Она смотрела на меня с недоверием, страхом и любопытством.
– Вам ничто не грозит, – прошептал я. – Вы мне не враг.
В зале горели только два бра, в разных концах. В этом приглушенном свете я еле различал ее лицо, но не спускал с него глаз. Я еще не знал, исходила ли от нее угроза.
Я указал на лежащее тело, покрытое шотландским пледом:
– Пинетти, он...
– Нет. Пуля попала в плечо. Но его следует побыстрее отправить в больницу, он теряет много крови.
– Они убили Хирша.
– Знаю, я видела. Я там была. Шарриак сказал, что он доставал оружие. Зачем вы это сделали?
И вдруг страшная усталость надавила на затылок. Положив оба ружья на стол, я тяжело опустился на стул.
– Я ничего не сделал, Лоранс... долго рассказывать... Я совсем этого не хотел...
– Но теперь это случилось, – отрезала она. – Вы ранены?
Я очень осторожно пощупал щеку:
– Думаю, да. Скула. Наверное, перелом. Да еще и ребра...
– Где Шарриак?
– Не знаю. Может, все еще в сарае.
Мне было трудно говорить, каждое движение челюсти болью отзывалось в правой стороне лица.
– Какое-то безумие, – недоумевала Лоранс. – Сумасшествие. Почему вам вздумалось убивать друг друга?
– Запрограммировано с самого начала, – с трудом выговорил я. – Если кто-то отказывается проигрывать, другого выхода нет. Мы оба не могли позволить себе проиграть.
– Но существуют же границы, – возразила она. – Я ведь не дошла до такого...
– Нет больше границ. Сами увидите: их нет уже лет десять. Прошу вас, не заставляйте меня говорить...
– Дайте-ка я взгляну...
Лоранс ощупала мою грудь, вызвав жалобные стоны, и поставила диагноз:
– Сломаны три ребра. И возможно, трещины на одном или двух. Поврежден межреберный хрящ.
– Вы врач?
– Когда-то я была медсестрой, – ответила она, приступая к моему лицу.
В этот раз я почти взвыл от боли.
– Ну, ну... Не уверена, что есть перелом... Но имеется гематома, как бы сказать... Когда они будут вас фотографировать для судебного опознания, подставляйте левый профиль. Правый уже ни на что не похож...
Судебное опознание... Мне это и в голову не приходило. Здесь, на этом острове, исхлестанном ветрами, различные учреждения представлялись абстракцией. Я встряхнулся.
– Где дель Рьеко?
Она неопределенно махнула рукой:
– Понятия не имею. Он хотел пойти в свой домик но не решился к нему приблизиться. Похоже, началась гражданская война...
– Ну уж... Пригород в субботу вечером не хуже...
Я старался говорить одними губами, не двигая подбородком. Если не спешить, то это хорошо получается. Не подумать ли мне о карьере чревовещателя?
Мне показалось, что послышался шум снаружи. Шарриак все еще был там, рыскал. А я на время о нем позабыл.
Я встал, взял свои ружья. Я страшно устал. Но подобное я уже пережил – когда дело закрутилось и нужно отладить детали, а сил уже нет, но знаешь, что нужно все довести до конца, чего бы это ни стоило.
Испуг вновь появился в глазах Лоранс.
– Что вы собираетесь делать?
– Рассчитаться с Шарриаком. А вы хотели, чтобы я уснул на вашей груди?
Легкая улыбка скользнула по ее губам. Лоранс прочитала в моих глазах сильное желание бросить все, поменять грозу и кровь на капельку нежности.
– Так было бы лучше... Если бы вы прекратили этот абсурд.
У меня не было на это права. Я просто не мог снова стать проигравшим и признать себя побежденным. Теперь уж нет. Я застенчиво протянул руку и погладил ее шею.
– Не могу, Лоранс. Сейчас – либо он, либо я. Дель Рьеко забился в нору, нет больше арбитра.
– Вся его команда с ним, вы знаете? Они считают вас чудовищем из фильмов ужасов. Они объединились.
– Их уже не так много.
Лоранс положила свою руку на мою, почти нежно.
– Жером, прошу вас, остановитесь. Бежим в лес и дождемся полицию. Я пойду с вами, если хотите. Все равно я ничего не могу сделать для Пинетти.
Я чуть не затряс головой, но в последний момент сдержался.
– Лоранс, двадцать лет я соглашался со всеми. Меня лишили воли, и я только что вновь обрел ее. Позвольте мне побыть мужчиной еще час или два.
– Это не лучший способ показать себя мужчиной, – запротестовала она. – Для этого не обязательно убивать людей. Ведь мы живем в цивилизованном мире, Жером, в цивилизованном! Есть законы, суды, полиция! А не только ковбои и индейцы.
Она никогда не сможет понять, чем стал наш мир. Вернее, снова стал. А еще вернее, оставался тем же, но покрытым лаком условностей, показухи, судебных процедур и заверенных контрактов. И под наслоениями лака шла постоянная борьба между человекообразными за право главенства. Я устал. У меня не было ни времени, ни сил, чтобы объяснять ей все это.
