..»
Таксист переспросил:
— Я что-то не расслышал.
— Да я так, просто напеваю, — буркнул я.
— О! Мне показалось, вы говорите что-то. Пожалуйста, не стесняйтесь, пойте себе на здоровье.
Глава 23
Я попросил таксиста подъехать к магазину «Карл Сосидж Китчен», хотя это было и не по дороге (там торговали разными мясными деликатесами из Германии), а затем к «Доннован Пэкедж Стор», чтобы взять четыре бутылки шампанского «Дом Периньон». Это серьезно уменьшило гонорар, полученный от Диксона.
Такси, мчало меня по шоссе №1 к центру города, нырнув под шатер зеленых деревьев, что служили прикрытием от горячего июльского солнца. Мимо мелькали политые водой лужайки, прогуливаемые собачки, велосипедисты на своем незамысловатом транспорте, люди, готовящие еду на свежем воздухе, бассейны, полные купающихся, утоляющие жажду и играющие в теннис. Предместья чувствовали себя вольготно. На нашем пути встречались площадки для пикников. Дым от вагончиков, где готовилось мясо, зависал над раскладными столиками, аппетитный аромат приятно щекотал ноздри. Вокруг суетились дети, собаки и продавцы воздушных шариков. Я не слышал их свистулек. Если они и насвистывали, то не для меня.
Деревянная обшивка маленького домика Сюзан выгорела до приятного серебристо-серого цвела. Перед домом цвела белая сирень. Я уплатил таксисту по счетчику и дал очень приличные чаевые. Он уехал, оставив меня на зеленой лужайке перед домом Сюзан с пакетиками, наполненными копченостями домашнего приготовления и шампанским. Медленно наплывал тихий вечер. Ее маленькой голубой «новы» не оказалось на привычном месте. Сосед с ближнего участка занимался своей лужайкой, поливая из шланга траву. Пуская воду длинной свободной струёй, он доставал серебристой дугой до самых дальних углов. Конечно, разбрызгивающая головка более удобна, но разве может она доставить столько удовольствия. Мне был симпатичен человек, который пренебрегает техническими новшествами. Он кивнул мне, когда я подошел к крыльцу. Она никогда не запирала дверь. Войдя, я обнаружил, что в доме тихо и пусто. Оказавшись в спальне, я включил кондиционер. Судя по часам, висящим над плитой в кухне, было начало седьмого.
Разбираясь с едой на кухне, я обнаружил баночку «Ютика Клаб» и с удовольствием выпил. Я привез телячий рулет, рулет с перцем, колбасу к пиву, а кроме того, ливерную колбасу по рецепту Карла, которую можно было резать или намазывать на хлеб. Думая об этих вкусностях, я чувствовал, как кровь моя течет быстрее.
Кроме того, я купил две упаковки немецкого картофельного салата, маринованных огурчиков, вестфальский ржаной хлеб и банку дюссельдорфской горчицы. Я достал китайский фарфор Сюзан и накрыл стол на кухне. У нее был фарфоровый сервиз с синими фигурками на тарелках, и мне он очень нравился. Я порезал ливерную колбасу и разложил все остальные деликатесы на подносе в произвольном порядке. В хлебнице разместились кусочки ржаного хлеба, а маринованные огурцы — в стеклянной посудине с низким зубчатым краем. Картофельный салат я выложил в миску с синим рисунком, которая, скорее всего, предназначалась для супа. Потом я отправился в комнату, где стояла посуда для торжественных случаев, и взял два фужера для шампанского, которые подарил ей на день рождения. Я поставил их в холодильник, чтобы они охладились. Помню, заплатил за пару 49 долларов. В магазине мне сказали, что делать на них гравировку «Для него» и «Для нее» считается дурным тоном. Поэтому фужеры выглядели просто. Но это были наши бокалы, и мы пили из них шампанское по особо знаменательным случаям. По крайней мере, мне так хотелось думать. Я всегда опасался, что однажды приду и увижу, как она наливает туда сок какого-нибудь авокадо.
Расхаживая по такой знакомой кухне, по дому, который, казалось, хранил тончайший аромат ее духов, я почувствовал намек на перемены и отстраненность. Пикники, ухоженные лужайки, вечер уик-энда, в который погружался пригород, усиливали этот эффект. К тому же дом, где она купалась в ванне, спала, смотрела ежедневные новости, где она ела и читала, был так реален, что все, чем я занимался, показалось мне противоестественным и противоречащим человеческой натуре. Не так давно я убил в лондонской гостинице двоих парней. Об этом было тяжело вспоминать. Пулевое ранение зажило. А вот те двое — давно в земле. Здесь эта мысль не столь тягостна. Человеку, который поливает свою лужайку длинными перекрещивающимися струями, вряд ли знакомо такое чувство.
