— Как тебя зовут, приятель? — метод Джейкоба обычно заключался в том, чтобы подробно расспросить незваного гостя о роде занятий, имени и так далее, после чего громовым голосом заключить: “А теперь, так твою растак, вон отсюда!”. Если же какой-нибудь умник начинал выпендриваться, Джейкоб тыкал стволом своего “тридцать восьмого” прямо ему в зубы. Метод был создан Джейкобом еще во время работы санитаром в психиатрической клинике и с тех пор доставил ему немало светлых минут.
— Я из синагогального общества, — представился Римо.
Инстинктивно Джейкоб примерился, чтобы приложить рукоять своего оружия поперек физиономии Римо, но ее почему-то не оказалось на том месте, где Джейкоб видел ее за секунду до этого, а потом он почувствовал, что руку его с необыкновенным проворством выворачивают из сустава.
Раздался хруст, и Джейкоб почувствовал, как холодная сталь его пистолета вступает в контакт с его же собственной физиономией, а потом перестал что-либо чувствовать и очнулся уже от боли, три часа спустя, в приемном покое хьюстонской дежурной больницы.
Там ему пришлось ждать сорок пять минут, в течение которых он, извиваясь на деревянном топчане, следил, как по его плечу медленно стекают капельки крови, пока появившаяся сестра не сообщила ему, что операция будет стоить по меньшей мере тысячи полторы, и не помнит ли он номер своего медицинского полиса?
Техасец Солли, тем временем, старался удержать настойчивые позывы к рвоте, пытаясь в то же время поцеловать носки бесшумных туфель Римо, которые тот надел специально для этого случая. Сглотнув еще раз в тщетной попытке избавиться от кусочка жареного ребра, вставшего неизвестно почему поперек гортани, он сдавленно произнес:
— Прошу вас, не убивайте... я сейчас все объясню.
Окинув Солли критическим взглядом, Римо медленно прицелился пальцем в перекошенную от страха физиономию.
— У вас соус на щеке, — кивнул он. Перегнувшись, он взял со стола полотняную салфетку и протянул ее Солли; слева слышалось хриплое дыхание впавшего в беспамятство Ирвинга, слева — стоны Джейкоба, пускавшего кровавые пузыри сквозь разбитые зубы.
— С...спасибо, — кивнул Солли, вытирая рот. — Вы... позволите мне все объяснить вам?
— Валяйте.
— Эти... эти ребята... предназначались не вам, — затараторил Солли, поднимаясь и разводя руками. — Просто буквально на днях здесь устроили шабаш противники мясоедения и...
— Минутку, — перебил его Римо. — Противники мясоедения — это кучка шизиков с транспарантами, и верховодит ими рыжая девица?
— Да, они, — кивнул Солли. — Это... ваши агенты?
— Да нет, я так, — махнул рукой Римо. — Продолжайте, пожалуйста.
— Да, ну и вот, — снова затарахтел Солли. — Я уверяю, я клянусь, все будет доставлено сегодня же, или вы получите назад свои деньги. На мое слово можно положиться, поверьте мне. Передайте Джаккалини, что он немедленно получит свои бифштексы и неустойку, само собой разумеется. И скажите ему, что Техасец Солли держит свои обещания.
— Прекрасно, — кивнул Римо, спрашивая себя, уж не два ли Техасца Солли Вейнстайна проживают в Хьюстоне, и если да, с кем из них говорит он в данный момент. — А где его найти, не подскажете?
— Кого найти?
— Джаккалини, — ответил Римо. Несколько секунд Техасец Солли озадаченно смотрел на него. Затем рассмеялся.
— Очень... очень забавно, Рико. Вы ведь Рико Шапиро, я не ошибся, нет?
— Никогда не слышал о таком, — покачал головой Римо.
Смех Техасца Солли оборвался, улыбка сползла с потного лица. Облокотившись о стол, он сунул руку под верхний ящик, словно нащупывая опору.
Перегнувшись, Римо с силой надавил ладонью на крышку стола, и спрятанная под ящиком коробка сигнализации со стуком плюхнулась на пол — Солли едва успел отдернуть палец от кнопки.
Солли медленно проглотил слюну, не в силах оторвать взгляд от вмятины в столе, в точности повторявшей очертания кисти Римо.
— Я из синагогального общества, — жестко произнес Римо. — Давай выкладывай. И на сей раз без дураков.
* * *
Над Синанджу пылал закат.
“И цвета его походили на радугу, неожиданно расцветшую поперек вечернего неба. Розовый, оранжевый, пурпурный, алый, — и цвета, которым не придумано еще названия в человеческом языке, озаряли своим сиянием маленькую деревню. Так было раньше — и так будет всегда, пока океан омывает землю, и небо смыкается с нею”.
Отложив тростниковое перо, Чиун удовлетворенно окинул взглядом пергамент. За его спиной уже настоящее солнце заходило над настоящим Хьюстоном.
Пурпурный и оранжевый тона придавали хьюстонскому закату тяжелые облака окиси углерода и других мыслимых и немыслимых химических отходов, выбрасываемых фабриками. Над их яркими пятнами висела черная туча смога, а остальная часть неба была окрашена в ядовито-розовый цвет.
Люди внизу — в машинах, и наверху — в отделанных кожей и пластиком офисах небоскребов смотрели на это небо и любовались им. Им было невдомек, что всего через несколько лет — раньше, чем они могли представить, может быть, даже раньше, чем их самих примет земля — жертвами этих ярких облаков станут их дети.
Эти яркие облака проникнут в их квартиры, пройдя через сталь, стекло и бетон, минуя кондиционеры и увлажнители, а вскоре их сыновья и дочери начнут медленно умирать от удушья.
Гибель Америки наступит не в один миг, не в одну ночь и не за сутки. Она будет неотвратимой, и медленной.
Так думал Мастер Чиун, и поэтому на пергаменте солнце заходило над его родной деревней Синанджу, где люди целые века вдыхали лишь запах рыбы и ароматы моря и водорослей.
В дверь номера тихо стукнули. До этого за дверью Чиун уловил осторожные шаги по застланному ковром холлу. Затем — колебания воздуха, вызванные большим, плавных очертаний телом. И частое неровное дыхание — так дышат те, кто пытается скрыть волнение.
Чиун, однако, не мог допустить, чтобы все эти посторонние явления мешали его работе. Он был очень серьезным писателем.
— Входи, дитя мое, — произнес он громко. — Я почти закончил свой труд.
Дверь слегка приоткрылась, и снова послышался осторожный стук.
— Чиун? Это я, Вики. Можно?
Не дожидаясь ответа, она медленно открыла дверь и предстала на фоне тускло освещенного холла во всем великолепии.
Ее пышные темно-каштановые волосы тяжелыми волнами спадали по ее плечам, словно струи воды с горного склона. Огромные карие глаза широко распахнуты, и чуть приоткрыты полные влажные губы.
На Вики был длинный, до пола, пеньюар, перехваченный у талии поясом, плотно обтягивавший бедра и полную высокую грудь, двумя холмами проступавшую под тонкой тканью.
Она стояла неподвижно какой-то миг, затем, захлопнув за собой дверь, вбежала в комнату.
Чиун по-прежнему восседал спиной к окну в позе лотоса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37