Энергия, накопленная им во время пикирования, даст ему преимущество в высоте над моим самолетом. «Давай подеремся…» И воздушный «бой» начинается.
Инстинктивно, одним движением, я хватаюсь за сектор газа и рычаг управления шагом воздушного винта и толкаю их вперед до отказа. Самолет тяжело вздыхает, вздрагивает и делает скачок вперед. Я круто набираю высоту и выдерживаю этот режим. Огромный винт пожирает пространство, отбрасывая воздух назад. Бальбоа остается далеко позади. «Мустанг» разворачивается надо мной, и начинается второй заход. Я слегка отворачиваю в сторону. Он тоже разворачивается внутрь круга. Ого, теперь он в выгодном положении! Я не думал, что он так быстро зайдет мне в хвост. Этот заход он наверняка использует. Я снова разворачиваюсь. Голубой нос моего самолета направлен прямо на него. Резко свернув, он пытается уйти. Сейчас мы находимся примерно на одной высоте и идем с одинаковой скоростью. Мощный рев самолетов нарушает тишину утра над берегом океана. Начинается взаимное преследование по гигантскому кругу. Резкий разворот создает утроенную перегрузку. Сближаемся. Круг уменьшается. Крутые развороты непрерывно увеличивают перегрузку. Я тяну ручку на себя, самолет на грани срыва, но я стараюсь удержать машину. Самолет дрожит, крен увеличивается, кажется, он вот-вот свалится на крыло. Тогда я отдаю ручку от себя, уменьшая перегрузку. Из-за перегрузки на разворотах у меня на лице сильно оттягивает вниз кожу, а рот невольно открывается. Кровь отливает от мозга, и я чувствую, как темнеет в глазах. Все вокруг погружается в белесый туман. На испытательных полетах я привык к перегрузкам и могу выдержать до 6G без противоперегрузочного костюма. Но вот серая пелена перед глазами исчезает, и я смотрю на своего друга. Как дела у него? Он уже не на противоположной стороне круга. Диаметр моего виража чуть меньше. Постепенно «Скайрейдер» настигает его, и я начинаю заходить к нему в хвост. Будь это настоящий воздушный бой, моему противнику грозила бы верная смерть. Секунда, две — и все было бы кончено. Сейчас он отчаянно пытается вывести самолет из-под обстрела. Резко перевернувшись через крыло, он с пронзительным воем пикирует вниз, к воде и пляжу. Я тоже переворачиваюсь через крыло и следую за ним, а затем пристраиваюсь к нему крылом к крылу. Военный летчик-истребитель смотрит в мою сторону, кивает головой и улыбается. Затем проделывает замедленную бочку. Я неуклюже пытаюсь повторить эту фигуру. Но тут я не пара летчику-истребителю. Кроме того, я знаю, что, если бы мы поменялись самолетами, я уступил бы ему в бою на виражах.
— КАК-6, я 482, нахожусь над Япика, возвращаюсь на аэродром.
— Вы опоздали на завтрак, дружище!
* * *
После завтрака меня ждали еще три самолета.
Пока я поднимался до семи тысяч метров, двигатель работал чисто, как часы, но вдруг регулятор карбюратора отказал и мотор заработал грубо. Самолет начал вибрировать.
«Ну, парень, вот оно… За это тебе и платят деньги». — Я настораживаюсь, как человек, мимо уха которого пролетела пуля. Убираю газ, но, кажется, недостаточно быстро. Хлоп-хлоп! Самолет вздрагивает. Вот о чем предупреждал Брауни! AD резко теряет полторы тысячи метров. Здесь воздух плотнее. Я уверенно даю газ, но двигатель, протестуя, отчаянно визжит и содрогается. Ясно: двигатель отказал, самолет не дотянет до аэродрома. Охвативший меня страх на мгновение исчезает: ведь я нанялся на такую работу. Самолет надо доставить назад! Мое самолюбие и сознание необходимости посадить самолет неповрежденным не дают желанию покинуть самолет взять верх надо мной. Страху придется подождать!
Какой аэродром ближе всего? Эль-Торо, Лонг-Бич, Аламеда? Принимай решение, быстро! Да выбирай правильно! После отказа двигателя самолет быстро теряет высоту. Только пять минут назад все было в порядке, но стоило регулировке чуть отойти от нормы — и послушный самолет превратился в «гроб» пяти с половиной тонн весом. Аэродромы с красивыми звучными названиями — Лонг-Бич, Эль-Торо и Аламеда — с таким же успехом могли находиться на расстоянии миллиона километров: все равно нет тяги, чтобы добраться хоть до какого-нибудь аэродрома. В своей холодной металлической коробке-кабине я сквозь зубы бормочу проклятья. Проклятая машина не дотянет до аэродрома. Приткнуться бы на какой-нибудь пятачок. Ага, вот он. Нет, слишком маленький. Мгновение — и пятачок остается позади. Вот и коричневое поле. Там, пожалуй, можно приземлиться. Земля быстро приближается. Поле покрыто травой! Кто знает, что под ней скрывается, — ровная земля или глубокие ямы, или кучи камней… Думать бесполезно, потому что у меня нет выбора. Делаю последнюю попытку снова запустить двигатель. Он кашляет, но тяга чуть-чуть увеличивается. Достаточно ли, чтобы дотянуть до аэродрома? Оставлять самолет здесь неудобно — ведь придется тащить его к себе на буксире. Постараюсь осторожно довести самолет до аэродрома. Лучше самому доставить машину назад, чем заставлять компанию буксировать ее по шоссе. Надо доставить самолет.
