И снова окунулись в темноту автострады.
Я глубоко вздохнул.
— Потому что они не знают ничего лучшего. Потому что они не знают, что сами собой представляют и как их можно понять. Или что такое хороший человек и как его можно понять? Поэтому они просто полагаются на категории.
— Как это?
— Ну, например, твой отец не знает, хороший он человек или плохой. Он подозревает, что скорее всего не очень хороший, но не хочет, чтобы это понял еще кто-нибудь. Однако он не знает, каким нужно быть, чтобы считаться хорошим человеком, поэтому просто следует простым правилам, которые слышал от других. Это и проще, чем думать самому, и безопаснее. Ведь в противном случае тебе приходится все решать самому. Придется прийти к какому-то определенному выводу насчет того, каким должно быть твое поведение, а потом, быть может, обнаружить, что не можешь ему соответствовать. Так почему бы не пойти по более безопасному пути? Просто вести себя так, как принято в твоем кругу.
— Что-то я не очень-то вас понимаю, — вздохнул Пол.
— Это не твоя вина. Ну хорошо, попробую объяснить по-другому. Если твой отец будет ходить и всем говорить, что любит балет или что ты любишь балет, то он рискует очень скоро напороться на человека, который скажет ему, что это не для мужчин. А если подобное произойдет, то ему придется думать и выяснять для себя, кто прав, а кто нет? Любят ли мужчины, я имею в виду настоящие мужчины, балет или не любят? А следовательно, кто же он сам — мужчина или так, абы что? Этого он и боится до смерти. То же самое и мать. Вот они и шагают по проторенной дорожке, говоря только то, что не вызовет никаких вопросов. И это их устраивает, потому что можно не напрягаться. И не бояться.
— Но они, вроде, и не боятся. И вполне уверены в себе.
— В этом все и дело. Слишком много уверенных в себе либо боятся, либо просто глупы, а может и то, и другое. Реальность всегда неопределенна. А большинство людей ищут определенности. И ищут пути ее достижения. Телевизионно-коммерческий взгляд на мир. Бизнесмены смотрят, какими должны быть бизнесмены. Учителя смотрят, какими должны быть учителя. Строители смотрят, какими должны быть строители. Они проживают всю свою жизнь, постоянно пытаясь быть такими, какими они должны быть, и вечно боясь, что не соответствуют своему типу. Полный бред.
Мы проехали небольшой освещенный базарчик с еще прошлогодними вывесками и пустыми прилавками и снова углубились в лес.
— А вы не такой?
— Сюзан часто говорит мне, что я сильно отличаюсь от других.
— Как?
— Что я постоянно прилагаю все усилия, чтобы обмануть чьи-то ожидания.
— Не очень-то понятно, — покачал головой Пол.
— Неважно. Главное — это не зацикливаться на том, чтобы быть таким, каким должен быть. И если возможно, делать то, что тебе нравится.
— А вы делаете то, что нравится?
— Да.
— Даже сейчас?
— Да. Даже сейчас.
Глава 21
Стоял конец мая. Мы пробежали восемь километров и вернулись в хижину. Спины блестели от пота. Новый дом постепенно приобретал какие-то определенные очертания. На залитом фундаменте лежали стойки и балки, кое-где уже оббитые фанерой. В том месте, где должен был быть туалет, торчал унитаз.
— Сегодня с железом не занимаемся, — напомнил Пол. Дыхание было ровным и спокойным.
— Знаю, — ответил я и, взяв две пары перчаток, подал одну пару Полу. Мы подошли к большой груше. — Ты первый, — скомандовал я.
Пол принялся молотить грушу.
— Нет, — покачал головой я. — Бей сильнее. Как будто хочешь пробить дырку. — Пол ударил еще несколько раз. — Включай плечо, — крикнул я. — Развернись и выноси вперед плечо. Больше, больше развернись. Нет, не так. Смотри.
Я подошел к груше. Прямой. Прямой. Хук. Прямой. Прямой. Хук.
— Старайся загибать руку, когда бьешь. Вот так, смотри — бьешь и отскакиваешь.
Груша плясала и прыгала от ударов.
— Вот так. Удар. Отскок. Разворот. Попробуй.
Пол снова взялся за грушу.
— Хорошо, молодец. А теперь чуть расставь ноги, как я тебя учил. Двигайся вокруг груши. Танцуй. Не ходи, танцуй. Ноги все время на одном расстоянии друг от друга. Удар. Левой. Левой. Правой. Опять правой. Левой. Левой. Левой. Правой.
Пол запыхался.
— Хорошо, — сказал я. — Передохни немного.
Я подошел к груше и провел минутный раунд. Левый прямой. Левый хук. Встречный в голову. Левый прямой. Левый прямой, правый хук. Ближний бой по корпусу. Короткие удары, словно пытаешься пробить грушу насквозь. Замах не больше двадцати сантиметров. Когда я остановился, чтобы отдышаться, все тело было мокрым от пота. Пол уже успел восстановить дыхание.
