Скажите, пожалуйста, не будет ли в такой же мере правдоподобно заключение о существовании памяти, слуха, зрения и тому подобного без тела на том основании, что есть тела, не имеющие памяти, слуха и зрения?
— Допустим, — стал защищаться Гуго Боксель, — вы правы. Но тогда какой же вы философ? Ведь не защитники, а противники духов высказывают недоверие к философии, потому что все философы, как древние, так и новые, разделяют убеждение в существовании духов. Об этом свидетельствуют Сократ, Платон, Аристотель. Из новых писателей также никто не отрицает привидений.
— Авторитет Платона, Аристотеля и Сократа не имеет для меня большого значения, — категорически заявил Спиноза. — Я был бы удивлен, если бы вы сослались на Эпикура, Демокрита, Лукреция или какого-нибудь другого из атомистов и защитников атомов. Ибо не удивительно, что люди, измыслившие тысячу пустяков, выдумали также духов и привидения и доверились бабьим сказкам, чтобы ослабить авторитет Демокрита, славе которого они так завидовали, что сожгли все его книги. Если вы расположены верить этим людям, то какие основания имеете вы для отрицания чудес божественной девы и всех святых, — чудес, о которых писали столько философов, теологов и историков, что я мог бы насчитать их вам по сто на каждого из признающих привидения?
Пламенная защита правды атомистов, тонкий юмор, неопровержимая логика Спинозы искренне радовали его учеников. Ярих Иеллес заявил:
— Спиноза, вы совершенно правы. Бог — это своего рода капитал, который отдан в рост священнослужителям и призван обеспечить блаженство в загробном царстве для жалких и мелких душ.
Самый молодой из коллегиантов, восторженный Симон Иостен де Врис, воскликнул:
— Мосье, вы реформатор земли и неба! Всю жизнь я мечтал о том, как можно познать сокрытые силы природы, измерить расстояние между Землей и Солнцем, раскрыть тайную причину явлений. Пришли вы — и я, наконец, нашел тот маяк, который указал верный путь к истине.
Спиноза был смущен похвалой друзей-единомышленников. Чтобы вернуться к теме лекции, он сказал:
— Все люди обладают разумом, а следовательно, рождены для света.
Лодевейк Мейер добавил:
— Рожденные для света пребывают во мраке.
— Чтобы покончить с мраком, — сказал Спиноза, — необходимо сознание собственной силы, оно снимает оковы рабства, ломает цепи, в которые церковь заковала человеческий разум. Кто вложил в свое сердце стремление к познанию истины, того никто не остановит.
День шел к концу. Симон Иостен пригласил друзей к себе на ужин. Приглашение охотно было всеми принято. Спиноза с Кларой-Марией первым вышел на улицу в направлении дома де Вриса. Шли медленно. Клара-Мария взяла руку Спинозы и провела ею по своему лбу и щекам, словно эта рука мыслителя источала целительный бальзам. Она была благодарна судьбе, что рядом с нею шел он, мудрый, юный, красивый, величественный — восходящее солнце, пришедшее к людям, чтобы озарить их своим светом.
— Бенедикт, — обратилась она к нему.
— Почему Бенедикт? Меня все зовут Барух.
— Вы говорили, — пояснила она Спинозе, — что ваша фамилия происходит от названия португальского городка Эспиноза. Я же полагаю, что она происходит от латинского «Спиноза» — роза.
Улыбаясь, он ей ответил:
— Переведите уж до конца; спиноза означает колючая роза. Да, но почему вы изменили мое имя?
— Для гармонии. Пусть и оно звучит по-латыни. Великолепно! Отныне всюду среди друзей и недругов я буду называть вас только так — Бенедикт Спиноза.
Шутя, Спиноза заявил, что раз так, то ему придется изготовить герб, обрамленный словами: «Caute quia spinoza est», то есть «Осторожно — колется...».
Во время обеда у Симона де Вриса присутствующие, обращаясь к Спинозе, уже называли его не иначе, как Бенедиктом.
Благословенный Бенедикт — это имя пристало к Спинозе, слилось с ним и закрепилось за ним навсегда.
После обеда все вышли в веселый от обилия зелени сад. Лодевейк Мейер напомнил Бенедикту, что он обещал потолковать с друзьями о своем понимании бога.
— Да, обещал, — подтвердил Спиноза. — Однако не торопите меня, я еще не в состоянии ответить себе и вам на этот вопрос.
— В такой прекрасный вечер, — вступила в разговор Клара-Мария, — лучше дать слово Жану Зету. Пусть порадует он нас своими новыми стихами.
Собравшиеся дружно попросили Зета почитать им что-нибудь.
Жан Зет забрался на садовую скамейку и оттуда начал декламировать:
Да здравствует жизнь, радость солнечных дней,
Нас освободившие от мрачных цепей,
От ханжества тех, чья вера есть ложь,
От всякого рода святош!
