Американские военные быстро погрузились в свои «джипы» и последовали за машиной президента. Один за другим уезжали и журналисты.
Когда автомашина президента и сопровождавшие его «джипы» выехали из ворот, Воронов почувствовал на своем плече чью-то руку.
– Хэлло, Майкл! – услышал он знакомый голос. – Я не знал, что и ты тут!
Воронов обернулся и увидел Брайта. Он выглядел так же, как и вчера, только на груди у него висел новенький «Спид-грэфик».
– Достал? – с улыбкой спросил Воронов, кивая на аппарат.
Несмотря ни на что, этот человек вызывал в нем симпатию.
– Купил! Двести пятьдесят баков! Приятели меня порядком обчистили. Жалко, но что поделаешь. А ты почему без камеры?
– Я здесь случайно. Осматривал замок, а в это время…
– Черт знает что за порядки! – выругался Брант, – Мы узнали, что президент едет сюда, минут за двадцать до его выезда из Бабельсберга. Пришлось нажать на газ…
Воронов усмехнулся, представив себе эту езду.
– Послушай, – продолжал Брайт, – я хочу познакомить тебя с нашими ребятами. Джентльмены! – обратился он к стоявшим поодаль людям в английской и американской форме с корреспондентскими обозначениями на погонах. – Это тот самый русский журналист, который выручил меня вчера на аэродроме. Его зовут Майкл… – он запнулся.
– Воронов.
– Мистер Воронов, – громко объявил Брайт. – Знакомьтесь!
– Рад видеть вас, мистер Воронов, – сказал стоявший ближе других человек средних лет в очках с золотой оправой. На вид ему было лет тридцать иять. Протянув Воронову руку, он сказал: – Вильям Стюарт, «Дейли рекордер», Великобритания.
Воронов пожал руку ему, а затем и всем остальным корреспондентам, скороговоркой называвшим свои фамилии и наименования представляемых ими газет. Когда процедура знакомства окончилась, Брайт сказал:
– Слушай, Майкл, ребята хотят заявить тебе протест.
Вчера вечером нам объявили, что с завтрашнего дня вход на территорию Конференции строго запрещается. Каждый, кто там появится, будет немедленно выслан из Берлина.
Нас всех разместили в Целлендорфе, а оттуда до Бабельсберга миль четырнадцать.
Воронов почувствовал, что все взгляды обращены на него.
– При чем же тут я? – с недоумением пробормотал он.
– Территория Бабельсберга находится под русским контролем, – многозначительно сказал Стюарт. – Следовательно, порядки устанавливаете вы.
– Порядки установлены представителями всех трех стран, – не очень уверенно ответил Воронов.
– Но сам-то ты живешь в Бабельсберге! – воскликнул Брайт.
– Я живу в Потсдаме, – возразил Воронов. – А Потсдам все же не Бабельсберг. Оттуда даже немцев не выселяли. А теперь, – пользуясь короткой паузой, добавил он, – извините, джентльмены, я очень спешу.
Он уже подходил к воротам, когда вновь услышал за спиной голос Брайта.
– Слушай, Майкл, – слегка придерживая Воронова за руку, сказал американец, – это правда? Или ты нас обманываешь?
– Что ты имеешь в виду? – переспросил Воронов, не останавливаясь.
– Насчет Потсдама…
– Я никого не обманываю. Хочешь проверить? Потсдам, Шопенгауэрштрассе, восемь.
На листке из блокнота он написал свой адрес и протянул листок Брайту.
– Теперь все? – Не дожидаясь ответа, Воронов пошел по направлению к мосту через речку Хавель, отделяющую район Цецилиенхофа от Бабельсберга.
– Еще один вопрос, Майкл, – не отставая от Воронова, просительным тоном проговорил Брайт. – Когда же наконец прибывает Сталин?
– Не знаю, – не глядя на Брайта, ответил Воронов. – Прости, я тороплюсь.
– Но из Москвы он уже выехал? – не унимался Брайт. – Скажи хоть это…
– Не знаю, – повторил Воронов. – Говорю тебе, что ничего не знаю.
На следующее утро Воронова разбудил резкий стук в дверь.
– Да-да! – крикнул он, взглянув на часы – было лишь четверть восьмого, – и, на ходу натягивая брюки, запрыгал к двери.
На пороге стоял Дувак.
– Что случилось? – спросил Воронов. – Приехал?
– Приезжает… – многозначительно ответил Дувак.
– Говори толком, – уже с раздражением прикрикнул на него Воронов. – Когда приезжает? Где встреча?
– Не знаю, – откровенно признался Дувак. – Герасимов приказал всем собраться в девять часов.
– А ты не мог пойти и спросить?
– Это уж вы, товарищ корреспондент Совинформбюро, спрашивайте. Вам скорее сообщат.
Но Воронов уже не слушал. Перепрыгивая через несколько ступенек, он сбежал вниз.
Герасимов был уже одет и чисто выбрит. Казалось, он успел где-то побывать и только что вернулся.
