– Конечно, вы правы, Василий Степанович, – сказал Воронов. – Но теперь ведь мир. Хочется верить, что в мирных условиях легче согласовывать свои действия, чем в переменчивой военной обстановке.
– Тогда почему они сразу не ушли в свои зоны? – с неожиданной резкостью, жестко спросил Карпов.
Этот вопрос застал Воронова врасплох.
– В какие зоны? – неуверенно спросил он. – Я совсем недавно читал в «Правде», что союзное командование начало отвод английских и американских войск из советской зоны оккупации.
– Недавно, говоришь? – по-прежнему жестко переспросил Карпов. – А полагалось им это сделать давно! Сразу после победы. Как было ранее договорено и подписано. А они топтались в нашей зоне почти два месяца. Американцы – в Тюрингии, англичане – в Виттенберге.
– Но все же ушли?
– После того как Жуков заявил, что не пропустит в Берлин ни одного из них до тех пор, пока соглашение о зонах не будет выполнено. Думаешь, маршал сам на такую меру решился? Москва ему приказала. Словом, этот вопрос урегулировали. А как с другими? Что будет с Германией? Или, скажем, с Польшей…
Слушая Карпова, Воронов подумал о том, что в специфических международных вопросах генерал разбирается меньше, чем в военных. Во всем, что касалось минувшей войны, его бывший командир по-прежнему оставался для него непререкаемым авторитетом. Но сейчас Воронов почувствовал некоторое превосходство над своим собеседником.
– Вы ялтинские решения читали? – спросил он Карпова.
– Читал, – с едва уловимой иронией ответил генерал.
– Но ведь там все было решено! Германия будет разделена на зоны. Уже разделена, так? В Крыму было достигнуто единодушное согласие и насчет искоренения фашизма. Что же касается Польши, то она получает за счет Германии новые территории на севере и западе. Это тоже было согласовано. Кроме того, в Декларации об освобожденной Европе…
– В Декларации, говоришь? – прервал Воронова Карпов и с усмешкой добавил: – Деклараций как будто и впрямь хватало. Хороших и верных. Насчет зон ведь тоже договоренность была. А на практике союзничков чуть ли не силком выводили. Слушай, майор, – уже без тени иронии, серьезно проговорил Карпов, – ты что же полагаешь, главы государств приедут сюда только для того, чтобы друг другу ручки пожать?
– Не настолько я наивен… – с оттенком обиды начал было Воронов, но Карпов резко прервал его:
– А раз не настолько, то думай! Соображай. Крути шариками. – Он приложил к виску указательный палец правой руки. – Но хочу предупредить: не думай, что только на войне воронки, ухабы да колдобины, а мир – это накатанная дорога. Хотелось бы, конечно, да не выходит. Ты на Ялту ссылаешься, – разоружить, мол, Германию согласились, все ее войска распустить. А я тебя спрошу: если такое решение было, почему англичане немецкие воинские части не распускали, ну, пленных? Оружие их в порядке содержали. Раз-два – и снова вооружить можно. Да разве только это… – Карпов махнул рукой.
– Вы что-то скрываете от меня, Василий Степанович? – с упреком сказал Воронов. Превосходство над собеседником, которое он только что испытывал, незаметно растаяло.
– Ничего я не скрываю. По старой фронтовой дружбе и так больше положенного наговорил.
Карпов помолчал и сказал уже прежним своим добродушным тоном:
– Ладно, забудем пока об этом. А насчет того, что писать, – соображай сам. Ты ведь теперь, как я вижу, дипломатом заделался. Международником!..
…Нет, Михаил Воронов не был профессиональным журналистом-международником. Им сделала его военная судьба.
В Совинформбюро от Воронова не требовали ни международных обзоров, ни аналитических статей. Тем и другим занимались специалисты в области международных отношений и собственные корреспонденты за рубежом.
Но сложившаяся в годы войны антигитлеровская коалиция вызвала к жизни новый, своеобразный тип советского военного журналиста. Он должен был рассказывать народам союзных стран о событиях на советско-германском фронте.
То, о чем писали журналисты этого типа, разумеется, не предназначалось для дипломатов, конгрессменов, министров. Их читателями были рядовые американцы, французы, англичане, канадцы, словом, подписчики и покупатели Популярных газет, в которых при посредстве Советского Информбюро печатались репортажи и очерки о великой битве на Востоке.
Теперь Воронов хорошо понимал, что никогда не попал бы в Потсдам, если бы не счастливое стечение обстоятельств. Прежде всего важно было то, что он уже имел опыт общения с американскими и английскими журналистами. Побывал в Европе, судьба которой должна была решаться в Потсдаме. Даже такая второстепенная деталь, как пристрастие к фотографии, сыграла свою роль. Во всем этом Воронов теперь отдавал себе полный отчет.
Он не сомневался, что из Москвы в Берлин приедет сейчас немало специалистов-международников. Но воочию увидеть великое событие, ради которого они сюда приедут, из всей пишущей журналистской братии будет суждено только ему. Пусть урывками. Пусть частично. Но все же увидеть! Он сможет воспользоваться столь важным в журналистском деле эффектом присутствия. Командировка, которой он вначале своего разговора с Лозовским не придавал серьезного значения, от которой даже отказывался, сейчас приобретала особое значение. Воронов почти физически ощущал груз огромной ответственности, ложившейся на его плечи…
– Ну, до дипломата мне пока еще очень далеко… – тихо сказал Воронов.
– Тогда ты, так сказать, отдельная воинская часть, подчиненная главному командованию, – пошутил Карлов. – Скажи-ка мне, дружище, о чем думает военный корреспондент, отправляясь на задание? – неожиданно спросил он.
– То есть?..
– Он думает о том, чтобы его хорошо накормили, сто граммов выдали, в приличную землянку поместили и транспортом обеспечили. Так?
Теперь наступила очередь рассмеяться Воронову.
Когда-то он действительно говорил все это командиру своей дивизии.
– Так вот, – продолжал Карпов, – накормят тебя без моей помощи. Приличной землянкой тоже обеспечат.
А как у тебя с транспортом?
– Этот же вопрос задал мне подполковник, от которого я пришел к вам. Откуда у меня транспорт?
– Так и быть, помогу тебе по старой дружбе. Как-никак не зря мы с тобой вместе служили. Получишь «бенца» или лучше «эмку». Все-таки своя, родная.
– Спасибо, товарищ генерал… Спасибо, Василий Степанович, – горячо поблагодарил Воронов. Он благодарил генерала не только за обещание дать машину. Сказанные им слова как бы вырвались из глубины того, уже ушедшего в прошлое времени, связавшего их навечно – из тьмы подмосковных ночей, из отгремевших боев…
Наступила пауза.
– Значит, все приедут? – тихо спросил Воронов. – И Черчилль, и Трумэн, и… товарищ Сталин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100