Затем я посмотрел на часы – половина первого ночи.
– Ну хорошо, – предложил я, – давайте немного поговорим про убийство Вейко. У меня есть время и виски.
Я поудобнее расположился в кресле и пошевелил рукой, в которой был пистолет, чтобы ее не свело. Полностью заряженный "Браунинг Н-Р" весил... сколько? – а, да, сорок одну унцию.
Потом отпил виски и начал все снова:
– Предположим, вы один из своего рода валютных дилеров в Швейцарии. Вся Швейцария занимается или подобной деятельностью, или производством часов. Так что остановимся на валютном бизнесе. Допустим также, что вы продаете соверены. Британские золотые соверены русским. Есть много каналов: через Германию, через Австрию. И один – через Финляндию, через Вейко. Неплохая идея. Граница здесь не так сильно охраняется. Конечно, если исключить русские радарные станции. Перебрасывать желаемое – достаточно солидный груз – можно весной или осенью. Четыреста – пятьсот фунтов веса за один раз – это составит... около тридцати тысяч соверенов. Изумительный фрахт для самолета: маленький объем, высокая цена. Принципы фрахта авиасредств не меняются только потому, что сам бизнес связан с каким-то мошенничеством.
Если рот Кенига с дымящейся сигаретой считать неподвижным центром, то вокруг него царила фантасмагория оскалов, полуулыбок и гримас.
– И кто же выполняет полеты?
– Конечно, Адлер. Это должен был быть или он, или я, но я точно знаю, что здесь ни при чем. И работал он, разумеется, на Вейко, не на Вас. Вы, полагаю, знали Вейко не хуже меня. Вы знали, что первая идея, которая придет ему в голову, – это как бы прикарманить какую-то часть соверенов. Сколько бы вы ему не платили, этого было недостаточно. Ему всегда было мало, вот почему он всегда оставался мелким лапландским жуликом, а не стал большим хельсинским воротилой. И, черт возьми, потому его в конце концов убили. Так, чтобы пресечь его излишнюю заботливость и ретивость в сохранности груза, Вы его предупредили, что русских заранее ставят в известность о размере каждой посылки. Единственным путем обойти это затруднение для него было организовать переплавку всех проходящих через него монет, добавить меди и отчеканить все монеты заново, на бывшем у него оборудовании.
Я взглянул на Клода.
– Ты не сумел его найти. Пресс помещен был в задней части печи, стоявшей в кабинете. Вместе с довольно приличным количеством золотых заготовок.
Клод продолжал смотреть на меня так, словно я был пятном на спинке стула.
Я почувствовал приступ зевоты. Это меня удивило; если не считать присутствия при авиакатастрофе, обнаружения трупа, временного выключения из игры пары полицейских, удержания группы людей под дулом пистолета и совсем небольшого перелета, я не совершал в тот день никакой титанической работы. Глотнув еще виски, пришлось продолжить.
– Исходный золотой сплав соверенов содержит восемь или девять процентов меди. Ну скажем, он подмешивал еще пятнадцать процентов, и, вероятно, немного серебра, чтобы предотвратить излишнюю красноту. Так это обеспечивало пятнадцать лишних соверенов с сотни. И с полного груза он имел для себя более трех тысяч. Три фунта на каждые десять, неплохо. Однако это еще не все.
Я встряхнул головой, в ней появилась какая-то тяжесть.
– Этим он не удовольствовался. И снова переплавлял полученных три тысячи, превращая их в три тысячи четыреста пятьдесят, и продавал на запад, возможно даже в Швейцарию. Вот тут он и накололся. Или русские могли начать жаловаться, проверив одну – две партии. Я придерживаюсь этой версии.
Уголки рта Кенига подрагивали.
– Я очень рад вашим словам, что все это только версии, мистер Кери. Но позвольте вас уверить, что если бы на рынке появились фальшивые соверены, это бы стало широко известно.
– Чертовски точно.
Я покончил с виски и резко поставил стакан на кофейный столик рядом. Сорок одна унция пистолета чувствовалась в руке все сильнее. Я положил его вдоль бедра.
– Чертовски точно. И самое существенное обстоятельство – соверены стоят больше своего золотого содержания где-то процентов на пятнадцать, не так ли? Только по этой причине они приобрели репутацию монет, которые не подделываются. Так что обычно экспертиза считается пустой тратой времени. Если на рынке обнаружится некоторое количество подделок, вы ни слова ни пророните по этому поводу и кинетесь искать источник подделки. Вот потому вы и приехали разделаться с Вейко, я прав?
Снова пауза. Глядя на него, я излучал сплошное миролюбие. Рассказав свою сказку перед сном, теперь я мог мирно отдыхать.
