Делош занял комнату Гютена в Смирнской гостинице, так как последний, получив место помощника заведующего, снял себе квартиру в три комнаты; оба приказчика вместе приходили по утрам в «Дамское счастье», а вечером поджидали друг друга, чтобы вместе же вернуться домой. Их комнаты были расположены рядом и выходили окнами на задний двор – узкий колодец, отравлявший своим зловонием весь дом. Друзья жили в полном согласии, несмотря на различие характеров: один беззаботно проедал деньги, которые вытягивал у отца, другой, не имея за душой ни гроша, вечно мучился мыслью о необходимости экономить. Однако у них было и кое-что общее: оба как приказчики были совсем бесталанны и поэтому прозябали в магазине без всяких прибавок. Вне службы они проводили время преимущественно в кафе «Сен-Рок». Это кафе, пустовавшее в течение дня, к половине десятого наполнялось нескончаемым потоком приказчиков из «Счастья», – потоком, который выливался через высокий подъезд, выходивший на улицу Гайон. С этой минуты среди густого табачного дыма, клубившегося из трубок, в кафе звучал оглушительный стук домино, слышались смех и пронзительные голоса. Пиво и кофе текли рекой. Льенар в левом углу заказывал дорогие блюда, тогда как Делош ограничивался кружкой пива, которую тянул в продолжение четырех часов. Здесь-то он и услышал, как Фавье за соседним столиком рассказывал гнусности про Денизу, – о том, как она «подцепила» хозяина, задирая повыше юбки, когда шла перед ним по лестнице. Делош едва сдерживался, чтобы не дать ему пощечину. А тот все не унимался и даже утверждал, будто малютка каждую ночь спускается к своему любовнику. В конце концов Делош вне себя от гнева обозвал Фавье лжецом.
– Что за негодяй! Он врет! Он врет, слышите? – И, весь дрожа от волнения, Делош прерывающимся голосом пустился в признания: – Я с ней хорошо знаком, я все знаю. Она любила одного-единственного человека… ну да… господина Гютена… Да и то так, что он этого не заметил, он даже не может похвастаться, что хотя бы пальцем дотронулся до нее.
Рассказ об этой ссоре, искаженный и преувеличенный, уже потешал весь магазин, а тут-то и разнеслась весть о письме Муре. Льенар сначала поведал новость одному из продавцов шелка. У шелковиков учет проходил очень гладко. Фавье и два других приказчика, стоя на табуретках, освобождали полки, постепенно передавая куски материи Гютену, а тот, поместившись на столе, выкрикивал цифры, предварительно справившись с ярлыком, затем бросал штуки материи на пол, где они мало-помалу скапливались, вздымаясь, словно морской прилив осенью. Остальные служащие записывали; Альбер Ломм помогал им; его испитое лицо свидетельствовало о бессонной ночи, проведенной в кабачке предместья Шапель. Сквозь стеклянную крышу зала лились потоки солнца и виднелось синее небо.
– Спустите шторы! – кричал Бутмон, внимательно наблюдавший за работой. – Печет невыносимо!
Фавье, поднявшийся было, чтобы достать кусок материи, глухо проворчал:
– Как можно запирать людей в такую чудесную погоду! Уж в день учета дождик не пойдет, – будьте покойны! Сиди тут под замком, словно каторжник, когда весь Париж гуляет!
Он передал штуку шелка Гютену. На ярлык обычно заносилось число метров, оставшихся в куске после каждой проверки; это упрощало работу. Помощник прокричал:
– Шелк фантази, мелкая клетка, двадцать один метр, по шесть франков пятьдесят!
И новый кусок шелка полетел в кучу на пол. Затем Гютен обратился к Фавье, продолжая начатый разговор:
– Так он собирался вас избить?
– Ну да… Я спокойно пил пиво… И нечего было обвинять меня во вранье, раз девчонка только что получила от хозяина письмо с приглашением на обед. Весь магазин жужжит об этом.
– Как? Стало быть, ничего еще не было?
Фавье протянул ему штуку материи.
– Вот именно. А ведь можно было дать руку на отсечение, что это старая связь.
