Копает, определенно копает. Надо готовиться к отражению доноса. Но все было просто, как яйцо. Наступила сессия в Высшей партийной школе, и я сел на студенческую скамью. Каково же было мое удивление, когда на кафедру поднялся Маркс Соломонович и начал читать конспект моей университетской лекции. Более того, я и экзамен пошел сдавать ему. Разговора он не затеял, а просто сказал:
— Дайте вашу зачетку.
Я протянул ее и добавил:
— Надеюсь, четверку заслужил.
— Шесть я поставить не могу. Спасибо, молодой человек.
Глава 3. Рядом с властью
Не знаю, каким путем вычислил меня первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Кирилл Трофимович Мазуров, но в один прекрасный день он пригласил меня к себе и огорошил предложением:
— Пойдете ко мне помощником?
Я растерялся и принялся молча рассматривать завитки древесины на полированной крышке стола. Выждав две-три минуты, он продолжал:
— Может, вам подумать надо, посоветоваться? — ироническая усмешка скользнула по губам и растаяла.
Я начал поправлять галстук, впопыхах одолженные у кого-то из товарищей — страсть не любил эту часть туалета мне казалось, что он сидит криво. Мазуров смотрел на меня, в глазах играла смешинка: ей-богу, он угадал мои мысли. Это приободрило меня:
— С кем посоветоваться? С товарищами по работе, с женой? Насколько я понимаю, когда предлагают такую должность, советоваться ни с кем нельзя. Есть недруги, есть друзья, мало ли что присоветуют да еще и разболтают. А думать — хоть час, хоть минуту, какая разница, мозгов не прибавится...
— Значит...
— Дайте отдышаться, поджилки трясутся. Это ж какая ответственность! А если не получится?
— Прогоню, только и всего, а как же иначе? — глаза его сверкнули озорством. — Значит, договорились?
Никак не пойму — человек серьезный, а манера говорить как бы мальчишеская, ироничная. У меня невольно вырвался тяжелый вздох. Тебе, начальник, шуточки, а мне каково? Не нужно долго ломать голову, чтобы понять, что жизнь возносит меня на большую высоту. Шутки шутит кандидат в члены Политбюро ЦК, человек с портрета. Сегодня здесь, а завтра, быть может, казенный дом и дальняя дорога... И все же ответ давать надо.
— Когда на работу выходить?
— А что не спрашиваете, какая будет работа?
— Все равно скажете, зачем время попусту тратить? Бумажная, полагаю.
Он засмеялся:
— Вот это деловой подход... День на то, чтобы очистить стол в редакции от компромата — любовных писем и всякого такого... — он нажал кнопку и вызвал первого помощника. — Виктор, Покажи Борису Владимировичу кабинет, выпиши удостоверение, введи в курс дела. Только держи ухо востро: он парень лихой, — улыбнувшись, он протянул руку.
Я вспоминаю время, проведенное возле него, как самое счастливое в моей жизни. Человек высокой культуры и разносторонней образованности, по-житейски мудрый, обладающий ровным характером и сдержанный, простой в общении и обаятельный — у него было чему поучиться. Но главное, что он дал, и к чему я стремился — дал полную свободу в выражении мыслей и слов. Я, наконец, стал свободным!
Первое задание, которое получил, меня не только озадачило, ошеломило.
— Помогите разобраться в истории с вейсманизмом и морганизмом, в чем суть расхождений между нашей наукой и западниками. Срок — два месяца. Больше ни на какие дела не отвлекайтесь. Поднимите литературу, поищите людей знающих и объективных. В зубах навязли Лысенко и всякие мичуринцы, пользующие гениального садовода в своих целях. Не бойтесь расхождений с официальной точкой зрения и не пытайтесь угадать мою позицию. Мне нужен не подхалим, а оппонент, подхалимов вон целых пять этажей — махнул он рукой в сторону двери.
— А из партии не вылечу, если с линией разойдусь?
— Вылетим, так вместе. Устраивает?
Потом еще было задание определить, какой путь выгоднее в мелиорации — спорили два направления, и во главе обоих академики, и тот прав, и тот прав. Поручая подготовить выступление к пленуму ЦК по идеологической работе, напутствовал:
— Копни, как следует, ты же задира и принципиальный, — подковырнул он мимоходом. — Меня интересует не то, что отдел в справке напишет, а как оно в жизни получается.
Злопамятный! Редактор «Колхозной правды» Василий Илларионович Фесько был слаб насчет спиртного, а, выпив, начинал буянить в редакции. Однажды, напившись, принялся гоняться за женщинами из корректорской, да опутал, попал в чужую газету. Те «стукнули». Я, будучи секретарем партбюро «Колхозки», был вызван вместе с ним на бюро ЦК. И когда спросили мое мнение, я сказал:
— Попивает, конечно. Мы ему за этот случай «строгача» явили. Но редактор он хороший, умный.