Заговорил Кениг.
– Но мы не убивали Вейко, мистер Кери.
Голос его прозвучал в каком-то странном отдалении.
Взглянув на него, я убедился, что это впрямь его лицо. Похожее на череп на дне кубка для питья.
– Но именно за этим вы приехали.
Мой голос прозвучал как-то расплывчато, похоже на старый граммофон, когда у него кончается завод. Может, все-таки, день выдался слишком трудным...
Кениг мягко прожурчал:
– Но почему вас заботит, кто убил Вейко?
Я сонно ему улыбнулся.
– Может быть, мне все равно. Вейко достаточно опытен и нечистоплотен в делах, так что сам должен был остерегаться. А вот что остерегаться следовало Оскару Адлеру, – это меня беспокоит. У пилотов достаточно проблем и без публики, которая стремится их убить. Для кого же он выполнял полеты?
– Хитришь, хитришь, Кери, уводя разговор в сторону, – подумал я про себя.
Кениг заявил:
– На самом деле вы не продаете полет из Финляндии.
Я ответил:
– А вы не слишком-то старались заключить сделку.
Мой голос прозвучал как-то отстраненно, был слабым и сходил на нет.
Кениг умиротворяюще произнес:
– Никто сегодня ночью никуда и не собирается.
Я мог бы это сделать. Мог бы перестрелять большинство из них, только подняв "браунинг" с колена. Но мне зачем-то вместо этого понадобилось встать. И это исчерпало последние мои силы.
– Вы наглые вруны, – с трудом и медленно промямлил я. – Наглые лгуны.
Я поднял пистолет, и тихий голос из далекого, далекого прошлого напомнил мне, что никогда нельзя падать назад, стреляя из пистолета. Падать всегда следует по направлению к врагу, чтобы суметь продолжить стрельбу. Так что я добросовестно старался падать вперед, и это было совсем нетрудно. Единственный выстрел, который я сделал, пробил циновку на полу за миг до того, как я окончательно отключился.
Глава 19
Моей первой мыслью было, что меня одурманили наркотиком. Вторая мысль оказалась чисто рефлекторной: у меня приступ вселенского похмелья. Нужно отправиться в кровать, я перегружен под завязку. Третья мысль формировалась во мне медленно, вместе с появлением ощущения, что кто-то жжет старую покрышку на моем языке:
Да, я был одурманен наркотиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Ну хорошо, – предложил я, – давайте немного поговорим про убийство Вейко. У меня есть время и виски.
Я поудобнее расположился в кресле и пошевелил рукой, в которой был пистолет, чтобы ее не свело. Полностью заряженный "Браунинг Н-Р" весил... сколько? – а, да, сорок одну унцию.
Потом отпил виски и начал все снова:
– Предположим, вы один из своего рода валютных дилеров в Швейцарии. Вся Швейцария занимается или подобной деятельностью, или производством часов. Так что остановимся на валютном бизнесе. Допустим также, что вы продаете соверены. Британские золотые соверены русским. Есть много каналов: через Германию, через Австрию. И один – через Финляндию, через Вейко. Неплохая идея. Граница здесь не так сильно охраняется. Конечно, если исключить русские радарные станции. Перебрасывать желаемое – достаточно солидный груз – можно весной или осенью. Четыреста – пятьсот фунтов веса за один раз – это составит... около тридцати тысяч соверенов. Изумительный фрахт для самолета: маленький объем, высокая цена. Принципы фрахта авиасредств не меняются только потому, что сам бизнес связан с каким-то мошенничеством.
Если рот Кенига с дымящейся сигаретой считать неподвижным центром, то вокруг него царила фантасмагория оскалов, полуулыбок и гримас.
– И кто же выполняет полеты?
– Конечно, Адлер. Это должен был быть или он, или я, но я точно знаю, что здесь ни при чем. И работал он, разумеется, на Вейко, не на Вас. Вы, полагаю, знали Вейко не хуже меня. Вы знали, что первая идея, которая придет ему в голову, – это как бы прикарманить какую-то часть соверенов. Сколько бы вы ему не платили, этого было недостаточно. Ему всегда было мало, вот почему он всегда оставался мелким лапландским жуликом, а не стал большим хельсинским воротилой. И, черт возьми, потому его в конце концов убили. Так, чтобы пресечь его излишнюю заботливость и ретивость в сохранности груза, Вы его предупредили, что русских заранее ставят в известность о размере каждой посылки. Единственным путем обойти это затруднение для него было организовать переплавку всех проходящих через него монет, добавить меди и отчеканить все монеты заново, на бывшем у него оборудовании.
Я взглянул на Клода.
