А пока — гляди.
И он, вынув из планшета свою карту, развернул ее и положил на стол поверх той, первой.
Суровцев оторопело смотрел на него. Он то раскрывал рот, как бы желая что-то сказать, то закрывал его, точно вытащенная из воды рыба.
Звягинцев сделал вид, что не замечает состояния капитана. Он слишком хорошо помнил, как его самого потряс, ошеломил приказ Королева приступить к расчетам оборонительных линий, и теперь считал своим долгом помочь Суровцеву преодолеть этот трудный рубеж.
— Так вот, — продолжал Звягинцев, — батальон будет работать на этом участке… здесь, между Псковом и Лугой. Район Струги Красные — река Плюсса. Понятно?
Он показал уже нанесенные на карту отметки и знаки.
— Так точно, понятно, — ответил, не поднимая склоненной над картой головы, Суровцев. — Глубина участка? — деловито осведомился он.
— Наш район, или, скажем, зона, — тридцать километров по фронту и пятнадцать в глубину. Задача — создать, на всякий случай, минные заграждения, подготовить разрушения дорог и мостов…
— Но… но для какой цели? — изумленно спросил Суровцев. — Насколько я понимаю, речь идет о строительстве предполья…
— Раз понимаешь, значит, и хорошо, — сухо произнес Звягинцев.
Суровцев, видимо, истолковал слова Звягинцева как выговор за неуместное любопытство. Теперь он держал в руке блокнот и записывал что-то, не поднимая головы, чтобы не встретиться взглядом со Звягинцевым.
— Сколько берем взрывчатки, товарищ майор? — спросил, переставая писать, но не поднимая головы от блокнота, Суровцев.
— Пять тонн.
— Пять тонн? — переспросил Суровцев и посмотрел на Звягинцева. — Так много?
— Мало, — хмуро ответил Звягинцев, понимая, что вопрос комбата закономерен: ведь он не мог себе представить весь объем работ. — Придется еще завозить, это ясно.
Две тонны из пяти полученных были нужны для другой цели, и сказать о ней сейчас Суровцеву Звягинцев считал себя не вправе. Потому что эти две тонны взрывчатки он должен был заложить в тайниках в лесу, возле города Луги, на случай, если там придется действовать партизанам. И об этом-то до норы до времени Звягинцев не мог сказать никому.
— Какое имеете оружие? — спросил Звягинцев.
— Карабины, ручные пулеметы, — ответил комбат.
— Сколько пулеметов?
— Три, товарищ майор.
— Мало… Пулеметы, разумеется, взять. Затем продовольствие… скажем, на пять суток — пока не подвезут или не привяжут к чьему-нибудь тылу. Ну, походные кухни… Словом, все, что полагается. Еще один вопрос. Спецвзвод с рацией ТОС у вас подготовлен, как ему положено?
— Так точно, товарищ майор, но…
— Знаю это «но». Имею разрешение.
— Слушаю, товарищ майор. Спецвзвод в боевой готовности.
— Отлично, — кивнул Звягинцев. — Пункт сбора в районе Средней Рогатки, вот здесь, — он показал на карте, — движение туда займет минут сорок пять, верно? Значит, всего у вас три часа пятнадцать минут. Достаточно?
— Так точно, товарищ майор, — ответил Суровцев.
— Карту я вам оставлю. Перенесете отметки на свою. Потом заберу. А теперь давайте сверим часы. На моих двадцать один ноль-ноль. На ваших?
Суровцев снова вытащил свои большие карманные часы.
— Минута в минуту, товарищ майор.
— Почему не заведете ручные? Удобнее, — сказал Звягинцев.
— Дареные, — смущенно ответил Суровцев.
Потом он неловко повернул часы задней крышкой вверх.
«Старшему лейтенанту В.К.Суровцеву за отличную военную службу от командования», — прочел Звягинцев. Он встал, застегнул планшет.
— Значит, в ноль сорок пять у Средней Рогатки.
— Обратно, в город, — сказал Звягинцев, усаживаясь на переднем сиденье «эмки» рядом с шофером.
— Забыли чего, товарищ майор? — заботливо спросил Разговоров.
— Поезжай к Нарвской заставе, — как бы не слыша его, сказал Звягинцев.
Разговоров недоуменно взглянул на Звягинцева, но тут же сказал «есть» и тронул машину с места.
Звягинцев сидел как бы в забытьи. Он уговаривал себя, что едет в город без всякой определенной цели, просто чтобы как-то убить свободное время, потому что батальон выступит еще не скоро, все, что надлежало сделать по службе, он уже сделал.
Шел десятый час вечера, приближалась белая ночь. Окна в домах были открыты, но света нигде не зажигали.
Машина поравнялась с колонной, идущей посреди улицы. Шли люди в обычной гражданской одежде, хотя у некоторых пиджаки были перепоясаны широкими армейскими ремнями, и шагали они военным строем, по четыре человека в шеренге.
