А что до остальных названных тобой вещей, то они больше ни в малейшей степени не привлекают моего внимания.
Римо так и застыл на пороге.
— Ну-ка, давай еще раз. Насколько я понял, ты не смотришь больше мыльные оперы. С каких это пор?
— С тех пор, как они приносят мне одни лишь разочарования, — ответил Чиун. — Но ни слова больше, пока ты не избавишься от этого ужасного запаха. Я подожду.
Выйдя из душа, Римо одел короткий льняной халат и, открыв дверь ванной, увидел, что Чиун выводит на листе пергамента корейские иероглифы.
— Так что там случилось с мыльными операми? — полюбопытствовал Римо.
— Они обратились к насилию и осквернили ими же созданную красоту. Я попытался остановить их, заставив тебя отправить мое письмо самому Норману Лиру, чтобы предупредить его. Увы, ничто не изменилось. А лишь ухудшилось. — Отложив гусиное перо, Чиун поднял глаза на Римо. — Поэтому я и решил написать несравненную драму сам. — Он обвел лежавшие перед ними листки пергамента. — Вот, ты видишь ее перед собою.
Римо застонал.
— Чиун, ты написал мыльную оперу?
— Я написал величайшую драму всех времен. Это более достойное для нее название.
Расхохотавшись, Римо повалился на стоявший у стены диван.
— Ну, ясно. Я даже знаю, как ты ее назовешь. “Рюбовь и левность” — угадал, папочка?
Чиун смерил его презрительным взглядом.
— В отличие от некоторых, я правильно произношу “Р” и “Л” — иначе как бы смог я выговорить ваши немыслимые имена, скажи мне?
Римо кивнул в ответ.
— И потом, — продолжал Чиун, — ведь “репоголовый” начинается с “р”, а “лопух” — явно с “л”. Перепутать буквы было бы недостойно по отношению к этим чудесным словам, столь ярко живописующим твою неполноценность.
Римо, перестав смеяться, резко выпрямился.
— Хочешь завести человека, Чиун?
— Ага, — удовлетворенно закивал Чиун. — Наконец я добился внимания с твоей стороны — значит, можно приступать к делу.
— Валяй, — кивнул с кислым видом Римо.
— Для того, чтобы оценить величайшее из произведений, люди должны его увидеть, — начал Чиун.
— И чтобы поверить, что оно вообще есть, — кивнул Римо.
— Замолчи. Итак, есть несколько способов показать эту вершину искусства по телевидению. Но поскольку у нас нет собственной телестанции, и мы не производим в коробочках питание для младенцев, эти способы неподвластны нам. Значит, нужно найти другие. Обратись в слух, ибо то, что я скажу далее, впрямую касается тебя.
— Умираю от нетерпения.
— Я с величайшим тщанием обдумывал это и понял, что у всех людей, которые пишут для телевидения, есть одна общая черта.
— Талант?
Чиун плавно взмахнул рукой, словно отметая шпильки нерадивого питомца.
— У них есть агенты. И причиной тому — почта, которую вы устроили у себя в стране.
— Бога ради, какое отношение к этому имеет почтовое ведомство?
— Если писатель просто положит свое детище в ящик, чтобы отослать его на телевидение, с ним произойдет то, что происходит с любым письмом. Его потеряют так же, как теряют эти недоумки все письма, которые шлют мне все эти годы немногие преданные ученики. И поэтому писатель нанимает агента. А этот агент кладет шедевр в конверт, берет конверт под мышку, несет его на телевидение и вручает его там нужным людям. Так его невозможно потерять. Ты должен верить мне, Римо, именно так все это и делается.
— Вообще-то агенты занимаются не этим, — пожал плечами Римо.
— Агенты занимаются именно этим, — наставительно изрек Чиун. — А потом этому самому агенту достается десять процентов того, что получает писатель. Но ты начинающий агент, и потому я собираюсь платить тебе пять процентов.
Римо покачал головой, не в знак того, что он отвергает предложение наставника, а просто от общего обалдения.
— А почему ты решил выбрать именно меня, папочка?
— Я уже сказал тебе. Я тщательно все обдумал. У тебя есть одно качество, совершенно необходимое для того, чтобы быть хорошим агентом.
— Да? Какое же?
— У тебя два имени. — Римо ошеломленно воззрился на Чиуна. — Да, да, Римо. У всех больших агентов два имени. Почему так — не знаю, но это так. Можешь сам посмотреть и убедиться.
Римо открыл рот, собираясь что-то сказать, но подумал и закрыл его снова. Опять открыл рот — и снова закрыл.
— Вот и прекрасно. Возразить тебе нечего. Значит, все решено. И я так хорошо знаю тебя, Римо, что заключать контракт между нами не нужно, наверное, — я знаю, ты никогда меня не обманешь.
— Чиун, это же какой-то бред.