– Товарищ Сталин, – ответил Герасимов на вопрос Воронова, – прибывает в Берлин сегодня в одиннадцать утра.
– На какой аэродром? – быстро спросил Воронов.
– Товарищ Сталин прибывает поездом. – назидательно ответил Герасимов. – Поезд приходит на Силезский вокзал в одиннадцать ноль-ноль. Свою группу я собираю в девять. В девять тридцать мы выезжаем в Берлин. У вас, кажется, есть машина?
– Да, но она в Карлсхорсте.
– Вызовите к девяти. Поедем вместе. Так будет лучше для вас.
Времени оставалось еще много. Позвонив в Карлсхорст и приказав водителю приехать к девяти, Воронов решил прогуляться по Бабельсбергу. Вернувшись, он обнаружил, что его «эмка?» стоит возле дома. Старшина открыл дверцу и сказал:
– Они уже уехали, товарищ майор! Им аппаратуру устанавливать долго.
Воронов испуганно посмотрел на часы. Стрелки показывали без десяти девять. Он бросился к себе наверх, схватил «лейку»…
– Сколько езды до Шлезишербанхофа? Ну, до Силезского вокзала? – торопливо спросил он, как только машина тронулась.
– Минут за сорок доедем. От силы за сорок пять.
По дороге Воронов с замиранием сердца думал о том, что скоро, совсем скоро воочию увидит Сталина.
Никогда раньше он не видел его вблизи. Только на Красной площади во время майской и ноябрьской демонстраций.
Воронов, конечно, понимал, что приблизиться к Сталину ему и теперь не удастся. Но когда Сталин выйдет из вагона, можно будет сделать несколько снимков.
Однако Воронова постигло горькое разочарование – первое со дня его приезда в Берлин. Здание вокзала было сцеплено двумя рядами пограничников.
Офицеры в фуражках с зелеными или малиновыми околышами равнодушно взирали на пропуска, которые предъявлял им Воронов.
– Прохода нет, – коротко отвечали они.
Герасимова нигде не было видно. Мысль о том, что если бы он, Воронов, выехал вместе с кинематографистами, то наверняка тоже находился бы сейчас на перроне, приводила его в отчаяние.
Но делать было нечего. Пришлось несолоно хлебавши возвращаться в Бабельсберг.
Вскоре в Бабельсберге появился и Герасимов, который рассказал, что киногруппу тоже постигла неудача. Пробиться в здание вокзала ей удалось, но на перрон так никого и не пустили. Впрочем, никакой торжественной встречи и не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Когда автомашина президента и сопровождавшие его «джипы» выехали из ворот, Воронов почувствовал на своем плече чью-то руку.
– Хэлло, Майкл! – услышал он знакомый голос. – Я не знал, что и ты тут!
Воронов обернулся и увидел Брайта. Он выглядел так же, как и вчера, только на груди у него висел новенький «Спид-грэфик».
– Достал? – с улыбкой спросил Воронов, кивая на аппарат.
Несмотря ни на что, этот человек вызывал в нем симпатию.
– Купил! Двести пятьдесят баков! Приятели меня порядком обчистили. Жалко, но что поделаешь. А ты почему без камеры?
– Я здесь случайно. Осматривал замок, а в это время…
– Черт знает что за порядки! – выругался Брант, – Мы узнали, что президент едет сюда, минут за двадцать до его выезда из Бабельсберга. Пришлось нажать на газ…
Воронов усмехнулся, представив себе эту езду.
– Послушай, – продолжал Брайт, – я хочу познакомить тебя с нашими ребятами. Джентльмены! – обратился он к стоявшим поодаль людям в английской и американской форме с корреспондентскими обозначениями на погонах. – Это тот самый русский журналист, который выручил меня вчера на аэродроме. Его зовут Майкл… – он запнулся.
– Воронов.
– Мистер Воронов, – громко объявил Брайт. – Знакомьтесь!
– Рад видеть вас, мистер Воронов, – сказал стоявший ближе других человек средних лет в очках с золотой оправой. На вид ему было лет тридцать иять. Протянув Воронову руку, он сказал: – Вильям Стюарт, «Дейли рекордер», Великобритания.
Воронов пожал руку ему, а затем и всем остальным корреспондентам, скороговоркой называвшим свои фамилии и наименования представляемых ими газет. Когда процедура знакомства окончилась, Брайт сказал:
– Слушай, Майкл, ребята хотят заявить тебе протест.
Вчера вечером нам объявили, что с завтрашнего дня вход на территорию Конференции строго запрещается. Каждый, кто там появится, будет немедленно выслан из Берлина.
Нас всех разместили в Целлендорфе, а оттуда до Бабельсберга миль четырнадцать.
Воронов почувствовал, что все взгляды обращены на него.
– При чем же тут я? – с недоумением пробормотал он.
– Территория Бабельсберга находится под русским контролем, – многозначительно сказал Стюарт. – Следовательно, порядки устанавливаете вы.
