Подошел мужчина и спросил, что мы будем пить. По акценту чувствовалось, что он не из англичан.
— Три пива, — ответил Шартелль. — Хорошего и холодного.
— Хорошего и холодного, — кивнул мужчина, вернулся к стойке, откупорил три бутылки баварского пива, поставил их на поднос вместе со стаканами, которые достал из холодильника, и принес нам.
— Хорошее и холодное, господа, — бутылки и стаканы перекочевали с подноса на стол. — С вас двенадцать шиллингов и шесть пенсов.
Я дал ему фунт.
— Вы американец, не так ли? — спросил Шартелль.
Мужчина посмотрел на него.
— Я жил там какое-то время.
— Где именно?
— В разных местах.
— В Питтсбурге?
— В том числе.
— Вы тут хозяин?
Мужчина огляделся, чуть улыбнулся.
— Нет. Я не хозяин. Просто помогаю приятелю, — он ждал следующих вопросов, не очень высокий, в пять футов семь дюймов роста, худощавый, гибкий, с загорелым лицом, коротко стрижеными волосами, уже тронутыми сединой на висках. Походкой он очень напоминал Шартелля.
— Моя фамилия — Шартелль, а это — Апшоу.
— Меня зовут Майк.
— Вы здесь давно?
— Нет. Я тут проездом.
— И помогаете приятелю.
— Совершенно верно. Приятелю.
Шартелль налил себе пива. Майк терпеливо стоял рядом, с подносом в руках.
— Мы не встречались раньше, Майк? — спросил Шартелль, обращаясь к стакану с пивом. — Лет двадцать назад?
— В жизни доводится встречаться со многими, но вас я не помню, — он положил купюру в карман и отсчитал мне сдачу. — Что-нибудь еще?
Я покачал головой, и мужчина, которого звали Майк, вновь занял место за стойкой и углубился в лондонскую «Таймс».
Уильям выпил пиво прямо из бутылки, удовлетворенно рыгнул и ушел к двум альбертийцам, обслуживающим бензозаправку. Шартелль и я неспеша допили пиво. Когда мы встали, Майк не попрощался с нами. Даже не оторвал глаз от газеты.
— Знаете, Пити, я думаю, что встречался с этим парнем, — Шартелль расположился на заднем сиденье в своей излюбленной позе. — И, похоже, он тоже узнал меня.
— Мне так не показалось.
— Во Франции, во время войны… Он был помоложе.
— Как и вы.
— Тот парень говорил по-французски. Хорошо говорил, словно родился там.
— Вы уверены, что это один и тот же человек?
— Я-то уверен, но раз он это отрицает, значит, на то есть чертовски серьезная причина. В чем она состоит, не мое дело, поэтому я отстал от него.
Машина вырулила на шоссе. Грузовиков стало поменьше. Я поглядывал на тропический лес и удивлялся отсутствию животных.
— А где животные, Уильям?
— Животные, са?
— Мартышки, слоны, львы, бабуины.
— Животных нет, са. Только козы.
— Я имею в виду диких животных.
— Нет диких животных, господин. Их давно съели. Мы их съели! — и он засмеялся.
— Никогда не думал, что попаду в Африку и не увижу никакой живности, — подал голос Шартелль. — Черт, да в Канзасе ее куда больше.
— Может, в Канзасе меньше голодных. Кстати, раз уж мы вспомнили о голоде, нас пригласили к вождю Акомоло на ленч или просто на деловое совещание?
— Как я понял, на ленч. Будут наиболее влиятельные его стороны. Так сказать генеральный штаб. Я собираюсь главным образом слушать, но если уж мне придется выступать, прошу ничему не удивляться. И будьте готовы в любой момент поддержать меня, если понадобится, цифрами.
— Цифрами?
— По ходу вы сообразите, что к чему. Я буду поправлять вас, на фунт здесь, на шиллинг там, чтобы ваши расчеты казались более убедительными. В какой-то момент мы с вами можем даже поспорить.
— Другими словами, вы хотите, чтобы я возражал вам?
Шартелль вновь надвинул шляпу на глаза, устроился поудобнее.
— Пити, вот это мне в вас и нравится. Вы не задаете глупых вопросов и самостоятельно не хотите принимать никаких решений. Продолжайте в том же духе, и мы станем близкими друзьями.
— Между прочим, вчера вечером я познакомился с одним армейским майором. Он пригласил нас на обед. В пятницу. Я обещал, что мы оба прийдем.
— Правильно сделали. Принимайте все приглашения. Возможно, и нам придется принимать гостей. Устроим пару вечеринок. К сожалению, это входит в наши обязанности.
Шартелль заснул под своей шляпой, а я откинулся на сиденье и, закрыв глаза, думал об Анне.
Глава 10
Чтобы попасть в Убондо, нужно свернуть с шоссе на четырехполосную бетонку, называемую Джеллико Драйв. Дорога все время поднимается в гору, а с гребня открывается панорама одного из самых больших городов черной Африки. Миллион людей населяет море маленьких, крытых железом домишек, и лишь один небоскреб, белый, как соляная колонна, вздымается в небо среди ржавых крыш — двадцатитрехэтажное здание «Какао Маркетинг Боард».
