Выйдя из номера, Бэббит намекнул Роджерсу:
— Послушай, У.-А., старый ты петух, сдается мне, что в этот чудный «абенд» мы бы с превеликим удовольствием не уезжали домой к нашим любящим женам, а остались бы тут да закатили вечеринку. Что ты на это скажешь?
— Джордж, твоими устами говорит сама мудрость и эта, как ее, благо-го-разумно-витость. Эл Уинг уже отправил жену в Питтсбург. Давай-ка позовем и его!
В половине седьмого они сидели в номере вместе с Эльбертом Уингом и еще двумя делегатами. Все скинули пиджаки, расстегнули жилетки, лица у них были красные, голоса громкие. Они приканчивали бутылку пронзительного самогонного виски и умоляли официанта:
— Послушай, сынок, достань-ка нам еще такого же формалинчику, а?
Они курили толстенные сигары, сбрасывая пепел и окурки на ковер.
Давясь от хохота, они рассказывали анекдоты. Словом, это были настоящие мужчины, в блаженном первобытном состоянии.
Бэббит тяжело вздохнул:
— Не знаю, жеребцы, как вы, но я лично люблю вырваться на волю, своротить парочку скал, вскарабкаться на полюс да йог махать северным сиянием!
Делегат от Спарты, серьезный, сосредоточенный юнец, несвязно забормотал:
— Честное слово, я примерный муж, но до чего надоедает каждый день возвращаться домой и никуда, кроме кино, не ходить. Я из-за этого даже записался в Национальную гвардию, честное слово! Лучше моей женки у нас в городе и не найдешь — да вот… А знаете, кем я хотел быть? Знаете, о чем я мечтал? Стать знаменитым химиком, вот кем! Да папашка погнал меня на большую дорогу, продавать кухонную утварь, вот я на этом и застрял, на всю жизнь застрял, и выхода нет! Ну, к черту! Кто завел похоронный разговор? Не выпить ли нам еще? Выпьем, выыыы-ыпьем, это нам не вре-ее-дно!
— Верно! Хватит хныкать! — весело сказал У.-А.Роджерс. — А вы знаете, ребята, что я у нас на деревне — первый певец! Ну, подхватывай:
Старикану ханже говорит молодой:
«Ты не хочешь ли выпить со мной?»
Старый квакер в ответ: «Я не против, о нет!
Клюкнем, юный ханжа, по одной».
Обедали они в мавританском зале отеля «Седжвик». Где-то и как-то к ним пристали еще два приятеля: фабрикант мушиной липучки и зубной врач. Все пили виски прямо из чайных чашек, острили, совершенно не слушая друг друга, разве только когда У.-А.Роджерс дурачил официанта-итальянца.
— Послушай, Джузеппе, — говорил он с невинным видом, — подай-ка мне пару жареных слоновых ушей!
— Простите, сэр, этого у нас нет.
— Как? Нет слоновых ушей? Не может быть! — Роджерс повернулся к Бэббиту: — Слыхали? Педро говорит, что у них слоновые уши все вышли!
— Разрази меня гром! — сказал человек из Спарты, с трудом сдерживая смех.
— Что ж, Карло, в таком случае принеси мне телячью ногу и пару бушелей жареной картошки, да и горошку подкинь, — продолжал Роджерс. — Наверно, у вас там, в далекой знойной этой самой, все итальяшки добывают свежий горошек прямо из консервных банок, верно?
— Нет, сэр, в Италии растет прекрасный горошек.
— Да неужели? Джорджи, слыхал? В Италии свежий горошек растет прямо на грядках! Ей-богу, век живи — век учись, Антонио, если только выживешь и сил хватит! Ладно, Гарибальди, тащи-ка сюда на палубу бифштекс с двумя стопками картошечки, чтобы хрустела, компрехене-ву, Микелович Анджелони?
Потом Эльберт Уинг долго восторгался:
— Ей-богу, У.-А., загнали вы этого итальяшку в тупик! Ни черта он не понял!
Тут Бэббит нашел объявление в «Монаркском вестнике» и прочел его вслух под смех и аплодисменты:
«Старый Колониальный Театр
ТРЯХНИ СТАРИНОЙ!
ПТИЧКИ ПЕВЧИЕ
Хор хорошеньких херувимов!
Купальщицы в комедии
Пит Менутти со своими
Чудо-крошками!
Подходи, Бенни, бери билет, лучших девушек не было и нет! Наш городишко таких не видал, все спешите в этот зал! Каждая ножка взмахнет немножко — и ты уж лег у этих ног! Вот какой ты получишь процент: сто одиннадцать веселья на каждый цент! Сестры Кальроза свежей, чем роза, даже за тень их не пожалеешь денег! Джону Зилберштейну не занимать перца, будете смеяться от всего сердца! Зрители даже вскакивают с мест: вот это чечетка — Джексон и Вест! Смотри, как играют и передом и задом в нашем оркестре Провен и Ладам. Итак, друзья, зевать нельзя! Слушай, что птичка чирикнула с крыши: все читайте наши афиши!»
— Сочно! — сказал Бэббит. — Видно, лакомый кусочек этот театр! Пошли все вместе, а?
Но они еще долго медлили и никак не решались уйти. Тут за столиками они сидели развалясь и твердо упираясь ногами в пол и поэтому чувствовали себя в безопасности, но все-таки их качало и было страшно пуститься в опасное плавание по скользкому паркету длинного зала, под взглядами других гостей и слишком внимательных официантов.
И когда они наконец решились встать, столики кидались им под ноги, и они пробовали прикрыть смущение тяжеловесными шутками в гардеробной. Когда гардеробщица выдавала им шляпы, они улыбались ей в надежде, что она, как беспристрастный и опытный судья, поймет, что имеет дело с настоящими джентльменами. Они ворчали друг на друга: «Чья это дырявая покрышка?», или: «Бери ту, что получше, Джорджи, а я прихвачу, какая останется», — и заплетающимся языком приглашали гардеробщицу: «Пойдем-ка с нами, крошка! Такой вечерок закатим, что закачаешься!» Каждый пытался дать ей на чай, перебивая остальных: «Нет! Погоди! Вот! Я уже достал!» И все вместе дали ей целых три доллара.
Они сидели в ложе театра, задрав ноги на барьер, с шиком куря роскошные сигары, и смотрели, как двадцать накрашенных, усталых и безнадежно респектабельных пожилых тетушек задирали ноги в примитивных па шантанного танца, а комедиант-еврей издевался над еврейским народом. В антракте они встретились с другими одинокими делегатами. Все вместе — человек двенадцать — они отправились в кабачок «Душистый бутон», где душистые бутоны были сделаны из пыльной бумаги и развешаны гирляндами в низком зале и где воняло, как в заброшенном хлеву, использованном не по назначению.
Здесь виски подавали уже открыто, прямо в стаканах. Два-три клерка, мечтавшие в день получки сойти за миллионеров, танцевали в узком проходе между столиками с телефонистками и маникюршами. В фантастической пляске кружились профессиональные танцоры — молодой человек в отлично сшитом фраке и тоненькая, словно обезумевшая девушка в изумрудном шелку, с рыжими волосами, взметенными, как пламя костра. Бэббит попытался танцевать с ней. Он шаркал по полу не в такт бешеной музыке, настолько отяжелевший, что его трудно было вести, и его так качало, что он наверно упал бы, если б девушка не поддерживала его тонкой, но сильной и доброй рукой. Он ослеп и оглох от скверного контрабандного алкоголя, он не видел ни столиков, ни лиц. Его закружила эта девушка, эта теплая, гибкая молодость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108