.. Только пойми меня правильно, — поспешно добавила Матасунта, — мне все в тебе нравится.
— Приятно слышать. Так относительно носа...
— Конечно, не против! Твой нос, по-моему, аристократичен и благороден. Не возражаю я и против маленьких рыжих бородок или вьющихся каштановых волос или любых других черт внешности удивительного молодого человека по имени Мартинус Падуанский. Тебя ведь это интересует?
Пэдуэй с облегчением вздохнул. Какая чудесная женщина — все понимает и идет ему навстречу!
— Честно говоря, да, принцесса.
— Не будь таким кошмарно почтительным, Мартинус. Сразу видно, что ты чужестранец — непременно употребляешь все правильные титулы и обращения.
Пэдуэй ухмыльнулся.
— Лучше подстраховаться... Ну, попробую без обиняков. Я... э-э, хотел спросить... раз ты не против... нельзя ли мне рассчитывать со временем на... э-э...
— Ты случайно не любовь имеешь в виду?
— Да! — выпалил Мартин.
— Может быть.
— Фу! — Мартин вытер вспотевший лоб.
— Только меня надо учить, — сказала Матасунта. — Я вела уединенную жизнь и плохо знаю мир.
— Я заглянул н свод законов, — торопливо произнес Пэдуэй. — Есть декрет, запрещающий браки между итальянцами и готами, однако про американцев там ничего не говорится. Так что...
Матасунта перебила его:
— Если ты сядешь поближе, дорогой Мартинус, мне будет лучше слышно.
Пэдуэй подошел и сел рядом с принцессой.
— Эдикты Теодориха...
— Я знаю закон, — промурлыкала Матасунта. — Наставления мне нужны иного рода.
Мартин наконец подавил свою тенденцию теоретизировать, когда дело касалось чувств.
— Первый урок, любовь моя, будет такой.
И поцеловал ее руку.
Веки принцессы были сомкнуты, рот приоткрыт, грудь судорожно вздымалась.
— Значит, американцы тоже практикуют искусство поцелуев?
Пэдуэй схватил ее в объятия и дал второй урок. Матасунта открыла глаза, моргнула и восхищенно покачала головой.
— Глупый вопрос, дорогой Мартинус, нам до американцев далеко!.. Какие мысли ты рождаешь в невинной девушке!
Она рассмеялась — заливисто и громко. Пэдуэй хрипловатым голосом подхватил ее смех.
— Ты сделала меня счастливым человеком, принцесса.
— Ты тоже сделал меня счастливой, мой принц. Я и мечтать не могла о таком мужчине! — Матасунта вновь упала в его объятия, потом выпрямилась, поправила прическу и деловито продолжила: — Но прежде нам надо решить немало важных вопросов. Например, Виттигис.
— Что — Виттигис? — Счастье Пэдуэя внезапно дало трещину.
— Его придется убить, разумеется.
— Убить?
— Не надо удивляться, дорогой. Я предупреждала, что не люблю останавливаться на полпути. И Теодохада, кстати, тоже.
— А его-то зачем?
Матасунта нахмурилась.
— Он убил мою мать, разве не так? К тому же ты когда-нибудь сам захочешь стать королем...
— Не захочу, — сказал Пэдуэй.
— Не захочешь стать королем?! Почему, Мартинус?
— Это не для меня, дорогая. Кроме того, я не принадлежу к Амалингам.
— Ты будешь моим мужем и, следовательно, членом семьи.
— Все же я...
— Достаточно, милый! Ты просто думаешь, что не хочешь. Со временем у тебя появятся другие желания. Ну и уж раз мы об этом заговорили, грех не вспомнить твою бывшую служанку, как там ее... кажется, Джулия?
— А что Дж... Откуда ты о ней знаешь?
— Неважно. Мы, женщины, все рано или поздно узнаем.
Маленький холодный комочек в желудке Пэдуэя вырос в ледяной ком.
— Но... Но...
— Как, Мартинус, ты не пойдешь ради своей нареченной даже на самую пустячную уступку? Не подумай, что я ревную к какой-то грязной девке. Однако если после нашей свадьбы она останется жить, это оскорбит мое достоинство. Я не настаиваю на болезненной смерти. Любой быстродействующий яд...
Лицо Пэдуэя стало совершенно безучастным — как у квартирного маклера при упоминании о тараканах. Его лоб взмок, в голове калейдоскопически кружились мысли. Теперь он понимал, что не любит Матасунту ни капли, Пусть эта свирепая белокурая Валькирия достанется какому-нибудь огромному громкоголосому готу! А ему больше по нраву девушки кроткие... И ни один страховой агент не застрахует жизнь Амалинга, учитывая кровавое прошлое семейства.
— Ну? — требовательно произнесла принцесса.
— Извини, задумался, — виновато ответил Пэдуэй, не зная, как выпутаться из этой ситуации. — Понимаешь, я вспомнил: у меня в Америке осталась жена.
— Хорош пустячок, — ледяным тоном произнесла Матасунта.
— Я очень давно ее не видел.
— Что ж, существует развод.
