Катька, надень хоть что-нибудь!
Катя просунула голову в ожерелье. Оно представляло собой кованое железное кольцо, на котором болтались чьи-то огромные зубы.
— Простенько, но со вкусом… За тебя, Кофи!
— Спасибо, но что все за меня да за меня, — смутился Кофи. — Давайте уж за вас…
Брат с сестрой замахали руками.
— Когда тост произнесен, уже нельзя переигрывать, — сказал Борис Кондратьев и осушил рюмку. — Ну-с, а теперь займемся вот этим.
— Должно быть, жрачка, — предположила Катя, морщась от водки.
Они принялись развязывать пакеты, лежащие на столе.
В одном пальмовом листе оказались клубни побольше. В другом пальмовом листе были клубни поменьше.
— Похоже на картошку, — сказал Борис.
— Ну да, — поддержала брата Катя. — Это у вас такая странная картошка растет?
— С вами неинтересно, — махнул рукой молодой вождь. — Все сразу угадали.
Это бататы. А это — ямс. Африканский картофель. Только бататы сладкие. Зато ямс очень на русскую картошку похож.
— А в кувшине что? — спросила Катя.
— Стратегический продукт, — усмехнулся Кофи.
— А из чего кувшин? — спросил Борис. — Шершавый.
— Из стратегического продукта, — снова усмехнулся гость.
— Борька, смотри, там масло! — Катя уже вытащила зубами затычку и принюхивалась. — Ну да. Растительное масло. Никогда не задумывалась, растут ли в Африке подсолнухи.
Борис озадаченно покрутил головой в боевом головном уборе.
— Если подсолнечное масло — стратегический товар Бенина, то из чего сделан этот шершавый горшок? Не из подсолнухов же… Что-то я в таком прикиде плохо соображать стал. Слушай, а может, в тропиках подсолнухи величиной с деревья, а?
Может, твои земляки из стволов подсолнечника горшки выдалбливают?
Кофи обнял Катю за талию и прикоснулся губами к нежной белой шее:
— Подсолнухи в Африке не растут. Это пальмовое масло. Главная статья экспорта.
Все остальное в нашей стране импорт. Неужели вам отец ничего про Западную Африку не рассказывал? Он же бывал где-то в наших краях.
— Меня черным колдуном в детстве пугал, — вспомнила девушка. — Но как-то шутя, я не боялась. И даже, как видишь, не выросла расисткой. Папа говорил: «А ну ешь манную кашу! А то придет черный колдун и унесет тебя в мангровый лес!»
Кофи прикрыл глаза. «Молчи, будь хитрым!» — умолял он самого себя. В висках колотили конические барабанные палочки. Уши будто забились серными пробками. Голос Бориса донесся издалека, глухо:
— Со старшими детьми отцы больше времени проводят. Меня1 он уже манной кашей не кормил. И слава Богу. Я ее терпеть не могу. Катька меня раз попробовала накормить, так я всю манную кашу по ее голове растер. Помнишь, Кать?
— А ты помнишь, какую трепку я тебе тогда задала? Хорошо помнишь?
— Помню, — буркнул Борис и сделал обиженное лицо. — Маленького отлупить дело нехитрое…
Кофи пододвинул Кате стул. Уселся рядом. Поднял рюмку.
— У меня оригинальный тост, — сказал он. — За хозяев этого дома. За вас!
Они выпили еще по чуть-чуть. Закусили сыром, вареной колбасой и капустным салатом.
— А что, если мы что-нибудь из этого приготовим? — Катя покатала по столу африканскую картофелину. — Я голодна, как сто китайцев.
— Кофи, напомни нам, беспамятным, где здесь ямс, а где эти… пататы.
— Не пататы, а бататы! — поправила Катя.
— У ямса клубни мельче, — сказал Кофи. — Ямс лучше жарить, как обычную картошку. Бататы лучше варить и кушать с чаем. Вместо булки. Странно, что Василий Константинович об этом не рассказывал.
Кстати, где он? Где мама?
— Докладываю: матушка в деревне, завтра вернется. Папа заступил в ночной дозор на складах фирмы «Тоусна».
Катя поднялась, собрала на пальмовом листе ямс и отправилась на кухню. Оттуда крикнула:
— Кофи, а кожуру тоже, как у картошки, срезать?
— Точь-в-точь! — крикнул в ответ Кофи и вернулся к славному боевому прошлому отставного полковника Кондратьева. — И еще, Борька, мне странно вот что. Из Африки люди стремятся привезти сувениры.
Маски везут, наконечники копий, стрел.
Всё это развешивают на стенах, показывают гостям. А у вас ничего такого не видно.
Африканские похождения отца очень мало заботили Кондратьева-младшего.
У нового поколения новые ценности. Новые интересы.
Африканские сувениры заботили Борьку еще меньше. Он действительно видел ритуальные африканские маски в некоторых домах и не испытывал к этим предметам ни малейшей тяги.