— Волноваться тебе не следует. Я уверен, ты быстро всему научишься и станешь самым настоящим агентом. Я сам буду помогать тебе.
Мысль о протесте Римо откинул как бесполезную.
— Ну, хорошо, обсудим все это подробнее чуть попозже. А эта твоя мыльная опера? О чем она? Я ведь еще и не знаю.
— Потому что я тебе еще не сказал. Это история молодого, честного, храброго юноши...
— ...Из деревни Синанджу в Северной Корее, — мрачно закончил Римо.
— ...Из деревни Синанджу в Северной Корее, — продолжал, будто не слыша его, Чиун. — И этот молодой человек, оказавшись в жестоком и глупом мире, вынужден применить свое древнее искусство...
— ...Убийства себе подобных, как все мастера Синанджу, — продолжил Римо. Чиун откашлялся.
— ...Свое древнее искусство управлять себе подобными. Его не ценят и не понимают, но он остается верен своим убеждениям и исправно выполняет благородную задачу — шлет золото в свою родную деревню, потому что она очень бедная...
— А без этого золота, — встрял Римо, — люди начнут голодать и швырять новорожденных в море, потому что не смогут прокормить их.
— Римо, ты подглядывал в мою рукопись, да?
— Я бы не посмел, папочка.
— Тогда дай мне закончить. А потом наш герой, уже в годах, берет приемного сына, ребенка другой расы, но воспитанник вырастает в толстого неблагодарного лентяя, от которого смердит пластиком и который не пошевельнет ради отца пальцем, — Чиун замолчал.
— Ну и? — сказал Римо.
— Что значит твое “ну и”?
— Что дальше? Что происходит с нашим героем и его неблагодарным американским приемышем, имя которого, по всей видимости, что-то вроде “Римо Уильямс”?
— Я еще не дописал конец, — ответил Чиун.
— Почему?
— Я хотел сначала посмотреть, как ты справишься с обязанностями моего агента.
Римо сделал глубокий вдох.
— Чиун, я должен сказать тебе что-то... и очень рад, что звонит телефон в соседней комнате, потому что мне не придется тебе этого говорить.
Звонил доктор Харолд В.Смит.
— Римо, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы с Чиуном немедленно отправились в Вудбридж, штат Коннектикут.
— Минутку. Вам совсем не хочется узнать, как прошла моя прогулка в Северную Дакоту?
— Прошла хорошо. Я слышал краем уха. Десять тысяч вы привезли назад?
— Я дал их на чай таксисту, — пробурчал Римо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Римо так и застыл на пороге.
— Ну-ка, давай еще раз. Насколько я понял, ты не смотришь больше мыльные оперы. С каких это пор?
— С тех пор, как они приносят мне одни лишь разочарования, — ответил Чиун. — Но ни слова больше, пока ты не избавишься от этого ужасного запаха. Я подожду.
Выйдя из душа, Римо одел короткий льняной халат и, открыв дверь ванной, увидел, что Чиун выводит на листе пергамента корейские иероглифы.
— Так что там случилось с мыльными операми? — полюбопытствовал Римо.
— Они обратились к насилию и осквернили ими же созданную красоту. Я попытался остановить их, заставив тебя отправить мое письмо самому Норману Лиру, чтобы предупредить его. Увы, ничто не изменилось. А лишь ухудшилось. — Отложив гусиное перо, Чиун поднял глаза на Римо. — Поэтому я и решил написать несравненную драму сам. — Он обвел лежавшие перед ними листки пергамента. — Вот, ты видишь ее перед собою.
Римо застонал.
— Чиун, ты написал мыльную оперу?
— Я написал величайшую драму всех времен. Это более достойное для нее название.
Расхохотавшись, Римо повалился на стоявший у стены диван.
— Ну, ясно. Я даже знаю, как ты ее назовешь. “Рюбовь и левность” — угадал, папочка?
Чиун смерил его презрительным взглядом.
— В отличие от некоторых, я правильно произношу “Р” и “Л” — иначе как бы смог я выговорить ваши немыслимые имена, скажи мне?
Римо кивнул в ответ.
— И потом, — продолжал Чиун, — ведь “репоголовый” начинается с “р”, а “лопух” — явно с “л”. Перепутать буквы было бы недостойно по отношению к этим чудесным словам, столь ярко живописующим твою неполноценность.
Римо, перестав смеяться, резко выпрямился.
— Хочешь завести человека, Чиун?
— Ага, — удовлетворенно закивал Чиун. — Наконец я добился внимания с твоей стороны — значит, можно приступать к делу.
— Валяй, — кивнул с кислым видом Римо.
— Для того, чтобы оценить величайшее из произведений, люди должны его увидеть, — начал Чиун.
— И чтобы поверить, что оно вообще есть, — кивнул Римо.
