трубочку стобаксовые купюры.
— На. Порадуйся.
— Вот молодец, Художник. Ты тоже человек… Что делать-то будешь?
— Что? Пойду на разбор. Если хотят меня видеть, то увидят. Хотят базара — будет базар.
— Если ты их переспорить хочешь — зря. Они тебя уже приговорили. Им бы формальность соблюсти.
— Поглядим…
Художник еще сомневался, что Тимоха решится так поступить с ним. Но вечером положенец позвонил ему на сотовый телефон, поздоровался и сразу перешел к делу:
— Художник, ты из всей хивы самый понятливый. Тут друзья из Ташкента подкатили с заманчивым предложением. Деньги ломовые мерещатся. Если хорошо поднапрячься…
— «Белый»? — спросил Художник. Действительно, чем еще заниматься друзьям из Ташкента, как не героином.
— Нет. Продовольствие. Но дело стоящее. И почти законное. Нужны только коммерческие структуры, через которые товар прогнать. И деньги.
— А я тут как?
— Непонятно? Ты же по водке главный.
— Можно подумать.
— Знаешь, приезжай завтра вечерочком, часов в девять, на фазенду. В Корнаково. Там стол будет. Девочек на субботник я уже выписал.
Коттедж в Корнаково с охотничьим домиком Тимоха арендовал в бывших угодьях бывшего облисполкома. Так как место было тихое, там заключались договоры и уговоры, там обрабатывали непонятливых, там можно было при желании закопать чье-нибудь тело.
— Ну что, надо идти, — сказал Художник.
— Опасно, очень опасно, — покачал головой дядя Леша, отхлебнул «Белой лошади», икнул.
— Бросай пить, когда вопрос решаем, — кинул Художник.
— Пожалуйста, — дядя Леша примерился и метнул бутылку, в которой оставалось еще две трети огненной воды, в мусорную корзину. — Нельзя тебе туда ходить.
— Лучше переглушить их так, — предложил Шайтан. — С расстояния.
— Нет. Я им в глаза посмотреть хочу, сукам, — улыбнулся многообещающе Художник. — Чтобы все как положено было. У них — беспредел. У нас — по закону…
Они снова погрузились в обсуждение деталей предстоящего представления.
— Люка берем — он толк в этих делах знает, — сказал Шайтан. — И Грозу. Так что можно попробовать.
— Попробовать, или ты отвечаешь? — нахмурился Художник, испытующе глядя на Шайтана.
— Отвечаю? Если не получится, то и спросить с меня некому будет, — усмехнулся Шайтан.
— Не шути…
— Да не боись, выдюжим, — успокоил Шайтан.
— Выдюжим так выдюжим, — кивнул Художник. Он не хотел показывать, что ему страшно. Но как бы страшно ни было, он знал, что все равно пойдет на эту встречу. Следующим вечером Художник отправился в Корнаково.
За рулем скромной, подержанной «девятки» сидел Армен, у которого настроение было отвратное.
Обширная территория бывших облисполкомовских владений была огорожена забором. Художник просигналил. Вышел сонный длиннорукий дылда в комбезе, напоминающий недавно объевшегося бананами шимпанзе, хмуро посмотрел на гостя и осведомился:
— Вы одни?
— Одни. Совсем одни.
— Заходите. Только тачку здесь оставьте.
— Размечтался, — кивнул Художник. — Так гостей принимают?
Здоровяк задумался, потом кивнул:
— Проезжай, — и стал отворять ворота.
На бетонной площадке у коттеджа стояла синяя «Волга» Тимохи (он почему-то не признавал импортных автомобилей), «Ауди-Аванте», джип «Паджеро». Несколько жлобов сидели в машинах и беседке рядом с домом. Они стерегли хозяйский покой.
— Проходите, пожалуйста, — верткий и вежливый молодой человек распахнул дверь и показал Художнику на двери коттеджа.
Армен остался скучать за рулем. Художник прошел в охотничью залу. На стенах висели оленьи рога и кабаньи морды, трещали по-домашнему в камине поленья. За столом сидел Тимоха. Больше в помещении никого не было.
— Ну, здорово, Художник, — положенец обнял его и проводил к столу. — Садись. Чувствуй себя как дома.
— Спасибо.
— Ну, хряпнем? — Положенец взял бутылку водки.
— Не, я сегодня в завязке. Доктор накормил желудочными таблетками. И на водяру сказали даже не смотреть. Так что без меня, — улыбнулся Художник. Ему не хотелось, чтобы его наклофелинили.
— Как хочешь, — Тимоха отставил свою рюмку.
— Ну, где твои узбеки?
— Русские, Художник. Русские. В Узбекистане не только узбеки.
— А хоть негры. Их тачки навороченные на стоянке? — поинтересовался Художник.
— Да, — Тимоха встал, крикнул:
— Идите!
На зов появились двое дылд, явно не походящих на коммерсантов из Ташкента.
Художник было дернулся, почуяв неладное, но они кинулись на него, скрутили руки.
Потом вальяжно прошествовал в комнату Гарик Краснодарский, как всегда шикарно одет, в строгом, коричневом, от хорошего портного костюме, при галстуке «версаче» и в крокодиловых ботинках. За ним шел еще один мужчина, уже старик, всем своим видом и своей долгой, нелегкой жизнью будто поставивший целью доказать незыблемость теории Ломброзо о соответствии внешности и преступных наклонностей. Лоб низкий, морщинистый, руки длинные, весь в татуировках. Это и был знаменитый в свое дремучее время карманник Большой.
— И что это за гадские заморочки? — прохрипел Художник.
— Правилка это, Художник, — улыбнулся жестко и многообещающе Тимоха.
— И кого правим?
— Тебя…
Дубликаты ключей Влад сделал, когда проводил обыск на квартире Политика. Он уже тогда рассчитывал на худшее и сумел, пока суд да дело, с изъятых ключей сделать копии. Маничев считал, что дубликат с магнитного ключа от замка известной израильской фирмы сделать невозможно, но работягам с московского почтового ящика для этого понадобился всего лишь час. И дом Политика перестал быть его крепостью.
Хорошо, что Политик не успел переехать на новую квартиру на Сретенке, в которой бригада югославских строителей заканчивала безумный евроремонт. Туда прорваться было бы проблематично — охрана, видеокамеры. Этот же дом на Арбате был стар, внизу не охранялся, а домофон — это не проблема. В общем, Гурьянов без труда проник в квартиру и стал ждать. Когда по рации Влад сообщил, что подъехала машина, полковник забрался на просторные антресоли, куда никто не полезет, затаился среди коробок. Дышать там было трудно, но можно. Он, бывало, коротал время в куда худших местах — в арыках с нечистотами, канализационных люках. Так что по сравнению с ними антресоли — просто полка в мягком вагоне, где есть все шансы приятно расслабиться.. Он подождал, пока хозяин квартиры отправится в ванную. И встретил его у выхода.
— Не убивайте, — прошептал Политик, когда его кинули на диван.
— Заплачено, — улыбнулся Гурьянов и нажал снова на болевую точку, увидев, что хозяин квартиры собирается заорать.
Через минуту полковник привел его в чувство и проинформировал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77