Звездный час его приближался. Быстрым взглядом он обвел присутствующих. Перед Сталиным, как и вчера, лежали чистый лист белой бумаги и твердая темно-зеленая коробка папирос. Справа от него сидели Молотов и одетый в серую форму советского дипломата Вышинский. Слева – тоже в дипломатической форме – молодой человек в очках, переводчик Павлов.
Черчилль, грузно ссутулившись, уже зажал в зубах незажженную сигару. Справа от него сел Иден, слева – переводчик майор Бирс и Эттли. Во втором ряду, а также за маленькими столиками, стоявшими у стен, расположились члены делегаций, советники, помощники, секретари. Сотрудников охраны на этот раз в зале не было.
Бирнс нетерпеливо посмотрел на Трумэна, ожидая, что тот предоставит ему слово. Но его опередил Черчилль.
– Один вопрос вне порядка дня, джентльмены, – сказал он. – Вопрос, правда, не такой уж важный в свете того, что нам предстоит решать, но все же я хотел бы его поставить…
«Какого черта!» – с раздражением подумал Бирнс. На ленче у Трумэна, продолжавшемся почти два часа, Черчилль произносил непрерывные монологи, жалуясь на тяжелые экономические потери, с которыми Англия вышла из войны. Похоже было, что английский премьер страдает недержанием речи.
Как истый американский бизнесмен от политики, Бирнс презирал слабость. Он знал, конечно, что Черчилль считается одной из самых ярких личностей современности, слышал, что ему принадлежит несколько книг (хотя ни одной из них не читал).
Но как только он понял, что Черчилль – в какие бы красивые слова это ни облекалось – просто-напросто тянется к американскому кошельку, им овладела снисходительная неприязнь к английскому премьеру, свойственная богачу, на деньги которого зарится бедный родственник.
Теперь Черчилль, видимо, решил перебежать дорогу ему, Бирнсу, сорвать эффект его первого самостоятельного выступления на международной арене. Бирнс почувствовал, что этот болтливый толстяк все больше раздражает его. Трумэн же вместо того, чтобы натянуть вожжи, почему-то смотрел отсутствующим взглядом…
А Черчилль, как будто назло Бирнсу, продолжал добродушно-ворчливым тоном:
– Многие из нас, очевидно, помнят, что в Тегеране представителям печати было очень трудно получить какие-либо сведения о нашей встрече. А в Ялте, – он с усмешкой поглядел на Сталина, – уже просто невозможно. Так вот, джентльмены, я хочу поставить вас в известность, что сегодня в Берлине находятся около ста восьмидесяти корреспондентов. Они рыскают в окрестностях в поисках информации о том, чем мы тут занимаемся, и находятся в состоянии возмущения, даже ярости, я бы сказал!..
Черчилль снова посмотрел на Сталина, как бы давая понять, что адресует свой упрек именно ему.
Но Сталина, казалось, заинтересовала только названная Черчиллем цифра.
– Сто восемьдесят? – переспросил он. – Но это же целая рота! Кто их сюда пропустил?
– Конечно, они находятся не здесь, не внутри этой зоны, а в Берлине, – пояснил Черчилль. – Кроме того, я вовсе не против секретности. Более того, я считаю ее необходимой. Но мне кажется, что надо как-то успокоить журналистов…
Бирнс с упреком посмотрел на Трумэна, как бы упрашивая, долго ли председатель намерен терпеть эту болтовню? Потом демонстративно взглянул на часы.
Но Черчилль либо делал вид, что ничего не замечает, либо уже не мог остановиться.
– Поэтому, – продолжал он, – мне хотелось бы внести предложение. Если мои коллеги не возражают, то я будучи старым газетным волком, мог бы взять на себя роль миротворца. Я готов встретиться с журналистами объяснить, почему мы пока что не можем сообщить им подробности наших переговоров, и одновременно выразить сочувствие им… Короче говоря, журналистам надо, так сказать, погладить крылышки, и они успокоятся.
Бирнс, кажется, понял, в чем дело. Ларчик открывался просто: Черчилль хотел лишний раз покрасоваться перед журналистами…
– Чего, собственно, хотят эти журналисты? – негромко спросил Сталин. – Каковы их требования?
«О боже! – с отчаянием подумал Бирнс. – Теперь Черчилль начнет разглагольствовать об этих требованиях!»
Но терпение, как оказалось, иссякло и у Трумэна.
– Я полагаю, – сухо сказал президент, – что у всех нас есть дела поважнее. А журналистами пусть занимаются те представители делегаций, которым это поручено.
Черчилль обиженно поджал губы. Он посмотрел на Сталина, как бы ища у него сочувствия. Но Сталин, повидимому потеряв всякий интерес к происходящему, сосредоточенно разминал папиросу.
– Я вовсе не горю желанием стать агнцем, предназначенным для заклания, – пытаясь обратить все в шутку, проговорил Черчилль, обращаясь к Трумэну. – Я готов пойти на переговоры с журналистами, если генералиссимус Сталин, в случае необходимости, поддержит меня своей артиллерией и танками.
Но Сталин не принял шутки Черчилля или пропустил ее мимо ушей.
Воспользовавшись этим, Трумэн сказал:
– Сегодня наши министры подготовили повестку дня и рекомендуют ее для рассмотрения. По договоренности с министрами докладчиком выступает мистер Бирнс.
Сбитый с толку предыдущими словопрениями, Бирнс почувствовал себя так, будто все это время стоял на сцене и ждал, когда поднимется занавес. А теперь, когда занавес наконец поднялся и его оставили наедине с переполненным залом, он не знал, как выглядит, в порядке ли его грим и одежда. Однако Бирнс, быстро справившись с минутной растерянностью, взял папку, протянутую ему Боленом, сделал движение, чтобы встать, но вспомнил, что и вчера – да и сегодня – главы делегаций говорили, не поднимаясь с кресел, и остался на своем месте.
– Джентльмены! – начал Бирнс. – На совещании министров иностранных дел было решено включить в сегодняшнюю повестку дня следующие вопросы…
Раскрыв папку и с трудом преодолевая привычную скороговорку, он медленно прочел:
– Первый вопрос: о процедуре и механизме для мирных переговоров и территориальных требований. Второй вопрос: о полномочиях Контрольного совета в Германии в политической области. И, наконец, третий вопрос – польский. В частности, о ликвидации эмигрантского польского правительства в Лондоне.
Бирнс посмотрел сначала на Идена, потом на Молотова, как бы ожидая подтверждения. Иден учтиво склонил голову. Молотов сидел неподвижно. Впрочем, Бирнсу показалось, что он едва заметно кивнул.
– В связи с первым вопросом, – снова заговорил Бирнс, – я хотел бы напомнить, что на вчерашнем заседании в принципе было решено создать Совет министров иностранных дел и поручить ему подготовку проекта Мирного договора и созыва Мирной конференции.
Бирнс встретился взглядом со Сталиным, и ему показалось, что советский лидер слегка прищурился.
– Правда, – торопливо произнес Бирнс, – по этому вопросу возникли некоторые разногласия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74