На смену сложным прическам, начесам, величественным “халам” на голове, пришла мода носить волосы распущенными. Наташа тоже стала распускать свои длинные волосы. Наталье Петровне не очень-то нравились новомодные веянья: “Ты так красиво убирала головку. Ну, причеши волосики, как я люблю”. Девушка корчила недовольную рожицу, придававшую ей очаровательное сходство с обезьянкой, но расстраивать свекровь не хотела. Она, стоя перед старинным зеркалом, старательно зачесывала свои черные волосы в балетную головку.
Ой, потанцуй, пожалуйста. Потанцуй! — просила Наталья Петровна, усаживаясь на диван, — Как я люблю, когда ты дурачишься!
Девушка надевала длинную в красный горох юбку с пышными оборками и изображала знойную испанку. Свекровь приходила в детский восторг — брала маленькое Наташино лицо в свои руки и, целуя, говорила: “Ах, ты мое блюдечко любимое!”
Однажды невестка рассказала, как ее папа, сильно рассердившись на Танечку, долго выискивал слово пообидней. И вдруг яростно выкрикнул: “Тарелка!”. Наталья Петровна очень смеялась. Так и получилось ласковое — “блюдечко”.
Летним вечером по правительственной трассе ехала машина, ее вел Пан Игналик. Две Наташи возвращались из Москвы на Николину Гору. Склонив голову, Наталя Петровна сидела на переднем сидении, правила свой новый рассказ. Девушка смотрела на спину Матеньки, на завитки ее мягких, душистых волос. От нахлынувшей нежности и любви, ей хотелось плакать... Наталья Петровна тоже любила невестку.
Войдя в дом, они увидели, полный разгром. Егор со Степой, сцепившись, катались по полу, яростно мутузя друг друга.
— Никакого сладу с ними нет! — пожаловалась Мотя.
Если вы сейчас же не прекратите, я не расскажу вам… из чего сделана скрипка! — Пригрозила Тата.
Внуки, разинув рты, тут же перестали драться. Возведя умоляющие взоры на бабушку, возжелали немедленно узнать, из чего же сделан сей плаксивый инструмент. Дама, выдержав паузу, начала рассказывать. Эта была вдохновенная ода в честь скрипки, красноречию которой позавидовали бы греки!
— Вот видишь, — смеясь, сказала она Наташе — Как их можно угомонить!
Да, но для этого надо знать, из чего сделана скрипка.
Импровизируй. Важно заинтриговать! Не надо ничего запрещать, главное переключить внимание.
У свекрови был сильный и властный характер, она всегда говорила своим внукам: “Я сама главная. Меня надо слушаться”. Внуки обожали и слушались ее, ласково называя Таточкой.
Иногда, будучи в хорошем настроении, Наталья Петровна, налепляла мякиш черного хлеба на зуб и начинала изображать страшную Фердупу Кукусьевну. Мальчишки визжали от восторга, хохотали, пугались… А потом просили попугать их еще. Таточка была самой артистичной бабушкой на свете.
Наташа, не чувствуя себя хозяйкой в доме, на все спрашивала разрешения. Наталья Петровна обижалась, даже сердилась: “Что ты все спрашиваешь? Это твой дом! Бери все, что хочешь”.
И вот однажды Наташа отправилась в сад погулять, увидела на яблоне два маленьких красных яблочка. Ох, уж эта женская тяга к яблокам на дереве! Легкомысленная девушка протянула перламутровую ручку и сорвала два неказистых плода. Поднесла яблочко ко рту и съела. Откуда ни возьмись, как в старинных преданиях, налетел ветер, с неба тяжко закапал дождь. Наталья побежала в дом.
Вечером она спустилась в гостиную, весело мурлыча себе под нос: “Помню, я еще молодушкой была”. Андрон и Никита сидели за столом, Настя разливала чай. Вдруг входит Наталья Петровна с трагическим лицом:
— Кто сорвал два красных яблочка в саду?
— Я.
— Ах, какая жалость! Я наблюдала за этими яблочками, как они зреют. Я хотела оставить их на семена.
— Ой, я не знала, извините, пожалуйста.
Наталья Петровна села на свое место во главе стола, трагическая мина не покидала ее лица. Она, молча, пила чай. И вдруг снова начала причитать по поводу безвременно сорванных чудесных плодов. Наташа покраснела и потупила глаза, а свекровь все не успокаивалась.
— Ах, я так берегла их! Каждый день проверяла, не поклевали ли птицы. И надо было тебе сорвать именно эти яблочки! — она расстраивалась все больше и больше, тяжко вздыхая. Наташа, не выдержав, вскочила:
Ну, что такого в том, что я съела эти два несчастных яблока. Откуда я знала,
что они вам так нужны. Вот всегда все спрашивала, а тут не спросила. Вы мне сами говорили: “Бери, что хочешь. Это твой дом!”. Это не мой дом! Я уезжаю отсюда! — И она бросилась наверх собирать вещи.
Сквозь слезы девушка слышала, как в столовой идет какой-то разговор на повышенных тонах. Двое сыновей упрекали мать. Вдруг из общего гула выделился голос Андрона: “Все, я забираю Наташу! Мы уезжаем с ней на “Аэропорт”! Невозможно так жить!”.
Наталья стала еще энергичнее кидать вещи в сумку…
Лестница заскрипела под грузными шагами. Вошла Наталья Петровна и села на кровать:
Наташенька, прости меня, пожалуйста, старую дуру. Умоляю, не уезжай, а то
все скажут, что со мной и жить нельзя! — И она заплакала. Наташа совсем расстроилась и зарыдала еще сильнее:
Я же не знала, что эти яблочки вам нужны. Ну, съела я их, не спросила!
Потоки слез грозили обрушить дом.
Да черт с ними, этими яблоками! Ну что, ты прощаешь меня? — спросила свекровь, целуя Наташины руки, — Прощаешь?
Они крепко обнялись, и долго хлюпали друг у друга на плечах, клянясь в своих самых искренних чувствах.
После великого потопа Наталья Петровна спустилась вниз. Зашла к Насте с Никитушкой, хлопнула в ладоши и весело сказала:
Вот, поплакала немножко, попросила прощения и семейный конфликт улажен!
8-ое сентября, праздник — Натальин день. Наташа маленькая вошла в уютную светлую спальню Натальи Петровны. Свекровь сидела за столом, что-то писала. В клетке надрывалась канарейка, стараясь усладить слух своей хозяйки.
Поздравляю, Матенька, с праздником! — сказала Наташа, любуясь своей свекровью.
И я тебя поздравляю. Давай, поедем в церковь, причастимся, исповедуемся. Батюшка нам грешки отпустит, — предложила Наталья Петровна.
— С удовольствием!
Храм был совсем недалеко. Служба уже началась, ее вел отец Николай — духовник Натальи Петровны, с которым она очень дружила. Батюшка тихо рассказывал житие святой Натальи. Уютно потрескивали свечи, пахло ладаном, прихожане богомольно стояли, с клироса красиво лилось пение хора, голоса звенели под самым куполом, словно ангельские осанны. Отовсюду на тебя смотрят иконы, каждая имеет свой лик: одни — строгие и карающие, другие — кроткие и радостные. Наташа встала перед иконой Серафима Саровского.
— Ах, как хорошо! Ничего нет красивей православных церквей! — прошептала, крестясь, Наталья Петровна.
Впервые в жизни Наташа исповедывалась. Батюшка задавал ей какие-то вопросы, она отвечала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66