Убондо расположен в долине, и река Земровин рассекает его надвое, катя свои воды на запад, к океану.
Земровин не служит границей, отделяющей богатые кварталы от бедных. Бедняки живут на обоих берегах, и лачуги мирно соседствуют с добротными домами на кривых улочках. Тридцать лет назад Убондо получил прямую как стрела главную улицу. Пьяный ирландец по фамилии Диггинс, усевшись за руль бульдозера, прорезал город насквозь, сметая все на своем пути. Восстанавливать разрушенное не стали, но построили дорогу там, где прошел бульдозер. В честь ирландца улицу назвали Диггинс Роуд. Он оставался в Африке до самой смерти, народив бесчисленное количество детей от пяти жен.
На гребне горы я разбудил Шартелля, и тот восхищенно покачал головой.
— Да, юноша, вот это я называю Африкой. Посмотри-ка на всю эту нищету. Незабываемое зрелище.
— Я никогда не считал нищету чем-то незабываемым.
— Караваны доходили сюда?
— Нет. Они останавливались миль на пятьсот севернее.
— А я представляю себе такой вот караван, переваливающий через холм, жующие верблюды, колокольчики, позвякивающие на их шеях, сидящие между горбами арабы с длинноствольными ружьями.
— Ну и ассоциации у вас, Шартелль.
— Пити, это же Африка. Я увлекаюсь Африкой с шести лет. Я читал Манго Парка и Стэнли, и Ливингстона, и Ричарда Халлебуртона, и Хемингуэя, и Озу Джонсон и ее мужа. Как же его… а, Мартина. Помните рассказ, который они написали о жирафах? Они назвали его «Существо, о котором позабыл Бог». Потрясающий рассказ. Будь я писателем, я бы писал только такие рассказы.
Мимо широкой протоки, где женщины стирали белье, мы въехали в город. Стало больше коз и кур. Торопливо шагали люди. Уильям окликал некоторых, махал им рукой. Владельцы лавочек выкладывали товар вдоль узкой проезжей части: одежду, сигареты, нюхательный табак, гвозди, молотки, кастрюли, сковородки. Каждая лавочка занимала не более шести футов, ставни, закрывающиеся на ночь, служили витриной.
Мы проехали банк, парикмахерскую, химическую чистку, находящуюся, как мне показалось, на грани банкротства. В читальне не было ни души, зато соседний бар не жаловался на недостаток посетителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Три пива, — ответил Шартелль. — Хорошего и холодного.
— Хорошего и холодного, — кивнул мужчина, вернулся к стойке, откупорил три бутылки баварского пива, поставил их на поднос вместе со стаканами, которые достал из холодильника, и принес нам.
— Хорошее и холодное, господа, — бутылки и стаканы перекочевали с подноса на стол. — С вас двенадцать шиллингов и шесть пенсов.
Я дал ему фунт.
— Вы американец, не так ли? — спросил Шартелль.
Мужчина посмотрел на него.
— Я жил там какое-то время.
— Где именно?
— В разных местах.
— В Питтсбурге?
— В том числе.
— Вы тут хозяин?
Мужчина огляделся, чуть улыбнулся.
— Нет. Я не хозяин. Просто помогаю приятелю, — он ждал следующих вопросов, не очень высокий, в пять футов семь дюймов роста, худощавый, гибкий, с загорелым лицом, коротко стрижеными волосами, уже тронутыми сединой на висках. Походкой он очень напоминал Шартелля.
— Моя фамилия — Шартелль, а это — Апшоу.
— Меня зовут Майк.
— Вы здесь давно?
— Нет. Я тут проездом.
— И помогаете приятелю.
— Совершенно верно. Приятелю.
Шартелль налил себе пива. Майк терпеливо стоял рядом, с подносом в руках.
— Мы не встречались раньше, Майк? — спросил Шартелль, обращаясь к стакану с пивом. — Лет двадцать назад?
— В жизни доводится встречаться со многими, но вас я не помню, — он положил купюру в карман и отсчитал мне сдачу. — Что-нибудь еще?
Я покачал головой, и мужчина, которого звали Майк, вновь занял место за стойкой и углубился в лондонскую «Таймс».
Уильям выпил пиво прямо из бутылки, удовлетворенно рыгнул и ушел к двум альбертийцам, обслуживающим бензозаправку. Шартелль и я неспеша допили пиво. Когда мы встали, Майк не попрощался с нами. Даже не оторвал глаз от газеты.
— Знаете, Пити, я думаю, что встречался с этим парнем, — Шартелль расположился на заднем сиденье в своей излюбленной позе. — И, похоже, он тоже узнал меня.
— Мне так не показалось.
— Во Франции, во время войны… Он был помоложе.
— Как и вы.
— Тот парень говорил по-французски. Хорошо говорил, словно родился там.
— Вы уверены, что это один и тот же человек?