Я открыл еще одну банку пива и пошел в ванную принять душ. Мне пришлось сдвинуть две пары колготок, которые сушились на штанге, державшей занавеску. Она пользовалась мылом «Айвори». У нее был флакон изысканного шампуня, похожего на взбитые сливки, но с нежным запахом. Пришлось и мне вымыться им. Просто Фердинанд Великолепный.
Отыскались пара кроссовок «Пума» голубого цвета с белыми полосками и мои спортивные белые брюки, которые Сюз выстирала и, погладив, повесила в один из шкафов в спальне, отведя мне отдельную половинку. Все эти вещи были здесь на тот случай, если я проводил уик-энд у Сюз. Полшкафа считались в этом доме моими. Я натянул штаны и влез в кроссовки прямо без носков. Так можно ходить, если у вас красивые лодыжки. Я уже причесывался перед зеркалом в ее спальне, когда услышал скрип покрышек приближающейся машины. Выглянул в окно. Это была ее машина. Так, она пройдет через заднюю дверь. Я прыжком занял боевую позицию в кровати, устроившись на левом боку, подперев голову рукой и уперев одну ногу в другую. Весьма соблазнительно. Левая нога вытянута, носки оттянуты. Дверь спальни приоткрыта. Сердце мое рвалось наружу. «Господи, — подумал я. — Неужели я так сентиментален? Сердце стучит, как сумасшедшее, во рту пересохло, дыхание прерывается. А ведь я только раз взглянул на тебя. И все». Услышал, как открылась дверь. Секундная тишина. Дверь закрылась. У меня заныло под ложечкой. По звуку шагов я понял, что она идет из кухни в комнату. И сразу же — в спальню. Жужжит кондиционер. И вот, наконец, она. В платье для тенниса, с ракеткой в руках, черные волосы схвачены широкой белой лентой. На губах — очень яркая помада. Ноги тронуты загаром. Кондиционер зажужжал громче. Ее лицо порозовело от игры, а на лбу еще виднелись капельки пота. Это был самый долгий период разлуки за все время нашего знакомства.
Я сообщил:
— Охотник, возвратись из джунглей, спешит под свой родимый кров.
— Судя по накрытому в кухне столу, — начала она, — ты охотился в заповедниках Германии. — Потом она бросила ракетку на прикроватную тумбочку и прыгнула на меня верхом. Обвив руками мою шею, она прильнула к моим губам и замерла. Когда она оторвалась, я лишь заметил:
— Хорошие девочки не целуются взасос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Таксист переспросил:
— Я что-то не расслышал.
— Да я так, просто напеваю, — буркнул я.
— О! Мне показалось, вы говорите что-то. Пожалуйста, не стесняйтесь, пойте себе на здоровье.
Глава 23
Я попросил таксиста подъехать к магазину «Карл Сосидж Китчен», хотя это было и не по дороге (там торговали разными мясными деликатесами из Германии), а затем к «Доннован Пэкедж Стор», чтобы взять четыре бутылки шампанского «Дом Периньон». Это серьезно уменьшило гонорар, полученный от Диксона.
Такси, мчало меня по шоссе №1 к центру города, нырнув под шатер зеленых деревьев, что служили прикрытием от горячего июльского солнца. Мимо мелькали политые водой лужайки, прогуливаемые собачки, велосипедисты на своем незамысловатом транспорте, люди, готовящие еду на свежем воздухе, бассейны, полные купающихся, утоляющие жажду и играющие в теннис. Предместья чувствовали себя вольготно. На нашем пути встречались площадки для пикников. Дым от вагончиков, где готовилось мясо, зависал над раскладными столиками, аппетитный аромат приятно щекотал ноздри. Вокруг суетились дети, собаки и продавцы воздушных шариков. Я не слышал их свистулек. Если они и насвистывали, то не для меня.
Деревянная обшивка маленького домика Сюзан выгорела до приятного серебристо-серого цвела. Перед домом цвела белая сирень. Я уплатил таксисту по счетчику и дал очень приличные чаевые. Он уехал, оставив меня на зеленой лужайке перед домом Сюзан с пакетиками, наполненными копченостями домашнего приготовления и шампанским. Медленно наплывал тихий вечер. Ее маленькой голубой «новы» не оказалось на привычном месте. Сосед с ближнего участка занимался своей лужайкой, поливая из шланга траву. Пуская воду длинной свободной струёй, он доставал серебристой дугой до самых дальних углов. Конечно, разбрызгивающая головка более удобна, но разве может она доставить столько удовольствия. Мне был симпатичен человек, который пренебрегает техническими новшествами. Он кивнул мне, когда я подошел к крыльцу. Она никогда не запирала дверь. Войдя, я обнаружил, что в доме тихо и пусто. Оказавшись в спальне, я включил кондиционер. Судя по часам, висящим над плитой в кухне, было начало седьмого.