Разговоров свернул правее, уступая дорогу колонне, и медленно поехал вдоль тротуара.
— Добровольцы идут, — сказал он, — о-пол-чение!..
Он весело, по слогам произнес это необычное, знакомое только из литературы слово, казалось вынырнувшее из лексикона прошлого века и вызывающее в памяти толстовские образы.
Однако сейчас, после решения обкома создать из записавшихся добровольцев регулярные воинские части и назвать их дивизиями народного ополчения, несовременное слово это мгновенно стало одним из самых популярных в Ленинграде.
— У меня батька в ополченцы записался, — сказал Разговоров.
— Да? — рассеянно спросил Звягинцев. — Сколько же ему лет?
— Пятьдесят, но он еще ничего, крепкий, — охотно сообщил шофер, — на «Электросиле» мастером работает. У них там чуть не ползавода записалось… А на фронт по какой дороге поедем? — неожиданно спросил он.
— На Лугу, — машинально ответил занятый своими мыслями Звягинцев.
— Ку-да? — недоуменно сказал Разговоров, от неожиданности снимая ногу с акселератора.
Машина резко замедлила ход.
— Следите за управлением, — строго ответил Звягинцев.
— Но как же так, товарищ майор?! — точно не слыша слов Звягинцева, однако выравнивая ход машины, воскликнул Разговоров. — Разве мы не на фронт?
— Я сказал: на Лугу, — сухо повторил Звягинцев.
— А я-то думал, на Карельский перешеек! — разочарованно произнес Разговоров. — Что же, мы на Северо-Западном служить будем?
— Нет. Останемся на нашем.
— Та-ак. Значит, не на фронт…
— На твою долю войны хватит, — угрюмо сказал Звягинцев.
— Какая у Луги война! — усмехнулся Разговоров.
А Звягинцев подумал о том, как мучительно горько знать то, чего еще не знают другие.
Он выглянул в открытое окно машины и неожиданно для самого себя приказал:
— Остановись!
Разговоров резко затормозил.
— Встань здесь, у тротуара, — сказал Звягинцев и вышел из машины.
Именно сюда влекло Звягинцева с той минуты, как он, выйдя из казармы, сел в машину. Звягинцев не признавался самому себе в этом желании, поскольку оно было глубоко личным, а он считал, что должен, обязан отрешиться от всего того, что не имело прямого отношения к возложенному на него поручению. Приказывая шоферу ехать к Нарвской заставе, Звягинцев не имел какой-то ясно осознанной цели, определенного намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
И он, вынув из планшета свою карту, развернул ее и положил на стол поверх той, первой.
Суровцев оторопело смотрел на него. Он то раскрывал рот, как бы желая что-то сказать, то закрывал его, точно вытащенная из воды рыба.
Звягинцев сделал вид, что не замечает состояния капитана. Он слишком хорошо помнил, как его самого потряс, ошеломил приказ Королева приступить к расчетам оборонительных линий, и теперь считал своим долгом помочь Суровцеву преодолеть этот трудный рубеж.
— Так вот, — продолжал Звягинцев, — батальон будет работать на этом участке… здесь, между Псковом и Лугой. Район Струги Красные — река Плюсса. Понятно?
Он показал уже нанесенные на карту отметки и знаки.
— Так точно, понятно, — ответил, не поднимая склоненной над картой головы, Суровцев. — Глубина участка? — деловито осведомился он.
— Наш район, или, скажем, зона, — тридцать километров по фронту и пятнадцать в глубину. Задача — создать, на всякий случай, минные заграждения, подготовить разрушения дорог и мостов…
— Но… но для какой цели? — изумленно спросил Суровцев. — Насколько я понимаю, речь идет о строительстве предполья…
— Раз понимаешь, значит, и хорошо, — сухо произнес Звягинцев.
Суровцев, видимо, истолковал слова Звягинцева как выговор за неуместное любопытство. Теперь он держал в руке блокнот и записывал что-то, не поднимая головы, чтобы не встретиться взглядом со Звягинцевым.
— Сколько берем взрывчатки, товарищ майор? — спросил, переставая писать, но не поднимая головы от блокнота, Суровцев.
— Пять тонн.
— Пять тонн? — переспросил Суровцев и посмотрел на Звягинцева. — Так много?
— Мало, — хмуро ответил Звягинцев, понимая, что вопрос комбата закономерен: ведь он не мог себе представить весь объем работ. — Придется еще завозить, это ясно.
Две тонны из пяти полученных были нужны для другой цели, и сказать о ней сейчас Суровцеву Звягинцев считал себя не вправе. Потому что эти две тонны взрывчатки он должен был заложить в тайниках в лесу, возле города Луги, на случай, если там придется действовать партизанам. И об этом-то до норы до времени Звягинцев не мог сказать никому.
— Какое имеете оружие? — спросил Звягинцев.
— Карабины, ручные пулеметы, — ответил комбат.
— Сколько пулеметов?
— Три, товарищ майор.
