Орлы были как на подбор квадратные и вислорукие, но с такими щенячьими мордами, что Закирзянову стало стыдно и страшно. Он напомнил себе, что это добровольцы и что это старшекурсники — которые, значит, в среднем на три-пять лет старше срочников, дотаптывающих формально усмиренную Чечню. Но с безмятежного настроя, взыгравшего при виде ошарашенных морд натовцев, уткнувшихся в танковые дула, эти мысли Закирзянова все-таки сбили.
— Ну, всего этого, — сказал Иваньков, чиркнув пальцем по окрестностям. — Я не возражаю, амам стопудово пора рыло свернуть — и я прям кончаю, честно говоря. Но Магдиеву какой смысл? Он типа с русским игом боролся, штатники ему помогли, а теперь он их тем же веслом как бы по тому же месту. Непонятно.
Закирзянов пожал плечами.
— Серый, Булкина можно как угодно называть — вором, брехуном. Но он не дурак, во-первых. А во-вторых, четко держится за то, что избран населением. И пытается делать как раз то, чего хотят избиратели. Тут все по-честному. Я, ладно, татарин. А ты ведь нет. Но признайся, тебе же приятно было Придорогину задницу надрать?
Неяпончик кивнул, широко ухмыльнувшись.
— И у большинства так. Это не национальный вопрос, а вопрос… не знаю… гордости, что ли.
— Национальной гордости великороссов, — сказал Русый, после госпиталя ставший очень молчаливым и сосредоточенным.
— Н-ну, может быть. Хотя нет, как раз не национальной. И эта гордость, по-любому, не позволяет теперь действовать иначе. Татарстан же никуда от России не денется. И заработает себе вечного врага, если выяснится, что вся бодяга была заверчена ради того, чтобы под американцев лечь.
— У меня знакомый был, — сказал Неяпончик. — В школе еще. У него шутка была: скорей бы война началась, чтобы мы Америке сдались. Жвачки полно будет и видаков.
— Это, Сережа, он в школе шутил. До Югославии и Ирака. Потом он, я думаю, увидел, что американцы приходят надолго и оставляют после себя руины. И если гордость в сторону, то получится, что татары и конкретно Магдиев развалили Россию. Этого никто никогда не простит. Зато если по-тупому занять позицию полной независимости и пинать всех, которые приходят, независимо от размера, — будет глуповато, но круто.
— И надолго это, — поинтересовался Неяпончик, — против всего света воевать-то?
— Рука колоть устала? — спросил Закирзянов. — Сереж, фиг его знает. До победного, видимо. Будем надеяться, что Магдиев знает, чего делает.
— Не, а откуда он знает? Самый умный, что ли?
— Ну, с Придорогиным у него ловко получилось. А Бьюкенен, я вам скажу, тупой как пробка. Может, тоже получится.
— Мечты, мечты, — сказал Русый.
— Пессимист вы, Руслан Ильдарович, — отметил Закирзянов. — Тут еще такой момент. Если им сразу врезать по соплям, они откатятся и задумаются очень надолго. Они же привыкли на расстоянии воевать, как в компьютерной игре. Чтобы крови не было видно. Крови они не любят. Особенно своей.
— Свою кровь только дэйвушки незамужние любят, — важно сказал Иваньков и хотел развить тему, но под внимательным взглядом Закирзянова задавил намерение в зародыше, вставил в ухо наушник и принялся фальшиво подсвистывать слышной только ему музыке, с невероятным усердием разглядывая колонну по ту сторону шлагбаума.
Этот взгляд будто завел миротворцев: забегали люди, грузовики затеяли сложные перестроения, «голубые каски» посыпались с бортов, выстроились за одной из бронемашин в не очень длинную шеренгу, потом что-то рявкнули и снова разбежались по машинам.
На самом деле виноват в оживлении был не воспламеняющий взгляд Сергея Геннадьевича Иванькова, а упорство Уильяма Торна Хогарта. Он после двадцати минут проклятий в адрес секретарей, телекомпаний, спутников и грязного русского неба сумел дозвониться до президента и почти истерично потребовать дальнейших инструкций.