– Тот же товар, двадцать пять метров! – крикнул Гютен.
Послышался глухой шум от падения куска материи; Гютен тихонько добавил:
– А вы знаете, что она вытворяла, когда жила у полоумного старика Бурра?
Теперь забавлялся уже весь отдел, хотя работа шла своим чередом. Имя девушки было у всех на языке; спины округлялись, носы тянулись к лакомству. Сам Бутмон, ярый любитель игривых рассказов, не мог удержаться, чтобы не отпустить очередной шуточки, гаденький смысл которой доставил ему великое удовольствие. Оживившийся Альбер клялся, что видел помощницу из готового платья в обществе двух военных в Гро-Кайу. Как раз в это время спустился Миньо с только что взятыми в долг двадцатью франками; он задержался около Альбера и сунул ему в руку десять франков, назначая свидание на вечер; намеченная пирушка, отложенная было из-за отсутствия денег, теперь стала вполне осуществима, несмотря на ничтожность суммы. Узнав о письме хозяина, красавец Миньо высказал такое грязное предположение, что Бутмон счел необходимым вмешаться:
– Ну довольно, господа… Это нас не касается. Продолжайте, господин Гютен.
– Шелк фантази, мелкая клетка, тридцать два метра, по шесть франков пятьдесят! – выкрикнул тот.
Перья снова заскрипели, куски продолжали падать с мерным стуком, груда материй все росла, словно сюда прорвались воды огромной реки. Без конца сыпались названия и цены шелков. Фавье заметил вполголоса, что товара останется уйма – вот дирекция будет довольна! Эта толстая скотина Бутмон, может быть, и лучший в Париже закупщик, но как продавец – никуда не годится. Гютен улыбнулся и даже дружелюбно подмигнул Фавье в ответ на эти слова, ибо, сам устроив когда-то Бутмона в «Дамское счастье», чтобы спихнуть Робино, теперь упорно подкапывался под него, намереваясь занять его место. Эта была все та же война, что и раньше: коварные намеки, нашептываемые на ухо начальству, преувеличенное усердие, чтобы набить себе цену, целая кампания, проводимая втихомолку, под маской внешней приветливости. Однако Фавье, к которому Гютен теперь еще больше благоволил, – тощий, холодный и желчный Фавье посматривал на него исподлобья, словно прикидывал, как он будет пожирать этого маленького, коренастого человечка, когда тот съест Бутмона. Он надеялся получить место помощника, если Гютен добьется места заведующего. А там видно будет. И оба, охваченные той же лихорадкой, что из конца в конец трепала весь магазин, толковали о возможных прибавках, не переставая выкликать остатки шелков фантази. Прикидывали, что Бутмон в этом году дойдет до тридцати тысяч франков, Гютен перешагнет за десять, а Фавье высчитал, что жалованье и проценты дадут ему пять с половиной тысяч. С каждым сезоном дела отдела расширялись, продавцы повышались в должностях и им удваивали жалованье, как офицерам во время войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
– Что за негодяй! Он врет! Он врет, слышите? – И, весь дрожа от волнения, Делош прерывающимся голосом пустился в признания: – Я с ней хорошо знаком, я все знаю. Она любила одного-единственного человека… ну да… господина Гютена… Да и то так, что он этого не заметил, он даже не может похвастаться, что хотя бы пальцем дотронулся до нее.
Рассказ об этой ссоре, искаженный и преувеличенный, уже потешал весь магазин, а тут-то и разнеслась весть о письме Муре. Льенар сначала поведал новость одному из продавцов шелка. У шелковиков учет проходил очень гладко. Фавье и два других приказчика, стоя на табуретках, освобождали полки, постепенно передавая куски материи Гютену, а тот, поместившись на столе, выкрикивал цифры, предварительно справившись с ярлыком, затем бросал штуки материи на пол, где они мало-помалу скапливались, вздымаясь, словно морской прилив осенью. Остальные служащие записывали; Альбер Ломм помогал им; его испитое лицо свидетельствовало о бессонной ночи, проведенной в кабачке предместья Шапель. Сквозь стеклянную крышу зала лились потоки солнца и виднелось синее небо.