– Порядки установлены представителями всех трех стран, – не очень уверенно ответил Воронов.
– Но сам-то ты живешь в Бабельсберге! – воскликнул Брайт.
– Я живу в Потсдаме, – возразил Воронов. – А Потсдам все же не Бабельсберг. Оттуда даже немцев не выселяли. А теперь, – пользуясь короткой паузой, добавил он, – извините, джентльмены, я очень спешу.
Он уже подходил к воротам, когда вновь услышал за спиной голос Брайта.
– Слушай, Майкл, – слегка придерживая Воронова за руку, сказал американец, – это правда? Или ты нас обманываешь?
– Что ты имеешь в виду? – переспросил Воронов, не останавливаясь.
– Насчет Потсдама…
– Я никого не обманываю. Хочешь проверить? Потсдам, Шопенгауэрштрассе, восемь.
На листке из блокнота он написал свой адрес и протянул листок Брайту.
– Теперь все? – Не дожидаясь ответа, Воронов пошел по направлению к мосту через речку Хавель, отделяющую район Цецилиенхофа от Бабельсберга.
– Еще один вопрос, Майкл, – не отставая от Воронова, просительным тоном проговорил Брайт. – Когда же наконец прибывает Сталин?
– Не знаю, – не глядя на Брайта, ответил Воронов. – Прости, я тороплюсь.
– Но из Москвы он уже выехал? – не унимался Брайт. – Скажи хоть это…
– Не знаю, – повторил Воронов. – Говорю тебе, что ничего не знаю.
На следующее утро Воронова разбудил резкий стук в дверь.
– Да-да! – крикнул он, взглянув на часы – было лишь четверть восьмого, – и, на ходу натягивая брюки, запрыгал к двери.
На пороге стоял Дувак.
– Что случилось? – спросил Воронов. – Приехал?
– Приезжает… – многозначительно ответил Дувак.
– Говори толком, – уже с раздражением прикрикнул на него Воронов. – Когда приезжает? Где встреча?
– Не знаю, – откровенно признался Дувак. – Герасимов приказал всем собраться в девять часов.
– А ты не мог пойти и спросить?
– Это уж вы, товарищ корреспондент Совинформбюро, спрашивайте. Вам скорее сообщат.
Но Воронов уже не слушал. Перепрыгивая через несколько ступенек, он сбежал вниз.
Герасимов был уже одет и чисто выбрит. Казалось, он успел где-то побывать и только что вернулся.
– Товарищ Сталин, – ответил Герасимов на вопрос Воронова, – прибывает в Берлин сегодня в одиннадцать утра.
– На какой аэродром? – быстро спросил Воронов.
– Товарищ Сталин прибывает поездом. – назидательно ответил Герасимов. – Поезд приходит на Силезский вокзал в одиннадцать ноль-ноль. Свою группу я собираю в девять. В девять тридцать мы выезжаем в Берлин. У вас, кажется, есть машина?
– Да, но она в Карлсхорсте.
– Вызовите к девяти. Поедем вместе. Так будет лучше для вас.
Времени оставалось еще много. Позвонив в Карлсхорст и приказав водителю приехать к девяти, Воронов решил прогуляться по Бабельсбергу. Вернувшись, он обнаружил, что его «эмка?» стоит возле дома. Старшина открыл дверцу и сказал:
– Они уже уехали, товарищ майор! Им аппаратуру устанавливать долго.
Воронов испуганно посмотрел на часы. Стрелки показывали без десяти девять. Он бросился к себе наверх, схватил «лейку»…
– Сколько езды до Шлезишербанхофа? Ну, до Силезского вокзала? – торопливо спросил он, как только машина тронулась.
– Минут за сорок доедем. От силы за сорок пять.
По дороге Воронов с замиранием сердца думал о том, что скоро, совсем скоро воочию увидит Сталина.
Никогда раньше он не видел его вблизи. Только на Красной площади во время майской и ноябрьской демонстраций.
Воронов, конечно, понимал, что приблизиться к Сталину ему и теперь не удастся. Но когда Сталин выйдет из вагона, можно будет сделать несколько снимков.
Однако Воронова постигло горькое разочарование – первое со дня его приезда в Берлин. Здание вокзала было сцеплено двумя рядами пограничников.
Офицеры в фуражках с зелеными или малиновыми околышами равнодушно взирали на пропуска, которые предъявлял им Воронов.
– Прохода нет, – коротко отвечали они.
Герасимова нигде не было видно. Мысль о том, что если бы он, Воронов, выехал вместе с кинематографистами, то наверняка тоже находился бы сейчас на перроне, приводила его в отчаяние.
Но делать было нечего. Пришлось несолоно хлебавши возвращаться в Бабельсберг.
Вскоре в Бабельсберге появился и Герасимов, который рассказал, что киногруппу тоже постигла неудача. Пробиться в здание вокзала ей удалось, но на перрон так никого и не пустили. Впрочем, никакой торжественной встречи и не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100