Бьюкенен, игравший в гольф со старым, еще индианских времен, приятелем, не стал сдерживаться и сразу напомнил, что русский вояж был личной инициативой дорогого Билла — поэтому что делать дальше, Биллу, если по уму, следует сочинить самостоятельно. Потом президент немного смягчился, аккуратно положил клюшку на траву и, вороша поднесенные секретарем бумаги, напомнил своему министру, что, по данным ЦРУ, военной разведки, министерства национальной безопасности и, в конце концов, русского военного ведомства, никаких танковых частей в Татарстане нет. Вся броневая мощь, которой располагает мятежная республика, сводится к нескольким учебным машинам и устрашающему имени президента Магдиева. И пожалуйста, дорогой Билли, не зови к трубке этого бурша, который будет грузить меня техническими деталями. Для меня и для всего нашего народа существенна одна деталь. Америка через всю планету протянула руку помощи русскому региону. И если в руку плюнули, нельзя поворачиваться и уходить, как побитый лабрадор. Надо, как минимум, вытереть плевок о рыло наглеца — чтобы другим неповадно было. Поэтому, господин Хогарт, пожалуйста, пройдите сквозь эти муляжи и объясните господину исламскому мессии, что так большие ребята себя не ведут.
Хогарт положил трубку в растерянных чувствах, но с заметным облегчением. Приказ получен.
Хогарт отправился на поиски потерявшегося где-то Фридке, чтобы изложить волю начальства, — и нашел его у узла радиосвязи. Генерал сосредоточенно дослушал невидимого собеседника, сказал «Roger» и отключился.
Хогарт с ходу принялся излагать ему свой план взятия Казани.
Фридке дождался первой паузы и сказал:
— Господин министр, я только что связался с руководством миротворческой миссии. Мне приказано воздержаться от активных действий.
— Что это значит? — спросил Хогарт, уже все поняв.
— Господин министр, мы стоим на месте, пока политики не договорятся до чего-нибудь. Это приказ. Я сожалею.
Хогарт сразу сообразил, что ругаться или звонить руководству генерала бессмысленно, а снова дергать президента — просто опасно. Он пожелал найти изощренную смерть той нелегкой, что дернула его отправиться в Россию, но потом решил не пилить опилки, а поискать конструктивное решение возникшей проблемы. Оно оказалось рядом.
— Генерал, в вверенной вам части много американцев?
— Один взвод.
Хогарт про себя вздохнул, но продолжил:
— Считается ли, что сейчас вы выполняете боевую задачу, или я могу использовать этот взвод в национальных интересах?
Фридке соображал быстро. Тем большего уважения заслуживала его реакция:
— Согласно приказу, боевая задача отложена на неопределенное время. Прецедентов отвлечения международных сил в национальных интересах я не помню. Но думаю, разрешение на это не выходит за рамки моей компетенции. Кроме того, считаю, что данный кризис остается международной проблемой — и никакие приказы этого не исправят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Ну, всего этого, — сказал Иваньков, чиркнув пальцем по окрестностям. — Я не возражаю, амам стопудово пора рыло свернуть — и я прям кончаю, честно говоря. Но Магдиеву какой смысл? Он типа с русским игом боролся, штатники ему помогли, а теперь он их тем же веслом как бы по тому же месту. Непонятно.
Закирзянов пожал плечами.
— Серый, Булкина можно как угодно называть — вором, брехуном. Но он не дурак, во-первых. А во-вторых, четко держится за то, что избран населением. И пытается делать как раз то, чего хотят избиратели. Тут все по-честному. Я, ладно, татарин. А ты ведь нет. Но признайся, тебе же приятно было Придорогину задницу надрать?
Неяпончик кивнул, широко ухмыльнувшись.
— И у большинства так. Это не национальный вопрос, а вопрос… не знаю… гордости, что ли.
— Национальной гордости великороссов, — сказал Русый, после госпиталя ставший очень молчаливым и сосредоточенным.
— Н-ну, может быть. Хотя нет, как раз не национальной. И эта гордость, по-любому, не позволяет теперь действовать иначе. Татарстан же никуда от России не денется. И заработает себе вечного врага, если выяснится, что вся бодяга была заверчена ради того, чтобы под американцев лечь.
— У меня знакомый был, — сказал Неяпончик. — В школе еще. У него шутка была: скорей бы война началась, чтобы мы Америке сдались. Жвачки полно будет и видаков.
— Это, Сережа, он в школе шутил. До Югославии и Ирака. Потом он, я думаю, увидел, что американцы приходят надолго и оставляют после себя руины. И если гордость в сторону, то получится, что татары и конкретно Магдиев развалили Россию. Этого никто никогда не простит. Зато если по-тупому занять позицию полной независимости и пинать всех, которые приходят, независимо от размера, — будет глуповато, но круто.
— И надолго это, — поинтересовался Неяпончик, — против всего света воевать-то?