Двигатель протестует — он не хочет больше работать и вздрагивает. Кажется, сейчас он сорвется с рамы и упадет на землю.
— КАК-6… Я 522. Вынужденно сажусь на аэродром. Прием.
Ответ поступает немедленно:
— Пять-два-два… Нужно ли вызвать аварийные службы? — Голос Джерри звучит спокойно, педантично.
— Пожалуй, это будет кстати.
Мы с диспетчером словно соревнуемся, чей голос будет звучать будничнее. Правильные квадраты домов, огороженные дворики с играющими детишками проносятся подо мной. Осталось еще немного. Проклятье, совсем немного! Дома убегают от болезненно громыхающего синего самолета, который стремительно проносится над ними. «Продержись еще чуть-чуть, малютка!» — обращаюсь я к самолету с просьбой и затаиваю дыхание. Самолет низко-низко над землей. Двигатель может отказать в любую минуту, и мне не хватит высоты, чтобы рассчитать посадку на какой-нибудь пятачок. Впереди не видно больше никакого коричневого поля.
— Пять-два-два, где вы сейчас находитесь? — раздается голос в моих наушниках.
— Не беспокойтесь, — коротко отвечаю я. Больше меня не запрашивают. И хорошо — у меня нет времени отвечать на вопросы. После каждого движения сектором газа двигатель грохочет и стонет. О господи, давай, давай еще немного!
— Пять-два-два, мы вас видим. Вам разрешается посадка на любую полосу…
Вот он, аэродром! В моем распоряжении всего один заход, так как повторить его мне уже не удастся.
Колеса касаются земли. Спокойное, безмятежное, прекрасное поле. Откидываюсь на спинку сиденья и наслаждаюсь. Какой это восхитительный комфорт — просто сидеть, ни о чем не думая, не двигаясь. Самолет дышит тяжело, словно загнанный конь, а масло, как кровь, брызжет из-под капота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Инстинктивно, одним движением, я хватаюсь за сектор газа и рычаг управления шагом воздушного винта и толкаю их вперед до отказа. Самолет тяжело вздыхает, вздрагивает и делает скачок вперед. Я круто набираю высоту и выдерживаю этот режим. Огромный винт пожирает пространство, отбрасывая воздух назад. Бальбоа остается далеко позади. «Мустанг» разворачивается надо мной, и начинается второй заход. Я слегка отворачиваю в сторону. Он тоже разворачивается внутрь круга. Ого, теперь он в выгодном положении! Я не думал, что он так быстро зайдет мне в хвост. Этот заход он наверняка использует. Я снова разворачиваюсь. Голубой нос моего самолета направлен прямо на него. Резко свернув, он пытается уйти. Сейчас мы находимся примерно на одной высоте и идем с одинаковой скоростью. Мощный рев самолетов нарушает тишину утра над берегом океана. Начинается взаимное преследование по гигантскому кругу. Резкий разворот создает утроенную перегрузку. Сближаемся. Круг уменьшается. Крутые развороты непрерывно увеличивают перегрузку. Я тяну ручку на себя, самолет на грани срыва, но я стараюсь удержать машину. Самолет дрожит, крен увеличивается, кажется, он вот-вот свалится на крыло. Тогда я отдаю ручку от себя, уменьшая перегрузку. Из-за перегрузки на разворотах у меня на лице сильно оттягивает вниз кожу, а рот невольно открывается. Кровь отливает от мозга, и я чувствую, как темнеет в глазах. Все вокруг погружается в белесый туман. На испытательных полетах я привык к перегрузкам и могу выдержать до 6G без противоперегрузочного костюма. Но вот серая пелена перед глазами исчезает, и я смотрю на своего друга. Как дела у него? Он уже не на противоположной стороне круга. Диаметр моего виража чуть меньше. Постепенно «Скайрейдер» настигает его, и я начинаю заходить к нему в хвост. Будь это настоящий воздушный бой, моему противнику грозила бы верная смерть. Секунда, две — и все было бы кончено. Сейчас он отчаянно пытается вывести самолет из-под обстрела. Резко перевернувшись через крыло, он с пронзительным воем пикирует вниз, к воде и пляжу. Я тоже переворачиваюсь через крыло и следую за ним, а затем пристраиваюсь к нему крылом к крылу. Военный летчик-истребитель смотрит в мою сторону, кивает головой и улыбается. Затем проделывает замедленную бочку. Я неуклюже пытаюсь повторить эту фигуру. Но тут я не пара летчику-истребителю. Кроме того, я знаю, что, если бы мы поменялись самолетами, я уступил бы ему в бою на виражах.