– Где Мастрони? – спросил я.
Она беспомощно развела руками. Две слезинки блеснули на кончиках ее ресниц. За дверью послышалось покашливание. Кто-то приближался. Я сделал знак Лоранс спрятаться под стол, а сам прижался к стене, направив карабин на дверь.
Шаги замерли у двери. Затем стали отдаляться. Это мог быть кто угодно, но не Шарриак: он бы вошел.
Я расслабился, оторвался от стены. В этот момент дверь с треском распахнулась, ударившись о стену возле меня. Вслед влетела чья-то согнувшаяся фигура. Должно быть, он тихонечко вернулся и подготовил удар. Я собрался выстрелить, но запутался в ружьях, перекрестившихся на моем животе. У меня решительно не хватало способностей для партизанской войны.
Не успел я поднять ружье, как необычный гость проскользил по полу, ударился головой о ножку стола и выпрямился, потирая шевелюру с брезгливым выражением на лице. Это был Мастрони.
Он тяжело опустился на стул, продолжая потирать голову.
– Это ты? – удивился он. – Ты выпутался?
– Я – да, Хирш – нет.
– Знаю. Я был там. Когда он уложил Хирша, я бросился на него, но слишком поздно. Я тоже чуть не схлопотал пулю. Думаю, он задел дель Рьеко. Непонятно: он стоял сзади, а убежал, держась за руку. Срикошетила, наверное...
Ну вот и объяснение второго выстрела. Я поинтересовался:
– А где он сейчас?
– Дель Рьеко? Понятия не имею.
– Нет, Шарриак...
– Тоже не знаю. Он ищет нас. У тебя есть план?
Нет, на этот раз планов у нас не было. Разве что идти прямо и стрелять во все, что движется. Я протянул Мастрони двустволку, оставив себе карабин с оптическим прицелом. Взяв ее, он погладил стволы, опробовал прицел. Я с удивлением смотрел на Мастрони: у него был вид знатока.
– С этим будет получше, – удовлетворенно произнес он. – А то чувствуешь себя голым. Что все-таки произошло? Он свихнулся неожиданно?
– Положим, все плохо обернулось. Мы вошли в последнюю фазу. Прямое столкновение... Более откровенное, вот...
– Да... – протянул Мастрони. – Можно и так посмотреть... В какой-то момент занесло, да? Знаешь, когда попадаешь на обледенелый участок, руль не слушается, и, если у тебя нет сноровки и неважные рефлексы, тебя начинает крутить, а потом врезаешься в стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Вам ничто не грозит, – прошептал я. – Вы мне не враг.
В зале горели только два бра, в разных концах. В этом приглушенном свете я еле различал ее лицо, но не спускал с него глаз. Я еще не знал, исходила ли от нее угроза.
Я указал на лежащее тело, покрытое шотландским пледом:
– Пинетти, он...
– Нет. Пуля попала в плечо. Но его следует побыстрее отправить в больницу, он теряет много крови.
– Они убили Хирша.
– Знаю, я видела. Я там была. Шарриак сказал, что он доставал оружие. Зачем вы это сделали?
И вдруг страшная усталость надавила на затылок. Положив оба ружья на стол, я тяжело опустился на стул.
– Я ничего не сделал, Лоранс... долго рассказывать... Я совсем этого не хотел...
– Но теперь это случилось, – отрезала она. – Вы ранены?
Я очень осторожно пощупал щеку:
– Думаю, да. Скула. Наверное, перелом. Да еще и ребра...
– Где Шарриак?
– Не знаю. Может, все еще в сарае.
Мне было трудно говорить, каждое движение челюсти болью отзывалось в правой стороне лица.
– Какое-то безумие, – недоумевала Лоранс. – Сумасшествие. Почему вам вздумалось убивать друг друга?
– Запрограммировано с самого начала, – с трудом выговорил я. – Если кто-то отказывается проигрывать, другого выхода нет. Мы оба не могли позволить себе проиграть.
– Но существуют же границы, – возразила она. – Я ведь не дошла до такого...
– Нет больше границ. Сами увидите: их нет уже лет десять. Прошу вас, не заставляйте меня говорить...
– Дайте-ка я взгляну...
Лоранс ощупала мою грудь, вызвав жалобные стоны, и поставила диагноз:
– Сломаны три ребра. И возможно, трещины на одном или двух. Поврежден межреберный хрящ.
– Вы врач?
– Когда-то я была медсестрой, – ответила она, приступая к моему лицу.
В этот раз я почти взвыл от боли.
– Ну, ну... Не уверена, что есть перелом... Но имеется гематома, как бы сказать... Когда они будут вас фотографировать для судебного опознания, подставляйте левый профиль. Правый уже ни на что не похож...
Судебное опознание... Мне это и в голову не приходило. Здесь, на этом острове, исхлестанном ветрами, различные учреждения представлялись абстракцией. Я встряхнулся.
– Где дель Рьеко?