– Спустите шторы! – кричал Бутмон, внимательно наблюдавший за работой. – Печет невыносимо!
Фавье, поднявшийся было, чтобы достать кусок материи, глухо проворчал:
– Как можно запирать людей в такую чудесную погоду! Уж в день учета дождик не пойдет, – будьте покойны! Сиди тут под замком, словно каторжник, когда весь Париж гуляет!
Он передал штуку шелка Гютену. На ярлык обычно заносилось число метров, оставшихся в куске после каждой проверки; это упрощало работу. Помощник прокричал:
– Шелк фантази, мелкая клетка, двадцать один метр, по шесть франков пятьдесят!
И новый кусок шелка полетел в кучу на пол. Затем Гютен обратился к Фавье, продолжая начатый разговор:
– Так он собирался вас избить?
– Ну да… Я спокойно пил пиво… И нечего было обвинять меня во вранье, раз девчонка только что получила от хозяина письмо с приглашением на обед. Весь магазин жужжит об этом.
– Как? Стало быть, ничего еще не было?
Фавье протянул ему штуку материи.
– Вот именно. А ведь можно было дать руку на отсечение, что это старая связь.
– Тот же товар, двадцать пять метров! – крикнул Гютен.
Послышался глухой шум от падения куска материи; Гютен тихонько добавил:
– А вы знаете, что она вытворяла, когда жила у полоумного старика Бурра?
Теперь забавлялся уже весь отдел, хотя работа шла своим чередом. Имя девушки было у всех на языке; спины округлялись, носы тянулись к лакомству. Сам Бутмон, ярый любитель игривых рассказов, не мог удержаться, чтобы не отпустить очередной шуточки, гаденький смысл которой доставил ему великое удовольствие. Оживившийся Альбер клялся, что видел помощницу из готового платья в обществе двух военных в Гро-Кайу. Как раз в это время спустился Миньо с только что взятыми в долг двадцатью франками; он задержался около Альбера и сунул ему в руку десять франков, назначая свидание на вечер; намеченная пирушка, отложенная было из-за отсутствия денег, теперь стала вполне осуществима, несмотря на ничтожность суммы. Узнав о письме хозяина, красавец Миньо высказал такое грязное предположение, что Бутмон счел необходимым вмешаться:
– Ну довольно, господа… Это нас не касается. Продолжайте, господин Гютен.
– Шелк фантази, мелкая клетка, тридцать два метра, по шесть франков пятьдесят! – выкрикнул тот.
Перья снова заскрипели, куски продолжали падать с мерным стуком, груда материй все росла, словно сюда прорвались воды огромной реки. Без конца сыпались названия и цены шелков. Фавье заметил вполголоса, что товара останется уйма – вот дирекция будет довольна! Эта толстая скотина Бутмон, может быть, и лучший в Париже закупщик, но как продавец – никуда не годится. Гютен улыбнулся и даже дружелюбно подмигнул Фавье в ответ на эти слова, ибо, сам устроив когда-то Бутмона в «Дамское счастье», чтобы спихнуть Робино, теперь упорно подкапывался под него, намереваясь занять его место. Эта была все та же война, что и раньше: коварные намеки, нашептываемые на ухо начальству, преувеличенное усердие, чтобы набить себе цену, целая кампания, проводимая втихомолку, под маской внешней приветливости. Однако Фавье, к которому Гютен теперь еще больше благоволил, – тощий, холодный и желчный Фавье посматривал на него исподлобья, словно прикидывал, как он будет пожирать этого маленького, коренастого человечка, когда тот съест Бутмона. Он надеялся получить место помощника, если Гютен добьется места заведующего. А там видно будет. И оба, охваченные той же лихорадкой, что из конца в конец трепала весь магазин, толковали о возможных прибавках, не переставая выкликать остатки шелков фантази. Прикидывали, что Бутмон в этом году дойдет до тридцати тысяч франков, Гютен перешагнет за десять, а Фавье высчитал, что жалованье и проценты дадут ему пять с половиной тысяч. С каждым сезоном дела отдела расширялись, продавцы повышались в должностях и им удваивали жалованье, как офицерам во время войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134