— А представь, что груша тоже бьет в ответ, — сказал я. — Или уворачивается. Или входит в клинч. Представь, как ты тогда устанешь.
Пол кивнул.
— Конечно, маленькую грушу бить легче. И эффектнее. Сам себе нравишься, когда ее молотишь. Это полезно. Но основная работа должна быть на большой груше.
Я перешел к маленькой груше, заставив ее мотаться из стороны в сторону. Менял ритм, отбивал ударами чечетку. Начал насвистывать какую-то мелодию и наносить удары “под музыку”.
— Попробуй.
— У меня так не получится, — обреченно вздохнул Пол.
— Получится, если постараешься. Увидишь, уже через полчаса удары станут намного четче и размереннее.
Это заняло больше, чем полчаса, но, когда подошло время ленча, груша уже начала подавать первые признаки ритма. Мы отправились под душ. Потом уселись на крыльцо и поели сыра, яблок, груш и винограда. Выпили по баночке пива. Мы оба были без рубашек. Тело начинало темнеть от загара. Я заметил, что у Пола начали выделяться грудные мышцы. Он даже стал казаться чуть выше. Неужели они все так быстро растут?
— А вы были хорошим боксером? — спросил Пол.
— Да.
— А могли бы стать чемпионом?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я был просто хорошим боксером, а не гением. Такие парни, как Марчиано, Али, они гении. Совсем другая категория.
— А вы когда-нибудь дрались с ними?
— Нет. Лучший, с кем я дрался, был Джо Уэлкотт.
— Вы победили его?
— Нет.
— И поэтому ушли из спорта?
— Нет. Я ушел, потому что это уже переставало быть просто развлечением. Слишком много взяток, темных дел. Слишком высокие ставки. Слишком много парней, которые зарабатывают миллионы на ринге, потом заканчивают карьеру где-нибудь на помойке.
— А вы бы победили Джо Уэлкотта в обычной драке?
— Ты имеешь в виду не на ринге?
— Да.
— Может быть.
— А Хоука смогли бы победить?
— Может быть.
Я сделал глоток пива. Пол откусил кусок сыра и заел виноградом.
— Дело в том, — сказал я, — что в обычной драке, драке без правил, любой может побить любого. Все зависит от случайности и от твоих целей. У меня будет пистолет, а у Уэлкотта нет, вот и все. Это не состязание. И бессмысленно выяснять, кто кого победит. Слишком многое зависит от посторонних факторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Я глубоко вздохнул.
— Потому что они не знают ничего лучшего. Потому что они не знают, что сами собой представляют и как их можно понять. Или что такое хороший человек и как его можно понять? Поэтому они просто полагаются на категории.
— Как это?
— Ну, например, твой отец не знает, хороший он человек или плохой. Он подозревает, что скорее всего не очень хороший, но не хочет, чтобы это понял еще кто-нибудь. Однако он не знает, каким нужно быть, чтобы считаться хорошим человеком, поэтому просто следует простым правилам, которые слышал от других. Это и проще, чем думать самому, и безопаснее. Ведь в противном случае тебе приходится все решать самому. Придется прийти к какому-то определенному выводу насчет того, каким должно быть твое поведение, а потом, быть может, обнаружить, что не можешь ему соответствовать. Так почему бы не пойти по более безопасному пути? Просто вести себя так, как принято в твоем кругу.
— Что-то я не очень-то вас понимаю, — вздохнул Пол.
— Это не твоя вина. Ну хорошо, попробую объяснить по-другому. Если твой отец будет ходить и всем говорить, что любит балет или что ты любишь балет, то он рискует очень скоро напороться на человека, который скажет ему, что это не для мужчин. А если подобное произойдет, то ему придется думать и выяснять для себя, кто прав, а кто нет? Любят ли мужчины, я имею в виду настоящие мужчины, балет или не любят? А следовательно, кто же он сам — мужчина или так, абы что? Этого он и боится до смерти. То же самое и мать. Вот они и шагают по проторенной дорожке, говоря только то, что не вызовет никаких вопросов. И это их устраивает, потому что можно не напрягаться. И не бояться.
— Но они, вроде, и не боятся. И вполне уверены в себе.
— В этом все и дело. Слишком много уверенных в себе либо боятся, либо просто глупы, а может и то, и другое. Реальность всегда неопределенна. А большинство людей ищут определенности. И ищут пути ее достижения. Телевизионно-коммерческий взгляд на мир. Бизнесмены смотрят, какими должны быть бизнесмены. Учителя смотрят, какими должны быть учителя. Строители смотрят, какими должны быть строители. Они проживают всю свою жизнь, постоянно пытаясь быть такими, какими они должны быть, и вечно боясь, что не соответствуют своему типу. Полный бред.
Мы проехали небольшой освещенный базарчик с еще прошлогодними вывесками и пустыми прилавками и снова углубились в лес.
— А вы не такой?