— Замолчи. Итак, есть несколько способов показать эту вершину искусства по телевидению. Но поскольку у нас нет собственной телестанции, и мы не производим в коробочках питание для младенцев, эти способы неподвластны нам. Значит, нужно найти другие. Обратись в слух, ибо то, что я скажу далее, впрямую касается тебя.
— Умираю от нетерпения.
— Я с величайшим тщанием обдумывал это и понял, что у всех людей, которые пишут для телевидения, есть одна общая черта.
— Талант?
Чиун плавно взмахнул рукой, словно отметая шпильки нерадивого питомца.
— У них есть агенты. И причиной тому — почта, которую вы устроили у себя в стране.
— Бога ради, какое отношение к этому имеет почтовое ведомство?
— Если писатель просто положит свое детище в ящик, чтобы отослать его на телевидение, с ним произойдет то, что происходит с любым письмом. Его потеряют так же, как теряют эти недоумки все письма, которые шлют мне все эти годы немногие преданные ученики. И поэтому писатель нанимает агента. А этот агент кладет шедевр в конверт, берет конверт под мышку, несет его на телевидение и вручает его там нужным людям. Так его невозможно потерять. Ты должен верить мне, Римо, именно так все это и делается.
— Вообще-то агенты занимаются не этим, — пожал плечами Римо.
— Агенты занимаются именно этим, — наставительно изрек Чиун. — А потом этому самому агенту достается десять процентов того, что получает писатель. Но ты начинающий агент, и потому я собираюсь платить тебе пять процентов.
Римо покачал головой, не в знак того, что он отвергает предложение наставника, а просто от общего обалдения.
— А почему ты решил выбрать именно меня, папочка?
— Я уже сказал тебе. Я тщательно все обдумал. У тебя есть одно качество, совершенно необходимое для того, чтобы быть хорошим агентом.
— Да? Какое же?
— У тебя два имени. — Римо ошеломленно воззрился на Чиуна. — Да, да, Римо. У всех больших агентов два имени. Почему так — не знаю, но это так. Можешь сам посмотреть и убедиться.
Римо открыл рот, собираясь что-то сказать, но подумал и закрыл его снова. Опять открыл рот — и снова закрыл.
— Вот и прекрасно. Возразить тебе нечего. Значит, все решено. И я так хорошо знаю тебя, Римо, что заключать контракт между нами не нужно, наверное, — я знаю, ты никогда меня не обманешь.
— Чиун, это же какой-то бред.
— Волноваться тебе не следует. Я уверен, ты быстро всему научишься и станешь самым настоящим агентом. Я сам буду помогать тебе.
Мысль о протесте Римо откинул как бесполезную.
— Ну, хорошо, обсудим все это подробнее чуть попозже. А эта твоя мыльная опера? О чем она? Я ведь еще и не знаю.
— Потому что я тебе еще не сказал. Это история молодого, честного, храброго юноши...
— ...Из деревни Синанджу в Северной Корее, — мрачно закончил Римо.
— ...Из деревни Синанджу в Северной Корее, — продолжал, будто не слыша его, Чиун. — И этот молодой человек, оказавшись в жестоком и глупом мире, вынужден применить свое древнее искусство...
— ...Убийства себе подобных, как все мастера Синанджу, — продолжил Римо. Чиун откашлялся.
— ...Свое древнее искусство управлять себе подобными. Его не ценят и не понимают, но он остается верен своим убеждениям и исправно выполняет благородную задачу — шлет золото в свою родную деревню, потому что она очень бедная...
— А без этого золота, — встрял Римо, — люди начнут голодать и швырять новорожденных в море, потому что не смогут прокормить их.
— Римо, ты подглядывал в мою рукопись, да?
— Я бы не посмел, папочка.
— Тогда дай мне закончить. А потом наш герой, уже в годах, берет приемного сына, ребенка другой расы, но воспитанник вырастает в толстого неблагодарного лентяя, от которого смердит пластиком и который не пошевельнет ради отца пальцем, — Чиун замолчал.
— Ну и? — сказал Римо.
— Что значит твое “ну и”?
— Что дальше? Что происходит с нашим героем и его неблагодарным американским приемышем, имя которого, по всей видимости, что-то вроде “Римо Уильямс”?
— Я еще не дописал конец, — ответил Чиун.
— Почему?
— Я хотел сначала посмотреть, как ты справишься с обязанностями моего агента.
Римо сделал глубокий вдох.
— Чиун, я должен сказать тебе что-то... и очень рад, что звонит телефон в соседней комнате, потому что мне не придется тебе этого говорить.
Звонил доктор Харолд В.Смит.
— Римо, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы с Чиуном немедленно отправились в Вудбридж, штат Коннектикут.
— Минутку. Вам совсем не хочется узнать, как прошла моя прогулка в Северную Дакоту?
— Прошла хорошо. Я слышал краем уха. Десять тысяч вы привезли назад?
— Я дал их на чай таксисту, — пробурчал Римо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37