Разбираясь с едой на кухне, я обнаружил баночку «Ютика Клаб» и с удовольствием выпил. Я привез телячий рулет, рулет с перцем, колбасу к пиву, а кроме того, ливерную колбасу по рецепту Карла, которую можно было резать или намазывать на хлеб. Думая об этих вкусностях, я чувствовал, как кровь моя течет быстрее.
Кроме того, я купил две упаковки немецкого картофельного салата, маринованных огурчиков, вестфальский ржаной хлеб и банку дюссельдорфской горчицы. Я достал китайский фарфор Сюзан и накрыл стол на кухне. У нее был фарфоровый сервиз с синими фигурками на тарелках, и мне он очень нравился. Я порезал ливерную колбасу и разложил все остальные деликатесы на подносе в произвольном порядке. В хлебнице разместились кусочки ржаного хлеба, а маринованные огурцы — в стеклянной посудине с низким зубчатым краем. Картофельный салат я выложил в миску с синим рисунком, которая, скорее всего, предназначалась для супа. Потом я отправился в комнату, где стояла посуда для торжественных случаев, и взял два фужера для шампанского, которые подарил ей на день рождения. Я поставил их в холодильник, чтобы они охладились. Помню, заплатил за пару 49 долларов. В магазине мне сказали, что делать на них гравировку «Для него» и «Для нее» считается дурным тоном. Поэтому фужеры выглядели просто. Но это были наши бокалы, и мы пили из них шампанское по особо знаменательным случаям. По крайней мере, мне так хотелось думать. Я всегда опасался, что однажды приду и увижу, как она наливает туда сок какого-нибудь авокадо.
Расхаживая по такой знакомой кухне, по дому, который, казалось, хранил тончайший аромат ее духов, я почувствовал намек на перемены и отстраненность. Пикники, ухоженные лужайки, вечер уик-энда, в который погружался пригород, усиливали этот эффект. К тому же дом, где она купалась в ванне, спала, смотрела ежедневные новости, где она ела и читала, был так реален, что все, чем я занимался, показалось мне противоестественным и противоречащим человеческой натуре. Не так давно я убил в лондонской гостинице двоих парней. Об этом было тяжело вспоминать. Пулевое ранение зажило. А вот те двое — давно в земле. Здесь эта мысль не столь тягостна. Человеку, который поливает свою лужайку длинными перекрещивающимися струями, вряд ли знакомо такое чувство.
Я открыл еще одну банку пива и пошел в ванную принять душ. Мне пришлось сдвинуть две пары колготок, которые сушились на штанге, державшей занавеску. Она пользовалась мылом «Айвори». У нее был флакон изысканного шампуня, похожего на взбитые сливки, но с нежным запахом. Пришлось и мне вымыться им. Просто Фердинанд Великолепный.
Отыскались пара кроссовок «Пума» голубого цвета с белыми полосками и мои спортивные белые брюки, которые Сюз выстирала и, погладив, повесила в один из шкафов в спальне, отведя мне отдельную половинку. Все эти вещи были здесь на тот случай, если я проводил уик-энд у Сюз. Полшкафа считались в этом доме моими. Я натянул штаны и влез в кроссовки прямо без носков. Так можно ходить, если у вас красивые лодыжки. Я уже причесывался перед зеркалом в ее спальне, когда услышал скрип покрышек приближающейся машины. Выглянул в окно. Это была ее машина. Так, она пройдет через заднюю дверь. Я прыжком занял боевую позицию в кровати, устроившись на левом боку, подперев голову рукой и уперев одну ногу в другую. Весьма соблазнительно. Левая нога вытянута, носки оттянуты. Дверь спальни приоткрыта. Сердце мое рвалось наружу. «Господи, — подумал я. — Неужели я так сентиментален? Сердце стучит, как сумасшедшее, во рту пересохло, дыхание прерывается. А ведь я только раз взглянул на тебя. И все». Услышал, как открылась дверь. Секундная тишина. Дверь закрылась. У меня заныло под ложечкой. По звуку шагов я понял, что она идет из кухни в комнату. И сразу же — в спальню. Жужжит кондиционер. И вот, наконец, она. В платье для тенниса, с ракеткой в руках, черные волосы схвачены широкой белой лентой. На губах — очень яркая помада. Ноги тронуты загаром. Кондиционер зажужжал громче. Ее лицо порозовело от игры, а на лбу еще виднелись капельки пота. Это был самый долгий период разлуки за все время нашего знакомства.
Я сообщил:
— Охотник, возвратись из джунглей, спешит под свой родимый кров.
— Судя по накрытому в кухне столу, — начала она, — ты охотился в заповедниках Германии. — Потом она бросила ракетку на прикроватную тумбочку и прыгнула на меня верхом. Обвив руками мою шею, она прильнула к моим губам и замерла. Когда она оторвалась, я лишь заметил:
— Хорошие девочки не целуются взасос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46