— Я-то уверен, но раз он это отрицает, значит, на то есть чертовски серьезная причина. В чем она состоит, не мое дело, поэтому я отстал от него.
Машина вырулила на шоссе. Грузовиков стало поменьше. Я поглядывал на тропический лес и удивлялся отсутствию животных.
— А где животные, Уильям?
— Животные, са?
— Мартышки, слоны, львы, бабуины.
— Животных нет, са. Только козы.
— Я имею в виду диких животных.
— Нет диких животных, господин. Их давно съели. Мы их съели! — и он засмеялся.
— Никогда не думал, что попаду в Африку и не увижу никакой живности, — подал голос Шартелль. — Черт, да в Канзасе ее куда больше.
— Может, в Канзасе меньше голодных. Кстати, раз уж мы вспомнили о голоде, нас пригласили к вождю Акомоло на ленч или просто на деловое совещание?
— Как я понял, на ленч. Будут наиболее влиятельные его стороны. Так сказать генеральный штаб. Я собираюсь главным образом слушать, но если уж мне придется выступать, прошу ничему не удивляться. И будьте готовы в любой момент поддержать меня, если понадобится, цифрами.
— Цифрами?
— По ходу вы сообразите, что к чему. Я буду поправлять вас, на фунт здесь, на шиллинг там, чтобы ваши расчеты казались более убедительными. В какой-то момент мы с вами можем даже поспорить.
— Другими словами, вы хотите, чтобы я возражал вам?
Шартелль вновь надвинул шляпу на глаза, устроился поудобнее.
— Пити, вот это мне в вас и нравится. Вы не задаете глупых вопросов и самостоятельно не хотите принимать никаких решений. Продолжайте в том же духе, и мы станем близкими друзьями.
— Между прочим, вчера вечером я познакомился с одним армейским майором. Он пригласил нас на обед. В пятницу. Я обещал, что мы оба прийдем.
— Правильно сделали. Принимайте все приглашения. Возможно, и нам придется принимать гостей. Устроим пару вечеринок. К сожалению, это входит в наши обязанности.
Шартелль заснул под своей шляпой, а я откинулся на сиденье и, закрыв глаза, думал об Анне.
Глава 10
Чтобы попасть в Убондо, нужно свернуть с шоссе на четырехполосную бетонку, называемую Джеллико Драйв. Дорога все время поднимается в гору, а с гребня открывается панорама одного из самых больших городов черной Африки. Миллион людей населяет море маленьких, крытых железом домишек, и лишь один небоскреб, белый, как соляная колонна, вздымается в небо среди ржавых крыш — двадцатитрехэтажное здание «Какао Маркетинг Боард».
Убондо расположен в долине, и река Земровин рассекает его надвое, катя свои воды на запад, к океану.
Земровин не служит границей, отделяющей богатые кварталы от бедных. Бедняки живут на обоих берегах, и лачуги мирно соседствуют с добротными домами на кривых улочках. Тридцать лет назад Убондо получил прямую как стрела главную улицу. Пьяный ирландец по фамилии Диггинс, усевшись за руль бульдозера, прорезал город насквозь, сметая все на своем пути. Восстанавливать разрушенное не стали, но построили дорогу там, где прошел бульдозер. В честь ирландца улицу назвали Диггинс Роуд. Он оставался в Африке до самой смерти, народив бесчисленное количество детей от пяти жен.
На гребне горы я разбудил Шартелля, и тот восхищенно покачал головой.
— Да, юноша, вот это я называю Африкой. Посмотри-ка на всю эту нищету. Незабываемое зрелище.
— Я никогда не считал нищету чем-то незабываемым.
— Караваны доходили сюда?
— Нет. Они останавливались миль на пятьсот севернее.
— А я представляю себе такой вот караван, переваливающий через холм, жующие верблюды, колокольчики, позвякивающие на их шеях, сидящие между горбами арабы с длинноствольными ружьями.
— Ну и ассоциации у вас, Шартелль.
— Пити, это же Африка. Я увлекаюсь Африкой с шести лет. Я читал Манго Парка и Стэнли, и Ливингстона, и Ричарда Халлебуртона, и Хемингуэя, и Озу Джонсон и ее мужа. Как же его… а, Мартина. Помните рассказ, который они написали о жирафах? Они назвали его «Существо, о котором позабыл Бог». Потрясающий рассказ. Будь я писателем, я бы писал только такие рассказы.
Мимо широкой протоки, где женщины стирали белье, мы въехали в город. Стало больше коз и кур. Торопливо шагали люди. Уильям окликал некоторых, махал им рукой. Владельцы лавочек выкладывали товар вдоль узкой проезжей части: одежду, сигареты, нюхательный табак, гвозди, молотки, кастрюли, сковородки. Каждая лавочка занимала не более шести футов, ставни, закрывающиеся на ночь, служили витриной.
Мы проехали банк, парикмахерскую, химическую чистку, находящуюся, как мне показалось, на грани банкротства. В читальне не было ни души, зато соседний бар не жаловался на недостаток посетителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62