Вот я дышу. Каждое слово – клуб морозного пара. Теплое, человеческое, живое – а ты?
Отчего это, скажите на милость, не видно твоего дыхания на морозе? Даже когда ты говоришь, а?
– Ну кто ты? Ты не человек, я знаю. Я кое-что в этом понимаю, да и чувствую. Я…
– Отстань!
Верхняя губа вздернулась, зубы – белее снега, белее кожи – по бокам два длинных острия, как у крупной кошки, в широких глазах – красная туманная светящаяся пелена в глубине зрачков.
Есть. Вот оно. Вот. Показали зубки.
– Ну что ты злишься? Все нормально, расслабься. Просто я догадался. Ты только подтверди – да или нет? Ну? Да или нет, а?
Роман протянул руку – парень с розой отступил назад. Протянул еще – и еще на шаг.
– Не смей, смертный, – змеиное шипение, рычание кошки, нечеловеческие звуки. – Не смей – смерти ищешь?
– Ну почему – смерти? Сразу – смерти… Мне только знать нужно. Ну не ломайся. Я все равно догадался. Тебе же так просто подтвердить – один момент, пустяк…
Отступая, парень с розой вошел в полосу фиолетового рассеянного света. Фонарь освещал его, как прожектор – парадоксально, со всех сторон – и нигде нет теней. Или у него не бывает тени? А как насчет отражения в зеркале, нуте-с, господа присяжные?
– Что тебе знать понадобилось? – владелец розы быстро взглянул по сторонам. – Что ты привязался ко мне?
Черные сгорбленные фигуры шли от метро к троллейбусной остановке редкой толпой.
– Да уж ладно, я сам понимаю, здесь не место – но где место, а? Скажи – я пойду.
– Где-где. Могу сообщить… одним словом. Я тебя не хочу. Отстань, наконец.
– Да что за фигня – хочу, не хочу …Что тебе стоит сказать два слова? Так трудно?
– Скажи, зачем это мне!
– Тебе жалко?
– У тебя нет… тебе нечем…
– Что? Ну что?
– Заплатить. Хочешь, чтобы я тебя убил?
– Чем заплатить? Что ты хочешь? Только скажи – я заплачу!
– Ты не поймешь. Все, пусти.
Нет, дудки. Здесь слишком многолюдно для убийства. Ничего не выйдет, милый. Ты и сам понимаешь, что ничего не выйдет. И больше нет смысла показывать зубы. Хотя – эффектно, конечно, очень эффектно. До зависти.
– Ну хорошо. Просто скажи: ты же – вампир? Просто: да или нет?
– Да, да, да, отвали!
И как Роман не пытался остановить, удержать – ничего не вышло. Парень с розой, превратившейся в хрупкий лед, выскользнул из пятна света, нырнул в густую тень между случайными ларьками, как в темную воду – и растворился в сумраке без следа.
Роман дернулся за ним – и наткнулся на глухую стену. В стоячем ледяном воздухе еще висел запах мяты и ладана.
Роман пробормотал сквозь зубы пару слов непечатного свойства и сплюнул на снег.
Роман доплелся до дома, чувствуя себя простуженным, усталым, разбитым – и то ли разочарованным, то ли, наоборот, вдохновленным. Когда он набирал код на двери подъезда, когда поднимался по лестнице мимо неработающего лифта – было уже как-то не совсем понятно, видел ли он этого бледного демона с его розой или это был сон наяву, случайная, мало мотивированная галлюцинация.
Ведь не может быть.
Десять лет прошло, десять лет. Лабуда, лабуда, бред, валяние дурака. Столько времени потерял, сдохнуть… Монастырь, тусовка сатанистов, аномальные зоны, горы, пещеры, кришнаиты, буддисты, мусульмане… Мироточащие мощи, плачущие иконы, стоны и хохот, видения и явления, облачные ангелы, газетные вырезки статей о посадках НЛО, о кругах на полях, об образах святых, чудом проступающих на стенах, разумных крысах в канализации, «снежных людях»… Погоня за тенью.
