– Не старайтесь казаться хуже, чем вы на самом деле… Вы поплатитесь большим, чем деньги. Да, друг мой, поплатитесь частицей самого себя. – Он помолчал, потом шутливо спросил: – Не правда ли, господин Валаньоск, так ведь это бывает?
– Говорят, барон, что так, – отвечал тот просто.
В эту минуту дверь в соседнюю комнату распахнулась, и Муре, только что собравшийся возразить, слегка вздрогнул. Все трое обернулись. Это была г-жа Дефорж. Она кокетливо высунулась из-за портьеры и торопливо позвала:
– Господин Муре! Господин Муре!
Заметив барона и Валаньоска, она извинилась:
– Позвольте, господа, на минуту похитить у вас господина Муре. Раз он мне продал негодное манто, пусть по крайней мере поможет советом. Эта девица такая дурочка, что не в состоянии ничего придумать… Жду вас, господин Муре.
Муре заколебался, желая избежать сцены, которую заранее предвидел. Но делать было нечего – пришлось повиноваться. А барон сказал ему полуотечески, полунасмешливо:
– Идите же, идите, дорогой мой, госпоже Дефорж нужна ваша помощь.
Тогда Муре последовал за ней. Дверь затворилась и сквозь портьеры ему послышалось хихиканье Валаньоска. Муре и без того начинал терять мужество с тех пор, как Анриетта ушла из гостиной; зная, что Дениза здесь, в одной из дальних комнат, во власти ревнивой соперницы, он чувствовал все возрастающее беспокойство; страшное волнение охватило его, он беспрестанно прислушивался, и порою ему чудились доносящиеся издали рыдания. Что могла придумать эта женщина, чтобы помучить Денизу? И вся его любовь, любовь, которая его самого изумляла, устремилась к этой девушке, неся ей утешение и опору. Никогда еще он не любил так горячо и не переживал такой могучей прелести страдания. Все привязанности этого делового человека, в том числе и Анриетта, такая изящная и красивая, обладание которою так льстило его самолюбию, были, в сущности, только приятным времяпрепровождением, иногда следствием расчета, – он искал лишь выгоды для себя. Он всегда спокойно уходил от своих любовниц и возвращался ночевать домой, наслаждаясь холостяцкой независимостью и не ведая ни забот, ни сожаления. Теперь же его сердце билось в тоске, вся его жизнь была во власти захватившего его чувства, и он уже не мог забыться сном в своей большой одинокой постели. Дениза владела всеми его помыслами. Даже в эту минуту он думал только о ней; следуя за Анриеттой и опасаясь тягостной сцены, он подумал, что ему все-таки лучше быть там, чтобы иметь возможность защитить девушку.
Они миновали безмолвную, пустую спальню, и г-жа Дефорж вошла в гардеробную, куда за ней последовал Муре. Это была просторная комната, обитая красным штофом; здесь стоял мраморный туалетный столик и трехстворчатый шкаф с большими зеркалами. Окно выходило во двор, поэтому в комнате было уже темно и горели два газовых рожка, никелированные кронштейны которых торчали по сторонам шкафа.
– Ну теперь, может быть, дело пойдет лучше, – сказала Анриетта.
Войдя, Муре увидел Денизу; очень бледная, она стояла выпрямившись под ослепительным светом. На ней была скромная кашемировая жакетка в талию и простая черная шляпка; через руку у нее было перекинуто манто, купленное в «Дамском счастье». Когда она увидела молодого человека, руки ее слегка задрожали.

– Я хочу, чтобы господин Муре сам посмотрел, – сказала Анриетта. – Помогите мне, мадемуазель.
Денизе пришлось подойти и подать манто. При первой примерке она уже наколола булавками плечи, потому что они сидели плохо. Анриетта поворачивалась во все стороны, смотрясь в зеркало.
– Скажите откровенно, куда это годится?
– Действительно, сударыня, манто неудачное, – согласился Муре, думая разом покончить дело. – Но беда невелика: мадемуазель снимет с вас мерку, и мы сделаем вам другое.
– Нет, нет, я хочу именно это, и оно мне нужно немедленно, – живо возразила г-жа Дефорж. – Но оно узко в груди, а вот здесь, в плечах, собирается мешком. Если вы, мадемуазель, будете только глядеть на меня, это не поправит дела! – продолжала она сухо. – Ищите, придумайте что-нибудь. Это ваша обязанность.

Дениза, не раскрывая рта, снова принялась накалывать булавки. Это продолжалось долго: девушка переходила от одного плеча к другому; наступил момент, когда ей пришлось нагнуться, даже чуть ли не стать на колени, чтобы одернуть манто спереди. Г-жа Дефорж стояла над нею, отдавшись ее заботам; лицо Анриетты было жестко и черство, как бывает у барыни, которой трудно угодить. Она радовалась, что унижает девушку, требуя от нее услуг горничной; она отдавала ей краткие приказания и в то же время ловила на лице Муре малейшие нервные подергивания.
– Вколите булавку сюда. Да нет же, вот сюда, ближе к рукаву. Да вы не понимаете, что ли?.. Опять плохо, опять мешок… И будьте поосторожней, вы меня колете.
Муре еще раза два попытался вмешаться и положить конец этой сцене, но тщетно. От такого унижения его любви сердце его готово было разорваться: он любил теперь Денизу еще сильнее и был глубоко растроган ее благородным молчанием. Руки у девушки все еще слегка дрожали оттого, что с нею так обращались в его присутствии, но она с горделивой покорностью и мужеством исполняла все, что от нее требовалось. Г-жа Дефорж, поняв, что они не выдадут себя, придумала другое испытание и принялась улыбаться Муре, афишируя свою близость с ним. Когда не хватило булавок, она промолвила:
– Пожалуйста, друг мой, посмотрите в коробочке из слоновой кости, на туалетном столике… Пустая? Неужели? Тогда, будьте любезны, взгляните в спальне на камине; знаете, в углу, у зеркала…
Она обращалась с ним, как с человеком, который находится у себя дома, и всячески подчеркивала, что он ночует здесь и знает, где лежат такие вещи, как щетки и гребенки. Когда он принес ей булавки, она стала брать их у него по одной, нарочно заставляя его стоять перед нею. Она не спускала с него глаз и вполголоса говорила ему:
– Ведь я, кажется, не горбатая… Пощупайте плечи. Неужели я так плохо сложена?
Дениза медленно подняла глаза, еще больше побледнела и: снова стала молча накалывать булавки. Муре видел только ее тяжелые белокурые волосы, собранные на нежном затылке; но по тому, как вздрагивала ее склоненная голова, он угадывал, какое смущение и стыд написаны на ее лице. Теперь она окончательно отвергнет его, отошлет к этой женщине, которая даже при посторонних не скрывает своей связи с ним. И он чувствовал, что кулаки его сжимаются от злобы, он готов был ударить Анриетту. Как заставить ее замолчать? Как уверить Денизу, что он обожает ее, что отныне она одна существует для него и что он готов принести ей в жертву все свои мимолетные привязанности? Даже продажная девка не позволила бы себе такой двусмысленной фамильярности, как эта дама!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134