Пусть люди очнутся и духом воспрянут:
Кто духом свободен — того не обманут!
Смеяться он будет в лицо лицемерам,
Обманщикам и суеверам!..
До поздней ночи веселились друзья-коллегианты в саду де Вриса. Многие из них тогда твердо уверовали в правду слов Спинозы о том, что жизнь, радость и веселье начинаются там, где упорно трудится мысль, неустанно ведется борьба истины против лжи, свободы против тирании.
День борьбы
Капиталы Михоэла Спинозы перекочевали к Самуилу Казеро. Бенедикт оставил себе только железную койку, небольшой стол, пару стульев и книжную полку. Ничего лишнего. Слишком много вещей отвлекают, мешают труду и работе мысли.
Надо было подумать о заработке. Скупой рацион, немного трубочного табаку приходится покупать, а лавочники отпускают товары только за наличные.
Нужда крепко держала Спинозу в цепких лапах. Щедрый друг его Симон Иостен де Врис распорядился установить мыслителю ежегодную пенсию в 500 флоринов — сумму, вполне покрывавшую необходимые расходы. Однако философ отклонил дар купца. Спиноза держался правила: «Будешь вкушать от трудов рук своих, блажен ты и благо тебе». Из всех профессий его безудержно увлекал труд оптика.
В то время увлечение оптическими стеклами было характерной особенностью передовых ученых и мыслителей. Такие стекла открывали бесконечно великое (Галилей и Кеплер) и бесконечно малое (Сваммердам и Левенгук).
Долгие недели Спиноза искал дружбы со шлифовальщиками линз. Наконец книгоиздатель — коллегиант Риувертс познакомил его с гравером и оптиком Марэном Сешаром. Коренастый, широкоплечий, с доброй улыбкой на лице, мастер согласился раскрыть Бенедикту некоторые тайны ювелирного искусства и показать ему основные приемы шлифовки оптических стекол. Светлая радость наполнила душу философа. Одержимый новой профессией, он упивался работой и вскоре стал блистательным мастером своего дела.
Люди, которые знали Спинозу, рассказывают, что его стекла пользовались огромным успехом, что «покупатели стали со всех сторон обращаться к нему, и это давало ему достаточный заработок для поддержания существования».
Однако к шлифовальному станку Спинозу приковывали не столько нужда и заработок, сколько поиски точных решений задач по преломлению света и сознание того, что увеличительные стекла приближают отдаленные и затаенные от человека макро— и микромиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Допустим, — стал защищаться Гуго Боксель, — вы правы. Но тогда какой же вы философ? Ведь не защитники, а противники духов высказывают недоверие к философии, потому что все философы, как древние, так и новые, разделяют убеждение в существовании духов. Об этом свидетельствуют Сократ, Платон, Аристотель. Из новых писателей также никто не отрицает привидений.
— Авторитет Платона, Аристотеля и Сократа не имеет для меня большого значения, — категорически заявил Спиноза. — Я был бы удивлен, если бы вы сослались на Эпикура, Демокрита, Лукреция или какого-нибудь другого из атомистов и защитников атомов. Ибо не удивительно, что люди, измыслившие тысячу пустяков, выдумали также духов и привидения и доверились бабьим сказкам, чтобы ослабить авторитет Демокрита, славе которого они так завидовали, что сожгли все его книги. Если вы расположены верить этим людям, то какие основания имеете вы для отрицания чудес божественной девы и всех святых, — чудес, о которых писали столько философов, теологов и историков, что я мог бы насчитать их вам по сто на каждого из признающих привидения?
Пламенная защита правды атомистов, тонкий юмор, неопровержимая логика Спинозы искренне радовали его учеников. Ярих Иеллес заявил:
— Спиноза, вы совершенно правы. Бог — это своего рода капитал, который отдан в рост священнослужителям и призван обеспечить блаженство в загробном царстве для жалких и мелких душ.
Самый молодой из коллегиантов, восторженный Симон Иостен де Врис, воскликнул:
— Мосье, вы реформатор земли и неба! Всю жизнь я мечтал о том, как можно познать сокрытые силы природы, измерить расстояние между Землей и Солнцем, раскрыть тайную причину явлений. Пришли вы — и я, наконец, нашел тот маяк, который указал верный путь к истине.
Спиноза был смущен похвалой друзей-единомышленников. Чтобы вернуться к теме лекции, он сказал:
— Все люди обладают разумом, а следовательно, рождены для света.
Лодевейк Мейер добавил:
— Рожденные для света пребывают во мраке.
— Чтобы покончить с мраком, — сказал Спиноза, — необходимо сознание собственной силы, оно снимает оковы рабства, ломает цепи, в которые церковь заковала человеческий разум. Кто вложил в свое сердце стремление к познанию истины, того никто не остановит.