Мазуров, не скрывая иронии, процитировал меня:
— Ишь ты, вывел: «Редактор он хороший...» Пьяница, и не оправдывайте его.
— Кирилл Трофимович, у коллектива к нему претензий, как к редактору, нет. Редактор он хороший.
— Вот вкатим вам выговор за беспринципность...
— Беспринципно солгать на бюро ЦК. У меня спросили мнение, я ответил то, что думаю.
— Может, и обо мне имеете мнение?
— Конечно.
Он неожиданно улыбнулся:
— Вот задира! Гляди, не сносишь головы.
И, работая помощником, я нередко вступал в спор. Однажды прикрепленный к шефу чекист, Сергей Штынкин, сказал мне:
— Борис, ты с ума сошел! Как разговариваешь с кандидатом в члены Политбюро?
— Серега, отвечать: «Слушаюсь!» — это ваша работа. А моя — уберечь шефа от ошибок.
Итак, я занялся изучением пропагандистской работы.! Справку, представленную отделом, сунул в стол и пошел «в народ» от школьников до академиков. Наблюдения и выводы собрал на 18 страницах, где главный упрек обратил к формализму. Между прочими мыслями была главная: партийные пропагандисты все время зовут к бою, к труду и нимало не заботятся о духовном развитии человека, что весьма ловко используют церковники. Мы вывесим лозунг! «Печать — самое острое оружие партии» и считаем, что внушили важную мысль. А какое дело обывателю до идейного «вооружения», если он за разоружение? Его волнует, что негде починить ботинки, что в семье нелады, что мастер н заводе занимается поборами. Кто об этом должен подумать?
Прочитав справку, Кирилл Трофимович улыбнулся:
— Насчет души, вы стопроцентно правы, но нас не поймут, если выйдем с этим тезисом. Партии требуются железные бойцы за коммунизм, скажут, а Павленок с Мазуровым затеяли поповскую проповедь. Не приспело время для бластных речей. А остальное годится.
Я в тот раз ушел из кабинета расстроенный. И зря. Тезис насчет души он все-таки сумел ввернуть в текст, а заботу о нормальном самочувствии каждого человека поставил, как главную в работе партии.
Зимой мы поехали на совещание передовиков сельского хозяйства в Киев целой компанией. В Гомеле к нам должны были подсесть первые секретари обкомов Гомельского — Иван Евтеевич Поляков и Брестского — Алексей Алексеевич Смирнов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Дайте вашу зачетку.
Я протянул ее и добавил:
— Надеюсь, четверку заслужил.
— Шесть я поставить не могу. Спасибо, молодой человек.
Глава 3. Рядом с властью
Не знаю, каким путем вычислил меня первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Кирилл Трофимович Мазуров, но в один прекрасный день он пригласил меня к себе и огорошил предложением:
— Пойдете ко мне помощником?
Я растерялся и принялся молча рассматривать завитки древесины на полированной крышке стола. Выждав две-три минуты, он продолжал:
— Может, вам подумать надо, посоветоваться? — ироническая усмешка скользнула по губам и растаяла.
Я начал поправлять галстук, впопыхах одолженные у кого-то из товарищей — страсть не любил эту часть туалета мне казалось, что он сидит криво. Мазуров смотрел на меня, в глазах играла смешинка: ей-богу, он угадал мои мысли. Это приободрило меня:
— С кем посоветоваться? С товарищами по работе, с женой? Насколько я понимаю, когда предлагают такую должность, советоваться ни с кем нельзя. Есть недруги, есть друзья, мало ли что присоветуют да еще и разболтают. А думать — хоть час, хоть минуту, какая разница, мозгов не прибавится...
— Значит...
— Дайте отдышаться, поджилки трясутся. Это ж какая ответственность! А если не получится?
— Прогоню, только и всего, а как же иначе? — глаза его сверкнули озорством. — Значит, договорились?
Никак не пойму — человек серьезный, а манера говорить как бы мальчишеская, ироничная. У меня невольно вырвался тяжелый вздох. Тебе, начальник, шуточки, а мне каково? Не нужно долго ломать голову, чтобы понять, что жизнь возносит меня на большую высоту. Шутки шутит кандидат в члены Политбюро ЦК, человек с портрета. Сегодня здесь, а завтра, быть может, казенный дом и дальняя дорога... И все же ответ давать надо.
— Когда на работу выходить?
— А что не спрашиваете, какая будет работа?
— Все равно скажете, зачем время попусту тратить? Бумажная, полагаю.