— Рука колоть устала? — спросил Закирзянов. — Сереж, фиг его знает. До победного, видимо. Будем надеяться, что Магдиев знает, чего делает.
— Не, а откуда он знает? Самый умный, что ли?
— Ну, с Придорогиным у него ловко получилось. А Бьюкенен, я вам скажу, тупой как пробка. Может, тоже получится.
— Мечты, мечты, — сказал Русый.
— Пессимист вы, Руслан Ильдарович, — отметил Закирзянов. — Тут еще такой момент. Если им сразу врезать по соплям, они откатятся и задумаются очень надолго. Они же привыкли на расстоянии воевать, как в компьютерной игре. Чтобы крови не было видно. Крови они не любят. Особенно своей.
— Свою кровь только дэйвушки незамужние любят, — важно сказал Иваньков и хотел развить тему, но под внимательным взглядом Закирзянова задавил намерение в зародыше, вставил в ухо наушник и принялся фальшиво подсвистывать слышной только ему музыке, с невероятным усердием разглядывая колонну по ту сторону шлагбаума.
Этот взгляд будто завел миротворцев: забегали люди, грузовики затеяли сложные перестроения, «голубые каски» посыпались с бортов, выстроились за одной из бронемашин в не очень длинную шеренгу, потом что-то рявкнули и снова разбежались по машинам.
На самом деле виноват в оживлении был не воспламеняющий взгляд Сергея Геннадьевича Иванькова, а упорство Уильяма Торна Хогарта. Он после двадцати минут проклятий в адрес секретарей, телекомпаний, спутников и грязного русского неба сумел дозвониться до президента и почти истерично потребовать дальнейших инструкций.
Бьюкенен, игравший в гольф со старым, еще индианских времен, приятелем, не стал сдерживаться и сразу напомнил, что русский вояж был личной инициативой дорогого Билла — поэтому что делать дальше, Биллу, если по уму, следует сочинить самостоятельно. Потом президент немного смягчился, аккуратно положил клюшку на траву и, вороша поднесенные секретарем бумаги, напомнил своему министру, что, по данным ЦРУ, военной разведки, министерства национальной безопасности и, в конце концов, русского военного ведомства, никаких танковых частей в Татарстане нет. Вся броневая мощь, которой располагает мятежная республика, сводится к нескольким учебным машинам и устрашающему имени президента Магдиева. И пожалуйста, дорогой Билли, не зови к трубке этого бурша, который будет грузить меня техническими деталями. Для меня и для всего нашего народа существенна одна деталь. Америка через всю планету протянула руку помощи русскому региону. И если в руку плюнули, нельзя поворачиваться и уходить, как побитый лабрадор. Надо, как минимум, вытереть плевок о рыло наглеца — чтобы другим неповадно было. Поэтому, господин Хогарт, пожалуйста, пройдите сквозь эти муляжи и объясните господину исламскому мессии, что так большие ребята себя не ведут.
Хогарт положил трубку в растерянных чувствах, но с заметным облегчением. Приказ получен.
Хогарт отправился на поиски потерявшегося где-то Фридке, чтобы изложить волю начальства, — и нашел его у узла радиосвязи. Генерал сосредоточенно дослушал невидимого собеседника, сказал «Roger» и отключился.
Хогарт с ходу принялся излагать ему свой план взятия Казани.
Фридке дождался первой паузы и сказал:
— Господин министр, я только что связался с руководством миротворческой миссии. Мне приказано воздержаться от активных действий.
— Что это значит? — спросил Хогарт, уже все поняв.
— Господин министр, мы стоим на месте, пока политики не договорятся до чего-нибудь. Это приказ. Я сожалею.
Хогарт сразу сообразил, что ругаться или звонить руководству генерала бессмысленно, а снова дергать президента — просто опасно. Он пожелал найти изощренную смерть той нелегкой, что дернула его отправиться в Россию, но потом решил не пилить опилки, а поискать конструктивное решение возникшей проблемы. Оно оказалось рядом.
— Генерал, в вверенной вам части много американцев?
— Один взвод.
Хогарт про себя вздохнул, но продолжил:
— Считается ли, что сейчас вы выполняете боевую задачу, или я могу использовать этот взвод в национальных интересах?
Фридке соображал быстро. Тем большего уважения заслуживала его реакция:
— Согласно приказу, боевая задача отложена на неопределенное время. Прецедентов отвлечения международных сил в национальных интересах я не помню. Но думаю, разрешение на это не выходит за рамки моей компетенции. Кроме того, считаю, что данный кризис остается международной проблемой — и никакие приказы этого не исправят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110