— КАК-6, я 482, нахожусь над Япика, возвращаюсь на аэродром.
— Вы опоздали на завтрак, дружище!
* * *
После завтрака меня ждали еще три самолета.
Пока я поднимался до семи тысяч метров, двигатель работал чисто, как часы, но вдруг регулятор карбюратора отказал и мотор заработал грубо. Самолет начал вибрировать.
«Ну, парень, вот оно… За это тебе и платят деньги». — Я настораживаюсь, как человек, мимо уха которого пролетела пуля. Убираю газ, но, кажется, недостаточно быстро. Хлоп-хлоп! Самолет вздрагивает. Вот о чем предупреждал Брауни! AD резко теряет полторы тысячи метров. Здесь воздух плотнее. Я уверенно даю газ, но двигатель, протестуя, отчаянно визжит и содрогается. Ясно: двигатель отказал, самолет не дотянет до аэродрома. Охвативший меня страх на мгновение исчезает: ведь я нанялся на такую работу. Самолет надо доставить назад! Мое самолюбие и сознание необходимости посадить самолет неповрежденным не дают желанию покинуть самолет взять верх надо мной. Страху придется подождать!
Какой аэродром ближе всего? Эль-Торо, Лонг-Бич, Аламеда? Принимай решение, быстро! Да выбирай правильно! После отказа двигателя самолет быстро теряет высоту. Только пять минут назад все было в порядке, но стоило регулировке чуть отойти от нормы — и послушный самолет превратился в «гроб» пяти с половиной тонн весом. Аэродромы с красивыми звучными названиями — Лонг-Бич, Эль-Торо и Аламеда — с таким же успехом могли находиться на расстоянии миллиона километров: все равно нет тяги, чтобы добраться хоть до какого-нибудь аэродрома. В своей холодной металлической коробке-кабине я сквозь зубы бормочу проклятья. Проклятая машина не дотянет до аэродрома. Приткнуться бы на какой-нибудь пятачок. Ага, вот он. Нет, слишком маленький. Мгновение — и пятачок остается позади. Вот и коричневое поле. Там, пожалуй, можно приземлиться. Земля быстро приближается. Поле покрыто травой! Кто знает, что под ней скрывается, — ровная земля или глубокие ямы, или кучи камней… Думать бесполезно, потому что у меня нет выбора. Делаю последнюю попытку снова запустить двигатель. Он кашляет, но тяга чуть-чуть увеличивается. Достаточно ли, чтобы дотянуть до аэродрома? Оставлять самолет здесь неудобно — ведь придется тащить его к себе на буксире. Постараюсь осторожно довести самолет до аэродрома. Лучше самому доставить машину назад, чем заставлять компанию буксировать ее по шоссе. Надо доставить самолет.
Двигатель протестует — он не хочет больше работать и вздрагивает. Кажется, сейчас он сорвется с рамы и упадет на землю.
— КАК-6… Я 522. Вынужденно сажусь на аэродром. Прием.
Ответ поступает немедленно:
— Пять-два-два… Нужно ли вызвать аварийные службы? — Голос Джерри звучит спокойно, педантично.
— Пожалуй, это будет кстати.
Мы с диспетчером словно соревнуемся, чей голос будет звучать будничнее. Правильные квадраты домов, огороженные дворики с играющими детишками проносятся подо мной. Осталось еще немного. Проклятье, совсем немного! Дома убегают от болезненно громыхающего синего самолета, который стремительно проносится над ними. «Продержись еще чуть-чуть, малютка!» — обращаюсь я к самолету с просьбой и затаиваю дыхание. Самолет низко-низко над землей. Двигатель может отказать в любую минуту, и мне не хватит высоты, чтобы рассчитать посадку на какой-нибудь пятачок. Впереди не видно больше никакого коричневого поля.
— Пять-два-два, где вы сейчас находитесь? — раздается голос в моих наушниках.
— Не беспокойтесь, — коротко отвечаю я. Больше меня не запрашивают. И хорошо — у меня нет времени отвечать на вопросы. После каждого движения сектором газа двигатель грохочет и стонет. О господи, давай, давай еще немного!
— Пять-два-два, мы вас видим. Вам разрешается посадка на любую полосу…
Вот он, аэродром! В моем распоряжении всего один заход, так как повторить его мне уже не удастся.
Колеса касаются земли. Спокойное, безмятежное, прекрасное поле. Откидываюсь на спинку сиденья и наслаждаюсь. Какой это восхитительный комфорт — просто сидеть, ни о чем не думая, не двигаясь. Самолет дышит тяжело, словно загнанный конь, а масло, как кровь, брызжет из-под капота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98