— Моя религия его запрещает. Мы, конгрегационалисты, верим, что в аду самое жаркое местечко отведено разведенным.
— Мартинус! — Глаза Матасунты гневно сверкнули. — Ты, кажется, трусишь. Более того, ты, кажется, хочешь дать задний ход. Ни один мужчина, так гнусно обошедшийся со мной, не проживет и...
— Нет-нет, вовсе нет! — вскричал Пэдуэй. — Ты одна царишь в моем сердце. Меня не остановит и море крови!
— Гм-м-м, красиво изъясняешься, Мартинус Падуанский. Ты всех девушек обольщаешь такими речами?
— Клянусь, я от тебя без ума!
— Ты в самом деле меня любишь? — смягчилась принцесса.
— Еще как! В жизни не видел подобной девушки! — Последнее было совершенно искренним. — Но факты — суровая вещь.
Матасунта потерла лоб, явно раздираемая противоречивыми эмоциями.
— Если вы давно не виделись, откуда ты знаешь, что она жива?
— Точно не знаю. Но я не уверен и в обратном. А ведь ваши законы очень строги к двоеженству. Эдикты Аталарика, параграф шестой. Я смотрел.
— Все-то ты смотришь... — с легким раздражением произнесла Матасунта. — А известно кому-нибудь в Италии об этой твоей американской сучке?
— Н-нет, но...
— Так не глупишь ли ты, Мартинус? Кому какое дело, если у тебя на другом конце света есть жена?
— Религия.
— О, к дьяволу всех священников! Когда мы придем к власти, с арианами я справлюсь. А у тебя, я слышала, добрые отношения с епископом Болоньи, то есть практически с самим папой.
— Я имею в виду не церковь. Я имею в виду личные убеждения.
— Такой практичный человек, как ты? Чушь! Просто нашел предлог, чтобы...
Предвидя очередную вспышку, Пэдуэй торопливо вставил:
— Послушай, Матасунта, давай не будем затевать религиозных споров. Оставь мою веру в покое, а я не трону твою. 0, кажется, нашлось решение!
— Какое?
— Я отправлю в Америку гонца и выясню, жива моя жена или нет.
— А много это времени займет?
— Недели. Возможно, месяцы. Если ты меня на самом деле любишь, то рано или поздно мы дождемся.
— Хорошо, — без особой радости согласилась принцесса и тут же бросила на Пэдуэя пронзительный взгляд. — Предположим, твой гонец обнаружит, что она жива?
— Зачем ломать себе голову? Видно будет.
— Нет, договоримся сейчас!
— Любимая, ты не доверяешь своему будущему мужу? В таком случае...
— Не увиливай, Мартинус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Приятно слышать. Так относительно носа...
— Конечно, не против! Твой нос, по-моему, аристократичен и благороден. Не возражаю я и против маленьких рыжих бородок или вьющихся каштановых волос или любых других черт внешности удивительного молодого человека по имени Мартинус Падуанский. Тебя ведь это интересует?
Пэдуэй с облегчением вздохнул. Какая чудесная женщина — все понимает и идет ему навстречу!
— Честно говоря, да, принцесса.
— Не будь таким кошмарно почтительным, Мартинус. Сразу видно, что ты чужестранец — непременно употребляешь все правильные титулы и обращения.
Пэдуэй ухмыльнулся.
— Лучше подстраховаться... Ну, попробую без обиняков. Я... э-э, хотел спросить... раз ты не против... нельзя ли мне рассчитывать со временем на... э-э...
— Ты случайно не любовь имеешь в виду?
— Да! — выпалил Мартин.
— Может быть.
— Фу! — Мартин вытер вспотевший лоб.
— Только меня надо учить, — сказала Матасунта. — Я вела уединенную жизнь и плохо знаю мир.
— Я заглянул н свод законов, — торопливо произнес Пэдуэй. — Есть декрет, запрещающий браки между итальянцами и готами, однако про американцев там ничего не говорится. Так что...
Матасунта перебила его:
— Если ты сядешь поближе, дорогой Мартинус, мне будет лучше слышно.
Пэдуэй подошел и сел рядом с принцессой.
— Эдикты Теодориха...
— Я знаю закон, — промурлыкала Матасунта. — Наставления мне нужны иного рода.
Мартин наконец подавил свою тенденцию теоретизировать, когда дело касалось чувств.
— Первый урок, любовь моя, будет такой.
И поцеловал ее руку.
Веки принцессы были сомкнуты, рот приоткрыт, грудь судорожно вздымалась.
— Значит, американцы тоже практикуют искусство поцелуев?
Пэдуэй схватил ее в объятия и дал второй урок. Матасунта открыла глаза, моргнула и восхищенно покачала головой.
— Глупый вопрос, дорогой Мартинус, нам до американцев далеко!.. Какие мысли ты рождаешь в невинной девушке!
Она рассмеялась — заливисто и громко. Пэдуэй хрипловатым голосом подхватил ее смех.
— Ты сделала меня счастливым человеком, принцесса.
— Ты тоже сделал меня счастливой, мой принц. Я и мечтать не могла о таком мужчине! — Матасунта вновь упала в его объятия, потом выпрямилась, поправила прическу и деловито продолжила: — Но прежде нам надо решить немало важных вопросов. Например, Виттигис.