День шел к концу. Симон Иостен пригласил друзей к себе на ужин. Приглашение охотно было всеми принято. Спиноза с Кларой-Марией первым вышел на улицу в направлении дома де Вриса. Шли медленно. Клара-Мария взяла руку Спинозы и провела ею по своему лбу и щекам, словно эта рука мыслителя источала целительный бальзам. Она была благодарна судьбе, что рядом с нею шел он, мудрый, юный, красивый, величественный — восходящее солнце, пришедшее к людям, чтобы озарить их своим светом.
— Бенедикт, — обратилась она к нему.
— Почему Бенедикт? Меня все зовут Барух.
— Вы говорили, — пояснила она Спинозе, — что ваша фамилия происходит от названия португальского городка Эспиноза. Я же полагаю, что она происходит от латинского «Спиноза» — роза.
Улыбаясь, он ей ответил:
— Переведите уж до конца; спиноза означает колючая роза. Да, но почему вы изменили мое имя?
— Для гармонии. Пусть и оно звучит по-латыни. Великолепно! Отныне всюду среди друзей и недругов я буду называть вас только так — Бенедикт Спиноза.
Шутя, Спиноза заявил, что раз так, то ему придется изготовить герб, обрамленный словами: «Caute quia spinoza est», то есть «Осторожно — колется...».
Во время обеда у Симона де Вриса присутствующие, обращаясь к Спинозе, уже называли его не иначе, как Бенедиктом.
Благословенный Бенедикт — это имя пристало к Спинозе, слилось с ним и закрепилось за ним навсегда.
После обеда все вышли в веселый от обилия зелени сад. Лодевейк Мейер напомнил Бенедикту, что он обещал потолковать с друзьями о своем понимании бога.
— Да, обещал, — подтвердил Спиноза. — Однако не торопите меня, я еще не в состоянии ответить себе и вам на этот вопрос.
— В такой прекрасный вечер, — вступила в разговор Клара-Мария, — лучше дать слово Жану Зету. Пусть порадует он нас своими новыми стихами.
Собравшиеся дружно попросили Зета почитать им что-нибудь.
Жан Зет забрался на садовую скамейку и оттуда начал декламировать:
Да здравствует жизнь, радость солнечных дней,
Нас освободившие от мрачных цепей,
От ханжества тех, чья вера есть ложь,
От всякого рода святош!
Пусть люди очнутся и духом воспрянут:
Кто духом свободен — того не обманут!
Смеяться он будет в лицо лицемерам,
Обманщикам и суеверам!..
До поздней ночи веселились друзья-коллегианты в саду де Вриса. Многие из них тогда твердо уверовали в правду слов Спинозы о том, что жизнь, радость и веселье начинаются там, где упорно трудится мысль, неустанно ведется борьба истины против лжи, свободы против тирании.
День борьбы
Капиталы Михоэла Спинозы перекочевали к Самуилу Казеро. Бенедикт оставил себе только железную койку, небольшой стол, пару стульев и книжную полку. Ничего лишнего. Слишком много вещей отвлекают, мешают труду и работе мысли.
Надо было подумать о заработке. Скупой рацион, немного трубочного табаку приходится покупать, а лавочники отпускают товары только за наличные.
Нужда крепко держала Спинозу в цепких лапах. Щедрый друг его Симон Иостен де Врис распорядился установить мыслителю ежегодную пенсию в 500 флоринов — сумму, вполне покрывавшую необходимые расходы. Однако философ отклонил дар купца. Спиноза держался правила: «Будешь вкушать от трудов рук своих, блажен ты и благо тебе». Из всех профессий его безудержно увлекал труд оптика.
В то время увлечение оптическими стеклами было характерной особенностью передовых ученых и мыслителей. Такие стекла открывали бесконечно великое (Галилей и Кеплер) и бесконечно малое (Сваммердам и Левенгук).
Долгие недели Спиноза искал дружбы со шлифовальщиками линз. Наконец книгоиздатель — коллегиант Риувертс познакомил его с гравером и оптиком Марэном Сешаром. Коренастый, широкоплечий, с доброй улыбкой на лице, мастер согласился раскрыть Бенедикту некоторые тайны ювелирного искусства и показать ему основные приемы шлифовки оптических стекол. Светлая радость наполнила душу философа. Одержимый новой профессией, он упивался работой и вскоре стал блистательным мастером своего дела.
Люди, которые знали Спинозу, рассказывают, что его стекла пользовались огромным успехом, что «покупатели стали со всех сторон обращаться к нему, и это давало ему достаточный заработок для поддержания существования».
Однако к шлифовальному станку Спинозу приковывали не столько нужда и заработок, сколько поиски точных решений задач по преломлению света и сознание того, что увеличительные стекла приближают отдаленные и затаенные от человека макро— и микромиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62