– Ты не сумел его найти. Пресс помещен был в задней части печи, стоявшей в кабинете. Вместе с довольно приличным количеством золотых заготовок.
Клод продолжал смотреть на меня так, словно я был пятном на спинке стула.
Я почувствовал приступ зевоты. Это меня удивило; если не считать присутствия при авиакатастрофе, обнаружения трупа, временного выключения из игры пары полицейских, удержания группы людей под дулом пистолета и совсем небольшого перелета, я не совершал в тот день никакой титанической работы. Глотнув еще виски, пришлось продолжить.
– Исходный золотой сплав соверенов содержит восемь или девять процентов меди. Ну скажем, он подмешивал еще пятнадцать процентов, и, вероятно, немного серебра, чтобы предотвратить излишнюю красноту. Так это обеспечивало пятнадцать лишних соверенов с сотни. И с полного груза он имел для себя более трех тысяч. Три фунта на каждые десять, неплохо. Однако это еще не все.
Я встряхнул головой, в ней появилась какая-то тяжесть.
– Этим он не удовольствовался. И снова переплавлял полученных три тысячи, превращая их в три тысячи четыреста пятьдесят, и продавал на запад, возможно даже в Швейцарию. Вот тут он и накололся. Или русские могли начать жаловаться, проверив одну – две партии. Я придерживаюсь этой версии.
Уголки рта Кенига подрагивали.
– Я очень рад вашим словам, что все это только версии, мистер Кери. Но позвольте вас уверить, что если бы на рынке появились фальшивые соверены, это бы стало широко известно.
– Чертовски точно.
Я покончил с виски и резко поставил стакан на кофейный столик рядом. Сорок одна унция пистолета чувствовалась в руке все сильнее. Я положил его вдоль бедра.
– Чертовски точно. И самое существенное обстоятельство – соверены стоят больше своего золотого содержания где-то процентов на пятнадцать, не так ли? Только по этой причине они приобрели репутацию монет, которые не подделываются. Так что обычно экспертиза считается пустой тратой времени. Если на рынке обнаружится некоторое количество подделок, вы ни слова ни пророните по этому поводу и кинетесь искать источник подделки. Вот потому вы и приехали разделаться с Вейко, я прав?
Снова пауза. Глядя на него, я излучал сплошное миролюбие. Рассказав свою сказку перед сном, теперь я мог мирно отдыхать.
Заговорил Кениг.
– Но мы не убивали Вейко, мистер Кери.
Голос его прозвучал в каком-то странном отдалении.
Взглянув на него, я убедился, что это впрямь его лицо. Похожее на череп на дне кубка для питья.
– Но именно за этим вы приехали.
Мой голос прозвучал как-то расплывчато, похоже на старый граммофон, когда у него кончается завод. Может, все-таки, день выдался слишком трудным...
Кениг мягко прожурчал:
– Но почему вас заботит, кто убил Вейко?
Я сонно ему улыбнулся.
– Может быть, мне все равно. Вейко достаточно опытен и нечистоплотен в делах, так что сам должен был остерегаться. А вот что остерегаться следовало Оскару Адлеру, – это меня беспокоит. У пилотов достаточно проблем и без публики, которая стремится их убить. Для кого же он выполнял полеты?
– Хитришь, хитришь, Кери, уводя разговор в сторону, – подумал я про себя.
Кениг заявил:
– На самом деле вы не продаете полет из Финляндии.
Я ответил:
– А вы не слишком-то старались заключить сделку.
Мой голос прозвучал как-то отстраненно, был слабым и сходил на нет.
Кениг умиротворяюще произнес:
– Никто сегодня ночью никуда и не собирается.
Я мог бы это сделать. Мог бы перестрелять большинство из них, только подняв "браунинг" с колена. Но мне зачем-то вместо этого понадобилось встать. И это исчерпало последние мои силы.
– Вы наглые вруны, – с трудом и медленно промямлил я. – Наглые лгуны.
Я поднял пистолет, и тихий голос из далекого, далекого прошлого напомнил мне, что никогда нельзя падать назад, стреляя из пистолета. Падать всегда следует по направлению к врагу, чтобы суметь продолжить стрельбу. Так что я добросовестно старался падать вперед, и это было совсем нетрудно. Единственный выстрел, который я сделал, пробил циновку на полу за миг до того, как я окончательно отключился.
Глава 19
Моей первой мыслью было, что меня одурманили наркотиком. Вторая мысль оказалась чисто рефлекторной: у меня приступ вселенского похмелья. Нужно отправиться в кровать, я перегружен под завязку. Третья мысль формировалась во мне медленно, вместе с появлением ощущения, что кто-то жжет старую покрышку на моем языке:
Да, я был одурманен наркотиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64