— Сюзан часто говорит мне, что я сильно отличаюсь от других.
— Как?
— Что я постоянно прилагаю все усилия, чтобы обмануть чьи-то ожидания.
— Не очень-то понятно, — покачал головой Пол.
— Неважно. Главное — это не зацикливаться на том, чтобы быть таким, каким должен быть. И если возможно, делать то, что тебе нравится.
— А вы делаете то, что нравится?
— Да.
— Даже сейчас?
— Да. Даже сейчас.
Глава 21
Стоял конец мая. Мы пробежали восемь километров и вернулись в хижину. Спины блестели от пота. Новый дом постепенно приобретал какие-то определенные очертания. На залитом фундаменте лежали стойки и балки, кое-где уже оббитые фанерой. В том месте, где должен был быть туалет, торчал унитаз.
— Сегодня с железом не занимаемся, — напомнил Пол. Дыхание было ровным и спокойным.
— Знаю, — ответил я и, взяв две пары перчаток, подал одну пару Полу. Мы подошли к большой груше. — Ты первый, — скомандовал я.
Пол принялся молотить грушу.
— Нет, — покачал головой я. — Бей сильнее. Как будто хочешь пробить дырку. — Пол ударил еще несколько раз. — Включай плечо, — крикнул я. — Развернись и выноси вперед плечо. Больше, больше развернись. Нет, не так. Смотри.
Я подошел к груше. Прямой. Прямой. Хук. Прямой. Прямой. Хук.
— Старайся загибать руку, когда бьешь. Вот так, смотри — бьешь и отскакиваешь.
Груша плясала и прыгала от ударов.
— Вот так. Удар. Отскок. Разворот. Попробуй.
Пол снова взялся за грушу.
— Хорошо, молодец. А теперь чуть расставь ноги, как я тебя учил. Двигайся вокруг груши. Танцуй. Не ходи, танцуй. Ноги все время на одном расстоянии друг от друга. Удар. Левой. Левой. Правой. Опять правой. Левой. Левой. Левой. Правой.
Пол запыхался.
— Хорошо, — сказал я. — Передохни немного.
Я подошел к груше и провел минутный раунд. Левый прямой. Левый хук. Встречный в голову. Левый прямой. Левый прямой, правый хук. Ближний бой по корпусу. Короткие удары, словно пытаешься пробить грушу насквозь. Замах не больше двадцати сантиметров. Когда я остановился, чтобы отдышаться, все тело было мокрым от пота. Пол уже успел восстановить дыхание.
— А представь, что груша тоже бьет в ответ, — сказал я. — Или уворачивается. Или входит в клинч. Представь, как ты тогда устанешь.
Пол кивнул.
— Конечно, маленькую грушу бить легче. И эффектнее. Сам себе нравишься, когда ее молотишь. Это полезно. Но основная работа должна быть на большой груше.
Я перешел к маленькой груше, заставив ее мотаться из стороны в сторону. Менял ритм, отбивал ударами чечетку. Начал насвистывать какую-то мелодию и наносить удары “под музыку”.
— Попробуй.
— У меня так не получится, — обреченно вздохнул Пол.
— Получится, если постараешься. Увидишь, уже через полчаса удары станут намного четче и размереннее.
Это заняло больше, чем полчаса, но, когда подошло время ленча, груша уже начала подавать первые признаки ритма. Мы отправились под душ. Потом уселись на крыльцо и поели сыра, яблок, груш и винограда. Выпили по баночке пива. Мы оба были без рубашек. Тело начинало темнеть от загара. Я заметил, что у Пола начали выделяться грудные мышцы. Он даже стал казаться чуть выше. Неужели они все так быстро растут?
— А вы были хорошим боксером? — спросил Пол.
— Да.
— А могли бы стать чемпионом?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я был просто хорошим боксером, а не гением. Такие парни, как Марчиано, Али, они гении. Совсем другая категория.
— А вы когда-нибудь дрались с ними?
— Нет. Лучший, с кем я дрался, был Джо Уэлкотт.
— Вы победили его?
— Нет.
— И поэтому ушли из спорта?
— Нет. Я ушел, потому что это уже переставало быть просто развлечением. Слишком много взяток, темных дел. Слишком высокие ставки. Слишком много парней, которые зарабатывают миллионы на ринге, потом заканчивают карьеру где-нибудь на помойке.
— А вы бы победили Джо Уэлкотта в обычной драке?
— Ты имеешь в виду не на ринге?
— Да.
— Может быть.
— А Хоука смогли бы победить?
— Может быть.
Я сделал глоток пива. Пол откусил кусок сыра и заел виноградом.
— Дело в том, — сказал я, — что в обычной драке, драке без правил, любой может побить любого. Все зависит от случайности и от твоих целей. У меня будет пистолет, а у Уэлкотта нет, вот и все. Это не состязание. И бессмысленно выяснять, кто кого победит. Слишком многое зависит от посторонних факторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40