Он засмеялся:
— Вот это деловой подход... День на то, чтобы очистить стол в редакции от компромата — любовных писем и всякого такого... — он нажал кнопку и вызвал первого помощника. — Виктор, Покажи Борису Владимировичу кабинет, выпиши удостоверение, введи в курс дела. Только держи ухо востро: он парень лихой, — улыбнувшись, он протянул руку.
Я вспоминаю время, проведенное возле него, как самое счастливое в моей жизни. Человек высокой культуры и разносторонней образованности, по-житейски мудрый, обладающий ровным характером и сдержанный, простой в общении и обаятельный — у него было чему поучиться. Но главное, что он дал, и к чему я стремился — дал полную свободу в выражении мыслей и слов. Я, наконец, стал свободным!
Первое задание, которое получил, меня не только озадачило, ошеломило.
— Помогите разобраться в истории с вейсманизмом и морганизмом, в чем суть расхождений между нашей наукой и западниками. Срок — два месяца. Больше ни на какие дела не отвлекайтесь. Поднимите литературу, поищите людей знающих и объективных. В зубах навязли Лысенко и всякие мичуринцы, пользующие гениального садовода в своих целях. Не бойтесь расхождений с официальной точкой зрения и не пытайтесь угадать мою позицию. Мне нужен не подхалим, а оппонент, подхалимов вон целых пять этажей — махнул он рукой в сторону двери.
— А из партии не вылечу, если с линией разойдусь?
— Вылетим, так вместе. Устраивает?
Потом еще было задание определить, какой путь выгоднее в мелиорации — спорили два направления, и во главе обоих академики, и тот прав, и тот прав. Поручая подготовить выступление к пленуму ЦК по идеологической работе, напутствовал:
— Копни, как следует, ты же задира и принципиальный, — подковырнул он мимоходом. — Меня интересует не то, что отдел в справке напишет, а как оно в жизни получается.
Злопамятный! Редактор «Колхозной правды» Василий Илларионович Фесько был слаб насчет спиртного, а, выпив, начинал буянить в редакции. Однажды, напившись, принялся гоняться за женщинами из корректорской, да опутал, попал в чужую газету. Те «стукнули». Я, будучи секретарем партбюро «Колхозки», был вызван вместе с ним на бюро ЦК. И когда спросили мое мнение, я сказал:
— Попивает, конечно. Мы ему за этот случай «строгача» явили. Но редактор он хороший, умный.
Мазуров, не скрывая иронии, процитировал меня:
— Ишь ты, вывел: «Редактор он хороший...» Пьяница, и не оправдывайте его.
— Кирилл Трофимович, у коллектива к нему претензий, как к редактору, нет. Редактор он хороший.
— Вот вкатим вам выговор за беспринципность...
— Беспринципно солгать на бюро ЦК. У меня спросили мнение, я ответил то, что думаю.
— Может, и обо мне имеете мнение?
— Конечно.
Он неожиданно улыбнулся:
— Вот задира! Гляди, не сносишь головы.
И, работая помощником, я нередко вступал в спор. Однажды прикрепленный к шефу чекист, Сергей Штынкин, сказал мне:
— Борис, ты с ума сошел! Как разговариваешь с кандидатом в члены Политбюро?
— Серега, отвечать: «Слушаюсь!» — это ваша работа. А моя — уберечь шефа от ошибок.
Итак, я занялся изучением пропагандистской работы.! Справку, представленную отделом, сунул в стол и пошел «в народ» от школьников до академиков. Наблюдения и выводы собрал на 18 страницах, где главный упрек обратил к формализму. Между прочими мыслями была главная: партийные пропагандисты все время зовут к бою, к труду и нимало не заботятся о духовном развитии человека, что весьма ловко используют церковники. Мы вывесим лозунг! «Печать — самое острое оружие партии» и считаем, что внушили важную мысль. А какое дело обывателю до идейного «вооружения», если он за разоружение? Его волнует, что негде починить ботинки, что в семье нелады, что мастер н заводе занимается поборами. Кто об этом должен подумать?
Прочитав справку, Кирилл Трофимович улыбнулся:
— Насчет души, вы стопроцентно правы, но нас не поймут, если выйдем с этим тезисом. Партии требуются железные бойцы за коммунизм, скажут, а Павленок с Мазуровым затеяли поповскую проповедь. Не приспело время для бластных речей. А остальное годится.
Я в тот раз ушел из кабинета расстроенный. И зря. Тезис насчет души он все-таки сумел ввернуть в текст, а заботу о нормальном самочувствии каждого человека поставил, как главную в работе партии.
Зимой мы поехали на совещание передовиков сельского хозяйства в Киев целой компанией. В Гомеле к нам должны были подсесть первые секретари обкомов Гомельского — Иван Евтеевич Поляков и Брестского — Алексей Алексеевич Смирнов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52