— По-моему, отцу было в Африке не до этого. Он там государственными переворотами, насколько я знаю, занимался. Правительственные резиденции захватывал…
Впрочем, Кофи, одна штучка у папы имеется. Сейчас покажу.
Борис встал из-за стола и скрылся в родительской спальне. Кофи Догме налил себе водки и выпил одним махом, чему научился прежде, чем овладел русским языком.
Борис прикрыл за собой дверь спальни и молча протянул Кофи какой-то предмет.
Нож! Деревянная рукоятка в форме змеи, покрытая черным лаком. Страшное обоюдоострое лезвие тридцатисантиметровой длины. И крупные буквы гравировки, протянувшиеся от рукояти к острию:
«А LА GUERRE СОММЕ A LA GUERRE».
А ля гер ком а ля гер — на войне как на войне. Такими штуками французские парашютисты вспарывали животы недовольным по всей Африке. В начале шестидесятых.
Когда французы ушли, то ножи, как водится, остались. Парашютисты меняли их на золото и алмазы. Дарили чернокожим возлюбленным. Отдавали черным колдунам в награду за амулеты бессмертия.
Нож задрожал в руках молодого вождя.
Он закусил губу. В голове грянули с беспощадной силой барабаны судьбы.
34
За окном угасал один из последних летних дней. Белые ночи были далеко позади.
Неумолимо надвигался учебный семестр, и это дело надо было как следует отметить.
На вечеринку Бориса, Катю и Кофи двоечник Дима привез в собственном джипе «Шевроле». Привез не куда-нибудь, а в чейто бывший дворец в центре Петербурга.
Собственно говоря, это в школе Дима был двоечником, которого тащили из класса в класс благодаря папе, одному из секретарей Ленинградского горкома КПСС. Затем папа стал «новым русским» и купил двоечнику Диме джип и квартиру во дворце.
Большое помещение с непривычки угнетает. Первым пример подал Борис: плюхнулся в кресло. И утонул. Катя постояла у картин и потащила Кофи за руку. Они осторожно примостились на краешке кожаного диванчика. Кофи посмотрел на часы.
Половина девятого. За огромными окнами сгущались сумерки.
— Сейчас я вам что-нибудь для души поставлю, — сказал двоечник Дима, подходя к стойке с радиоаппаратурой; он только что закончил разговор и небрежно швырнул трубку сотового телефона в одно из огромных кожаных кресел. — Пока народ не подвалил.
Раздался мелодичный бой часов, и гости завертели головами, пытаясь обнаружить источник где-нибудь на стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Катя просунула голову в ожерелье. Оно представляло собой кованое железное кольцо, на котором болтались чьи-то огромные зубы.
— Простенько, но со вкусом… За тебя, Кофи!
— Спасибо, но что все за меня да за меня, — смутился Кофи. — Давайте уж за вас…
Брат с сестрой замахали руками.
— Когда тост произнесен, уже нельзя переигрывать, — сказал Борис Кондратьев и осушил рюмку. — Ну-с, а теперь займемся вот этим.
— Должно быть, жрачка, — предположила Катя, морщась от водки.
Они принялись развязывать пакеты, лежащие на столе.
В одном пальмовом листе оказались клубни побольше. В другом пальмовом листе были клубни поменьше.
— Похоже на картошку, — сказал Борис.
— Ну да, — поддержала брата Катя. — Это у вас такая странная картошка растет?
— С вами неинтересно, — махнул рукой молодой вождь. — Все сразу угадали.
Это бататы. А это — ямс. Африканский картофель. Только бататы сладкие. Зато ямс очень на русскую картошку похож.
— А в кувшине что? — спросила Катя.
— Стратегический продукт, — усмехнулся Кофи.
— А из чего кувшин? — спросил Борис. — Шершавый.
— Из стратегического продукта, — снова усмехнулся гость.
— Борька, смотри, там масло! — Катя уже вытащила зубами затычку и принюхивалась. — Ну да. Растительное масло. Никогда не задумывалась, растут ли в Африке подсолнухи.
Борис озадаченно покрутил головой в боевом головном уборе.
— Если подсолнечное масло — стратегический товар Бенина, то из чего сделан этот шершавый горшок? Не из подсолнухов же… Что-то я в таком прикиде плохо соображать стал. Слушай, а может, в тропиках подсолнухи величиной с деревья, а?
Может, твои земляки из стволов подсолнечника горшки выдалбливают?
Кофи обнял Катю за талию и прикоснулся губами к нежной белой шее:
— Подсолнухи в Африке не растут. Это пальмовое масло. Главная статья экспорта.
Все остальное в нашей стране импорт. Неужели вам отец ничего про Западную Африку не рассказывал? Он же бывал где-то в наших краях.
— Меня черным колдуном в детстве пугал, — вспомнила девушка. — Но как-то шутя, я не боялась. И даже, как видишь, не выросла расисткой. Папа говорил: «А ну ешь манную кашу! А то придет черный колдун и унесет тебя в мангровый лес!»