— Мало… Пулеметы, разумеется, взять. Затем продовольствие… скажем, на пять суток — пока не подвезут или не привяжут к чьему-нибудь тылу. Ну, походные кухни… Словом, все, что полагается. Еще один вопрос. Спецвзвод с рацией ТОС у вас подготовлен, как ему положено?
— Так точно, товарищ майор, но…
— Знаю это «но». Имею разрешение.
— Слушаю, товарищ майор. Спецвзвод в боевой готовности.
— Отлично, — кивнул Звягинцев. — Пункт сбора в районе Средней Рогатки, вот здесь, — он показал на карте, — движение туда займет минут сорок пять, верно? Значит, всего у вас три часа пятнадцать минут. Достаточно?
— Так точно, товарищ майор, — ответил Суровцев.
— Карту я вам оставлю. Перенесете отметки на свою. Потом заберу. А теперь давайте сверим часы. На моих двадцать один ноль-ноль. На ваших?
Суровцев снова вытащил свои большие карманные часы.
— Минута в минуту, товарищ майор.
— Почему не заведете ручные? Удобнее, — сказал Звягинцев.
— Дареные, — смущенно ответил Суровцев.
Потом он неловко повернул часы задней крышкой вверх.
«Старшему лейтенанту В.К.Суровцеву за отличную военную службу от командования», — прочел Звягинцев. Он встал, застегнул планшет.
— Значит, в ноль сорок пять у Средней Рогатки.
— Обратно, в город, — сказал Звягинцев, усаживаясь на переднем сиденье «эмки» рядом с шофером.
— Забыли чего, товарищ майор? — заботливо спросил Разговоров.
— Поезжай к Нарвской заставе, — как бы не слыша его, сказал Звягинцев.
Разговоров недоуменно взглянул на Звягинцева, но тут же сказал «есть» и тронул машину с места.
Звягинцев сидел как бы в забытьи. Он уговаривал себя, что едет в город без всякой определенной цели, просто чтобы как-то убить свободное время, потому что батальон выступит еще не скоро, все, что надлежало сделать по службе, он уже сделал.
Шел десятый час вечера, приближалась белая ночь. Окна в домах были открыты, но света нигде не зажигали.
Машина поравнялась с колонной, идущей посреди улицы. Шли люди в обычной гражданской одежде, хотя у некоторых пиджаки были перепоясаны широкими армейскими ремнями, и шагали они военным строем, по четыре человека в шеренге.
Разговоров свернул правее, уступая дорогу колонне, и медленно поехал вдоль тротуара.
— Добровольцы идут, — сказал он, — о-пол-чение!..
Он весело, по слогам произнес это необычное, знакомое только из литературы слово, казалось вынырнувшее из лексикона прошлого века и вызывающее в памяти толстовские образы.
Однако сейчас, после решения обкома создать из записавшихся добровольцев регулярные воинские части и назвать их дивизиями народного ополчения, несовременное слово это мгновенно стало одним из самых популярных в Ленинграде.
— У меня батька в ополченцы записался, — сказал Разговоров.
— Да? — рассеянно спросил Звягинцев. — Сколько же ему лет?
— Пятьдесят, но он еще ничего, крепкий, — охотно сообщил шофер, — на «Электросиле» мастером работает. У них там чуть не ползавода записалось… А на фронт по какой дороге поедем? — неожиданно спросил он.
— На Лугу, — машинально ответил занятый своими мыслями Звягинцев.
— Ку-да? — недоуменно сказал Разговоров, от неожиданности снимая ногу с акселератора.
Машина резко замедлила ход.
— Следите за управлением, — строго ответил Звягинцев.
— Но как же так, товарищ майор?! — точно не слыша слов Звягинцева, однако выравнивая ход машины, воскликнул Разговоров. — Разве мы не на фронт?
— Я сказал: на Лугу, — сухо повторил Звягинцев.
— А я-то думал, на Карельский перешеек! — разочарованно произнес Разговоров. — Что же, мы на Северо-Западном служить будем?
— Нет. Останемся на нашем.
— Та-ак. Значит, не на фронт…
— На твою долю войны хватит, — угрюмо сказал Звягинцев.
— Какая у Луги война! — усмехнулся Разговоров.
А Звягинцев подумал о том, как мучительно горько знать то, чего еще не знают другие.
Он выглянул в открытое окно машины и неожиданно для самого себя приказал:
— Остановись!
Разговоров резко затормозил.
— Встань здесь, у тротуара, — сказал Звягинцев и вышел из машины.
Именно сюда влекло Звягинцева с той минуты, как он, выйдя из казармы, сел в машину. Звягинцев не признавался самому себе в этом желании, поскольку оно было глубоко личным, а он считал, что должен, обязан отрешиться от всего того, что не имело прямого отношения к возложенному на него поручению. Приказывая шоферу ехать к Нарвской заставе, Звягинцев не имел какой-то ясно осознанной цели, определенного намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91