Она неопределенно махнула рукой:
– Понятия не имею. Он хотел пойти в свой домик но не решился к нему приблизиться. Похоже, началась гражданская война...
– Ну уж... Пригород в субботу вечером не хуже...
Я старался говорить одними губами, не двигая подбородком. Если не спешить, то это хорошо получается. Не подумать ли мне о карьере чревовещателя?
Мне показалось, что послышался шум снаружи. Шарриак все еще был там, рыскал. А я на время о нем позабыл.
Я встал, взял свои ружья. Я страшно устал. Но подобное я уже пережил – когда дело закрутилось и нужно отладить детали, а сил уже нет, но знаешь, что нужно все довести до конца, чего бы это ни стоило.
Испуг вновь появился в глазах Лоранс.
– Что вы собираетесь делать?
– Рассчитаться с Шарриаком. А вы хотели, чтобы я уснул на вашей груди?
Легкая улыбка скользнула по ее губам. Лоранс прочитала в моих глазах сильное желание бросить все, поменять грозу и кровь на капельку нежности.
– Так было бы лучше... Если бы вы прекратили этот абсурд.
У меня не было на это права. Я просто не мог снова стать проигравшим и признать себя побежденным. Теперь уж нет. Я застенчиво протянул руку и погладил ее шею.
– Не могу, Лоранс. Сейчас – либо он, либо я. Дель Рьеко забился в нору, нет больше арбитра.
– Вся его команда с ним, вы знаете? Они считают вас чудовищем из фильмов ужасов. Они объединились.
– Их уже не так много.
Лоранс положила свою руку на мою, почти нежно.
– Жером, прошу вас, остановитесь. Бежим в лес и дождемся полицию. Я пойду с вами, если хотите. Все равно я ничего не могу сделать для Пинетти.
Я чуть не затряс головой, но в последний момент сдержался.
– Лоранс, двадцать лет я соглашался со всеми. Меня лишили воли, и я только что вновь обрел ее. Позвольте мне побыть мужчиной еще час или два.
– Это не лучший способ показать себя мужчиной, – запротестовала она. – Для этого не обязательно убивать людей. Ведь мы живем в цивилизованном мире, Жером, в цивилизованном! Есть законы, суды, полиция! А не только ковбои и индейцы.
Она никогда не сможет понять, чем стал наш мир. Вернее, снова стал. А еще вернее, оставался тем же, но покрытым лаком условностей, показухи, судебных процедур и заверенных контрактов. И под наслоениями лака шла постоянная борьба между человекообразными за право главенства. Я устал. У меня не было ни времени, ни сил, чтобы объяснять ей все это.
– Где Мастрони? – спросил я.
Она беспомощно развела руками. Две слезинки блеснули на кончиках ее ресниц. За дверью послышалось покашливание. Кто-то приближался. Я сделал знак Лоранс спрятаться под стол, а сам прижался к стене, направив карабин на дверь.
Шаги замерли у двери. Затем стали отдаляться. Это мог быть кто угодно, но не Шарриак: он бы вошел.
Я расслабился, оторвался от стены. В этот момент дверь с треском распахнулась, ударившись о стену возле меня. Вслед влетела чья-то согнувшаяся фигура. Должно быть, он тихонечко вернулся и подготовил удар. Я собрался выстрелить, но запутался в ружьях, перекрестившихся на моем животе. У меня решительно не хватало способностей для партизанской войны.
Не успел я поднять ружье, как необычный гость проскользил по полу, ударился головой о ножку стола и выпрямился, потирая шевелюру с брезгливым выражением на лице. Это был Мастрони.
Он тяжело опустился на стул, продолжая потирать голову.
– Это ты? – удивился он. – Ты выпутался?
– Я – да, Хирш – нет.
– Знаю. Я был там. Когда он уложил Хирша, я бросился на него, но слишком поздно. Я тоже чуть не схлопотал пулю. Думаю, он задел дель Рьеко. Непонятно: он стоял сзади, а убежал, держась за руку. Срикошетила, наверное...
Ну вот и объяснение второго выстрела. Я поинтересовался:
– А где он сейчас?
– Дель Рьеко? Понятия не имею.
– Нет, Шарриак...
– Тоже не знаю. Он ищет нас. У тебя есть план?
Нет, на этот раз планов у нас не было. Разве что идти прямо и стрелять во все, что движется. Я протянул Мастрони двустволку, оставив себе карабин с оптическим прицелом. Взяв ее, он погладил стволы, опробовал прицел. Я с удивлением смотрел на Мастрони: у него был вид знатока.
– С этим будет получше, – удовлетворенно произнес он. – А то чувствуешь себя голым. Что все-таки произошло? Он свихнулся неожиданно?
– Положим, все плохо обернулось. Мы вошли в последнюю фазу. Прямое столкновение... Более откровенное, вот...
– Да... – протянул Мастрони. – Можно и так посмотреть... В какой-то момент занесло, да? Знаешь, когда попадаешь на обледенелый участок, руль не слушается, и, если у тебя нет сноровки и неважные рефлексы, тебя начинает крутить, а потом врезаешься в стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59