— Что — Виттигис? — Счастье Пэдуэя внезапно дало трещину.
— Его придется убить, разумеется.
— Убить?
— Не надо удивляться, дорогой. Я предупреждала, что не люблю останавливаться на полпути. И Теодохада, кстати, тоже.
— А его-то зачем?
Матасунта нахмурилась.
— Он убил мою мать, разве не так? К тому же ты когда-нибудь сам захочешь стать королем...
— Не захочу, — сказал Пэдуэй.
— Не захочешь стать королем?! Почему, Мартинус?
— Это не для меня, дорогая. Кроме того, я не принадлежу к Амалингам.
— Ты будешь моим мужем и, следовательно, членом семьи.
— Все же я...
— Достаточно, милый! Ты просто думаешь, что не хочешь. Со временем у тебя появятся другие желания. Ну и уж раз мы об этом заговорили, грех не вспомнить твою бывшую служанку, как там ее... кажется, Джулия?
— А что Дж... Откуда ты о ней знаешь?
— Неважно. Мы, женщины, все рано или поздно узнаем.
Маленький холодный комочек в желудке Пэдуэя вырос в ледяной ком.
— Но... Но...
— Как, Мартинус, ты не пойдешь ради своей нареченной даже на самую пустячную уступку? Не подумай, что я ревную к какой-то грязной девке. Однако если после нашей свадьбы она останется жить, это оскорбит мое достоинство. Я не настаиваю на болезненной смерти. Любой быстродействующий яд...
Лицо Пэдуэя стало совершенно безучастным — как у квартирного маклера при упоминании о тараканах. Его лоб взмок, в голове калейдоскопически кружились мысли. Теперь он понимал, что не любит Матасунту ни капли, Пусть эта свирепая белокурая Валькирия достанется какому-нибудь огромному громкоголосому готу! А ему больше по нраву девушки кроткие... И ни один страховой агент не застрахует жизнь Амалинга, учитывая кровавое прошлое семейства.
— Ну? — требовательно произнесла принцесса.
— Извини, задумался, — виновато ответил Пэдуэй, не зная, как выпутаться из этой ситуации. — Понимаешь, я вспомнил: у меня в Америке осталась жена.
— Хорош пустячок, — ледяным тоном произнесла Матасунта.
— Я очень давно ее не видел.
— Что ж, существует развод.
— Моя религия его запрещает. Мы, конгрегационалисты, верим, что в аду самое жаркое местечко отведено разведенным.
— Мартинус! — Глаза Матасунты гневно сверкнули. — Ты, кажется, трусишь. Более того, ты, кажется, хочешь дать задний ход. Ни один мужчина, так гнусно обошедшийся со мной, не проживет и...
— Нет-нет, вовсе нет! — вскричал Пэдуэй. — Ты одна царишь в моем сердце. Меня не остановит и море крови!
— Гм-м-м, красиво изъясняешься, Мартинус Падуанский. Ты всех девушек обольщаешь такими речами?
— Клянусь, я от тебя без ума!
— Ты в самом деле меня любишь? — смягчилась принцесса.
— Еще как! В жизни не видел подобной девушки! — Последнее было совершенно искренним. — Но факты — суровая вещь.
Матасунта потерла лоб, явно раздираемая противоречивыми эмоциями.
— Если вы давно не виделись, откуда ты знаешь, что она жива?
— Точно не знаю. Но я не уверен и в обратном. А ведь ваши законы очень строги к двоеженству. Эдикты Аталарика, параграф шестой. Я смотрел.
— Все-то ты смотришь... — с легким раздражением произнесла Матасунта. — А известно кому-нибудь в Италии об этой твоей американской сучке?
— Н-нет, но...
— Так не глупишь ли ты, Мартинус? Кому какое дело, если у тебя на другом конце света есть жена?
— Религия.
— О, к дьяволу всех священников! Когда мы придем к власти, с арианами я справлюсь. А у тебя, я слышала, добрые отношения с епископом Болоньи, то есть практически с самим папой.
— Я имею в виду не церковь. Я имею в виду личные убеждения.
— Такой практичный человек, как ты? Чушь! Просто нашел предлог, чтобы...
Предвидя очередную вспышку, Пэдуэй торопливо вставил:
— Послушай, Матасунта, давай не будем затевать религиозных споров. Оставь мою веру в покое, а я не трону твою. 0, кажется, нашлось решение!
— Какое?
— Я отправлю в Америку гонца и выясню, жива моя жена или нет.
— А много это времени займет?
— Недели. Возможно, месяцы. Если ты меня на самом деле любишь, то рано или поздно мы дождемся.
— Хорошо, — без особой радости согласилась принцесса и тут же бросила на Пэдуэя пронзительный взгляд. — Предположим, твой гонец обнаружит, что она жива?
— Зачем ломать себе голову? Видно будет.
— Нет, договоримся сейчас!
— Любимая, ты не доверяешь своему будущему мужу? В таком случае...
— Не увиливай, Мартинус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53