Кофи прикрыл глаза. «Молчи, будь хитрым!» — умолял он самого себя. В висках колотили конические барабанные палочки. Уши будто забились серными пробками. Голос Бориса донесся издалека, глухо:
— Со старшими детьми отцы больше времени проводят. Меня1 он уже манной кашей не кормил. И слава Богу. Я ее терпеть не могу. Катька меня раз попробовала накормить, так я всю манную кашу по ее голове растер. Помнишь, Кать?
— А ты помнишь, какую трепку я тебе тогда задала? Хорошо помнишь?
— Помню, — буркнул Борис и сделал обиженное лицо. — Маленького отлупить дело нехитрое…
Кофи пододвинул Кате стул. Уселся рядом. Поднял рюмку.
— У меня оригинальный тост, — сказал он. — За хозяев этого дома. За вас!
Они выпили еще по чуть-чуть. Закусили сыром, вареной колбасой и капустным салатом.
— А что, если мы что-нибудь из этого приготовим? — Катя покатала по столу африканскую картофелину. — Я голодна, как сто китайцев.
— Кофи, напомни нам, беспамятным, где здесь ямс, а где эти… пататы.
— Не пататы, а бататы! — поправила Катя.
— У ямса клубни мельче, — сказал Кофи. — Ямс лучше жарить, как обычную картошку. Бататы лучше варить и кушать с чаем. Вместо булки. Странно, что Василий Константинович об этом не рассказывал.
Кстати, где он? Где мама?
— Докладываю: матушка в деревне, завтра вернется. Папа заступил в ночной дозор на складах фирмы «Тоусна».
Катя поднялась, собрала на пальмовом листе ямс и отправилась на кухню. Оттуда крикнула:
— Кофи, а кожуру тоже, как у картошки, срезать?
— Точь-в-точь! — крикнул в ответ Кофи и вернулся к славному боевому прошлому отставного полковника Кондратьева. — И еще, Борька, мне странно вот что. Из Африки люди стремятся привезти сувениры.
Маски везут, наконечники копий, стрел.
Всё это развешивают на стенах, показывают гостям. А у вас ничего такого не видно.
Африканские похождения отца очень мало заботили Кондратьева-младшего.
У нового поколения новые ценности. Новые интересы.
Африканские сувениры заботили Борьку еще меньше. Он действительно видел ритуальные африканские маски в некоторых домах и не испытывал к этим предметам ни малейшей тяги.
— По-моему, отцу было в Африке не до этого. Он там государственными переворотами, насколько я знаю, занимался. Правительственные резиденции захватывал…
Впрочем, Кофи, одна штучка у папы имеется. Сейчас покажу.
Борис встал из-за стола и скрылся в родительской спальне. Кофи Догме налил себе водки и выпил одним махом, чему научился прежде, чем овладел русским языком.
Борис прикрыл за собой дверь спальни и молча протянул Кофи какой-то предмет.
Нож! Деревянная рукоятка в форме змеи, покрытая черным лаком. Страшное обоюдоострое лезвие тридцатисантиметровой длины. И крупные буквы гравировки, протянувшиеся от рукояти к острию:
«А LА GUERRE СОММЕ A LA GUERRE».
А ля гер ком а ля гер — на войне как на войне. Такими штуками французские парашютисты вспарывали животы недовольным по всей Африке. В начале шестидесятых.
Когда французы ушли, то ножи, как водится, остались. Парашютисты меняли их на золото и алмазы. Дарили чернокожим возлюбленным. Отдавали черным колдунам в награду за амулеты бессмертия.
Нож задрожал в руках молодого вождя.
Он закусил губу. В голове грянули с беспощадной силой барабаны судьбы.
34
За окном угасал один из последних летних дней. Белые ночи были далеко позади.
Неумолимо надвигался учебный семестр, и это дело надо было как следует отметить.
На вечеринку Бориса, Катю и Кофи двоечник Дима привез в собственном джипе «Шевроле». Привез не куда-нибудь, а в чейто бывший дворец в центре Петербурга.
Собственно говоря, это в школе Дима был двоечником, которого тащили из класса в класс благодаря папе, одному из секретарей Ленинградского горкома КПСС. Затем папа стал «новым русским» и купил двоечнику Диме джип и квартиру во дворце.
Большое помещение с непривычки угнетает. Первым пример подал Борис: плюхнулся в кресло. И утонул. Катя постояла у картин и потащила Кофи за руку. Они осторожно примостились на краешке кожаного диванчика. Кофи посмотрел на часы.
Половина девятого. За огромными окнами сгущались сумерки.
— Сейчас я вам что-нибудь для души поставлю, — сказал двоечник Дима, подходя к стойке с радиоаппаратурой; он только что закончил разговор и небрежно швырнул трубку сотового телефона в одно из огромных кожаных кресел. — Пока народ не подвалил.
Раздался мелодичный бой часов, и гости завертели головами, пытаясь обнаружить источник где-нибудь на стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55