Горы самообмана.
Как у джинна из песенки Высоцкого, «кроме мордобитиев никаких чудес».
И ведь сколько адепты всевозможных вер уговаривали глотнуть, ширнуться, пыхнуть – черта с два. Хотелось увидеть в нормальном здравом сознании, трезво, так, чтобы нельзя было бы опровергнуть самого себя. И – нет. Все объяснимо. Примитивно объяснимо, как чертик в коробочке, трюки, фокусы, дешевка. Много трепа, мало толку. Мелочь накатывается восторженными идиотами, как снежный ком, превращается в сенсацию…
Бывает хуже. Бывает намеренный обман, коммерция, шоу, цирк. Тогда хочется морду набить. Ищешь удивительного, непознаваемого, чтобы холод по хребту, чтобы слезы восторга, – а попадаешь в обычный балаган, где осторожно вьются вокруг твоего кошелька. И отсутствие результатов в таком случае пытаются свалить на отсутствие должной веры или должной святости, – но ведь чудеса на то и чудеса, чтобы опровергать любые пошлые истины…
Долго играл. Много игр перепробовал. Все – вздор, уважаемые. В тридцать ты уже почти веришь, что чудес не бывает. Ты ведь уже большой мальчик. Ну что ты до сих пор буку ловишь? Твои ровесники разъелись, поднялись, один – депутат, у второго – сеть магазинов, третья – замужем за нефтяным магнатом, только ты то сторож, то грузчик, то разнорабочий. Все имущество – обалденно огромная библиотека книг, журналов, газет на оккультные и религиозные темы.
И вот, когда уже почти совсем решил остепениться – просто в метро. В обычный день. Среди обычной сонной толпы.
С ума сойти.
Я сошел с ума.
Роман позвонил в дверь.
Открыла сестра, растрепанная, в сальном халате, в стоптанных тапках с дырками на месте больших пальцев. Сердитая.
– Ты позже прийти не мог?
– На работе задержался.
– Работник… Получаешь гроши, а торчишь сутками.
Роман протиснулся мимо сестры в узкий темный коридор. В квартире пахло сигаретным дымом, пивом, дешевой туалетной водой, щами… Гадко, но хоть тепло, да и жрать охота, как сволочи.
– Тань, у тебя есть поесть что-нибудь?
Бухнула холодных вчерашних щей в жестяной миске. Общее выражение лица: «Чтоб ты так зарабатывал, как жрешь». Сука.
Роман унес миску в свою комнату. Там были выгоревшие обои, допотопный телевизор, старый продавленный диван, пружины которого толкались, как локти, и огромный самодельный стеллаж с книгами. Небогатый гардероб Романа за неимением платяного шкафа помещался в углу на вешалке.
Фигня это все.
Роман зажег лампу под абажуром из крашенных палочек, раскрыл книгу «История вампиров» Саммерса и углубился в ее изучение, хлебая между делом кислую холодную бурду и не замечая ее вкуса…
Милка открыла дверь своим ключом.
В квартире было темно и душно. Из темноты несло отвратительным запахом одеколонового перегара-в последний год отец приобрел отвратительную привычку лакать какую-то суррогатную дрянь, то медицинского, то парфюмерного свойства.
«Когда ж ты сдохнешь?» – подумала Милка, переступая через тщедушное тельце, бесчувственно валяющееся посреди коридора. Удержалась от желания пнуть ногой – проснется еще. Не включая света, стащила пальто, сняла сапоги. Ушла в свою комнату и закрыла дверь на защелку.
Комната была полна вещей. Одежда и когда-то бывшее одеждой тряпье, старые игрушки из потрепанного меха или облезлой пластмассы, посуда – какие-то фаянсовые вазочки, надбитые чашечки, расписные тарелки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71