Слушая Черчилля, Сталин все больше убеждался в том, что и английский премьер и американский президент не хотят полной демилитаризации Германии. Именно потому они и возражают против того, чтобы установить границу новой Польши по реке Одер до того места, где в нее впадает западная – именно западная, а не восточная – Нейсе. Это с их стороны не просто упрямство. Ведь в первом случае немецкие города Штеттин и Бреслау (считая эти города исконно своими, поляки называли их «Щецин» и «Вроцлав») оставались бы на территории Германии, во многом усиливая ее индустриальную, а следовательно, и военную мощь.
По этой же самой причине Сталин, в свою очередь, настаивал на границе по западной Нейсе. Он отнюдь не собирался вновь усиливать Германию, предпочитая видеть соседом Советского Союза дружественную сильную Польшу.
«В этом, именно в этом вся суть дела!» – думал Сталин, слушая, как Черчилль перечисляет цифры понесенных Великобританией убытков. В конце концов главные вопросы всплывут на поверхность. Но поставить их сейчас – значит вызвать лицемерное негодование союзников, которые начнут категорически отрицать приписываемые им намерения…
Вместо того чтобы спорить с Черчиллем о денежных потерях Великобритании, Сталин невозмутимо спросил английского премьера:
– Читали ли вы проект русской делегации о Польше? Он был роздан еще до начала этого заседания.
Черчилль почувствовал, как кровь прихлынула у него к лицу. Сталин, кажется, издевался над ним! Да, проект был роздан. К тому же Молотов только что прочел его вслух.
– Моя речь является ответом на проект русской делегации! – с вызовом крикнул Черчилль.
– В каком смысле?
Сталин имел все основания задать этот вопрос. В проекте советской делегации говорилось, что правительство Арцишевского ликвидируется, а польские вооруженные силы и вооружения передаются законному правительству в Варшаве. Что Черчилль мог ответить Сталину? Ведь он же сам объявил, что лондонское правительство дезавуировано!
– В том смысле, – не глядя на Сталина, угрюмо сказал Черчилль, – что в принципе я согласен. Но, – он привстал со своего места и энергично взмахнул рукой, – при условии, что будет принято во внимание то, что я сейчас сказал.
Это прозвучало довольно бессвязно. Трумэн и Бирнс были уверены, что Сталин немедленно воспользуется тем, что ответ Черчилля был столь нелогичен.
Но Сталин мягко и сочувственно сказал:
– Я понимаю трудность положения британского правительства. Я знаю, что оно приютило польских эмигрантов. Я знаю, что, несмотря на это, бывшие польские правители причинили много неприятностей правительству Великобритании. Я понимаю трудность положения британского правительства, – еще более сочувственно повторил Сталин. – Но я прошу иметь в виду, – продолжал он, – что наш проект не преследует задачи усложнить положение британского правительства и учитывает трудность его положения. Поверьте, – Сталин повернулся в сторону Черчилля, – у нашего проекта только одна цель: покончить с неопределенным положением, которое все еще имеет место в польском вопросе, и поставить точки над «и».
Он сделал паузу и уже совсем иным тоном, сурово и жестко сказал:
– Господин Черчилль утверждает, что эмигрантское правительство ликвидировано. Но на деле правительство Арцишевского существует. Оно имеет своих министров. Оно продолжает свою деятельность, имеет свою агентуру, свою базу и свою печать. Все это создает неблагоприятное впечатление. Наш проект имеет целью с этим неопределенным положением покончить. Если господин Черчилль укажет пункты в этом проекте, которые затрудняют положение правительства Великобритании, я готов их исключить.
Сталин снова сделал короткую паузу, едва заметно усмехнулся и прежним сочувственным тоном закончил:
– Наш проект не имеет целью затруднять положение британского правительства…
Черчилль чувствовал себя так, словно его попеременно окунали то в теплую, то в ледяную воду.
– Надо выручать Уинни, – шепотом сказал Бирнс на ухо Трумэну.
Но Иден, в свою очередь, успел шепнуть Черчиллю: «Выдержка, сэр!» – и английский премьер овладел собой.
Надменно усмехнувшись, он сказал с подчеркнутой вежливостью:
– Мы совершенно согласны с вами, генералиссимус. Но в то же время вы не можете препятствовать тем или другим лицам – я говорю сейчас о поляках – жить в Англии и разговаривать друг с другом. Да, эти люди встречаются с членами парламента и имеют в парламенте своих сторонников. Но, – Черчиллю показалось, что Сталин собирается подать ему реплику, и решил опередить его, – мы как правительство с ними никаких отношений не имеем. Я лично и мистер Иден никогда с ними не встречались, и с тех пор, как господин Миколайчик вошел в состав нынешнего польского правительства и уехал в Варшаву, я даже не знаю, что делать с оставшимися поляками. Повторяю: я никогда с ними не встречаюсь. Я не знаю, что делать, если Арцишевский гуляет по Лондону и болтает с журналистами. Но что касается нас, мы считаем Арцишевского и его министров несуществующими, ликвидированными в дипломатическом отношении, и я надеюсь, что скоро они будут совершенно неэффективны…
Трумэн, Бирнс и даже Эттли – с тех пор, как этот человек появился за столом Конференции, он так и не проронил ни одного слова – смотрели на Черчилля со снисходительным сочувствием. Они понимали, что, сбивчиво отмежевываясь от Арцишевского, Черчилль говорит неправду. Разумеется, планы этого честолюбивого поляка не всегда совпадали с планами Черчилля. Но оба они одинаково хотели возродить антисоветскую, контрреволюционную Польшу, которая находилась бы в тесном экономическом и политическом союзе с Англией. Если бы Арцишевского или Черчилля спросили, что они предпочитают: создать дружественную Советскому Союзу новую Польшу или повременить с ее освобождением войсками Красной Армии, оба наверняка выбрали бы второе. На судебном процессе в Москве были полностью раскрыты подрывные действия Арцишевского и его эмиссаров против сражавшейся Красной Армии. Находясь в Лондоне, Арцишевский конечно же не мог действовать независимо от правительства Англии и персонально от Черчилля. Поэтому-то попытка английского премьера отмежеваться от Арцишевского выглядела столь наивно и беспомощно. После того как еЩе в Ялте была предрешена ликвидация эмигрантского правительства, Черчиллю, разумеется, не оставалось ничего другого, как утверждать, что оно ликвидировано.
Но форма, в которую он облек это утверждение, могла вызвать лишь снисходительно-сочувственную улыбку. Поняв это, Черчилль нахмурился.
– Теперь, – мрачно продолжал он, – я хотел бы привлечь ваше внимание к судьбе польской армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74