Он втянул в себя побольше воздуха, чтобы позвать босса, потому что босс любил, когда ему кричали издалека, но словно кинжалом кольнуло его в бок.
Услышав лай собаки, Поль выглянул из машины.
— А, наконец-то явился? Что же, черт подери, ты делал все это время? Я целое утро жду, пока ты придешь.
Мальчик молча стоял, глаза его лихорадочно блестели.
— Ради бога, иди же сюда! Что ты там стоишь под дождем?
Кемми собрал все свои силы, сделал шаг, и вдруг ему показалось, что перед ним — столб, столб стоит совсем не на том месте, где следовало ему стоять. Закружилась голова, он уронил бидон, и молоко разлилось по мокрой земле.
Ругательства сотрясали окрестность.
— О, всемогущий боже! — вскричал Поль. — Что же ты натворил?!
Мальчик не смел отвечать.
— Ты и так глуп, как пробка, — не унимался Поль, — а сейчас…
От ругани босса в ушах гудело. Мама всегда останавливала отца, когда тот вот так же начинал сердиться.
— А где же, черт возьми, остальные продукты? — наконец, спросил Поль.
Кемми полез за пазуху и достал сверток.
— Неужели все это время ты держал их там и я должен есть хлеб, от которого воняет грязным аборигеном?
Поль выхватил из рук Кемми пакет и снова взорвался:
— Похоже, что ты спал на этой буханке!
Мальчик безмолвно стоял перед ним, не в силах произнести ни слова. Сердце у него снова бешено забилось, совсем как утром, когда он долго с трудом взбирался по тропинке вверх к Голове Дьявола.
— А где же вода? — закричал босс. — Где же, черт побери, пресная питьевая вода? Я тебя спрашиваю! Возвращайся, и не приходи без воды для чая. Слышишь? Если же молока больше нет, попроси хоть банку сгущенки.
Мальчик повернулся, сказал, как обычно: «Хорошо, босс», но настолько тихо, что Поль угадал это лишь по движению его губ.
Выбравшись из спального мешка, Поль почувствовал холод. Он развернул нейлоновую куртку с капюшоном, которая служила ему вместо подушки, и натянул ее на себя. Потом толстыми кусками нарезал хлеб, намазал на него мягкое, подтаявшее масло и даже не оглянулся на маленькую, мокрую, забрызганную грязью фигурку ребенка, отправившегося, как на голгофу, вверх по мокрой тропинке к Голове Дьявола.
На берегу Кемми нашел свои следы и побрел по ним. Ему представлялось, что он идет вслед за отцом, как это бывало раньше, когда они вместе ходили удить рыбу во время странствий…
Воспоминания о родителях заставили Кемми расплакаться. Он заплакал, как не плакал еще ни разу, с той ночи, когда случилось несчастье с его семьей. Он сидел сейчас возле бака с водой. Сидел и плакал, и никак не мог вспомнить, зачем же сюда пришел.
Кемми ясно слышал, как женский голос уговаривал его идти домой. Он вышел за ворота. Резкая боль в боку согнула его. Он сжал губы, чтобы не вскрикнуть. «Мальчики-аборигены не плачут», — говорил отец. Кто-то снова позвал. Он обернулся. Ошибки быть не могло, он ни с чем не мог спутать этот женский высокий голос. К тому же, его позвали по имени, а здесь никто его имени не знал.
— Кемму!
Ведь это была мама. Конечно, это она позвала его.
Кемми, как на крыльях, бросился к пещере, но ноги не слушались, он еле передвигался. Ему показалось, что он громко сказал:
— Я иду к тебе, мама!
И снова услышал этот материнский голос, такой чистый и звонкий, что вначале даже подумал, будто это кричит птица. Но ведь птицы в дождь не кричат, они сидят где-нибудь в укромном местечке, распушив свои перья. Нет, они не кричат в такую погоду.
Мама, она давно уже ждет его, она где-то здесь, за этим деревом. Кемми прикоснулся пальцами к стволу и почувствовал, какой он мягкий — словно живой. Но мамы не оказалось за этим деревом. Она чуть подальше, и он смело пошел к ней, шатаясь, падая и снова поднимаясь, с рыданиями, сжимавшими ему горло. Наконец он добрался домой. Хрипло дыша, он остановился, перед глазами кружились скалы, деревья. Но что это? Перед ним не хижина, в которой они жили на ферме, а снова пещера, вход в которую загородило упавшее дерево. Но ничего, мама, должно быть, там. Ведь из пещеры же доносился до него ее голос, а теперь кругом все стихло. Кемми опустился на колени, прополз в пещеру, осмотрел ее, мамы не оказалось. Он попытался подняться, но лишь покачнулся, упал и вдруг почувствовал, что потолок пещеры ожил, что к нему протянулись руки Грампи и, убаюкивая, он поднял Кемми высоко вверх.
Глава двадцать третья
На следующее утро миссис Роган первой заметила отсутствие мальчика. Она возвращалась с парома, отослав в Дулинбу весь утренний удой молока, и вдруг у мостика в траве увидела валявшийся бидон.
Ей было немного не по себе оттого, что накануне она так разбушевалась при этом мальчишке. Наверное, испугала его до смерти, хотя вряд ли это действительно было так. Ведь аборигены и их дети привыкли к подзатыльникам. Просто мать, наверное, оставила мальчишку дома, чтобы просушить его одежду. Так-то оно так, но почтмейстерша и его хозяин страшно рассердятся на него. Он ведь хорошо обслуживает их, а они ведут себя так, словно солнце всходит только для них.
Она принесла бидон в маслодельню, вымыла его, а сама все это время не переставала думать о мальчике. Ей захотелось узнать, где живут его родители и чем они зарабатывают себе на жизнь. Ни Майк, ни Джек ничего о них не знали, а ведь они всегда, как правило, знали все.
Бренда была переполнена гневом, она открыла пачку сухого молока и размешала его в чае, так и не дождавшись свежего. Она терпеть не могла это сухое молоко, сгущенку ненавидела еще больше, а чай без молока пить не могла. Вот как все обернулось. Вчера вечером перед сном она допила весь остаток, молока было совсем немного. Этот паршивец разлил на пол, по крайней мере, с пол-литра. Миссис Роган вряд ли теперь пошлет к ней Майка, как это было прежде, а сам Майк наверняка не решится показаться ей на глаза, опасаясь, как бы она снова не отбрила его. Сама же она, естественно, за молоком не пойдет. А если мальчишка не пришел, значит, и таинственный незнакомец сидит на мели. Правда, это вовсе не ее забота. За неделю дождей он забрал продукты почти на всю сумму, которую заработал. Конечно, она не откажет ему в кредите. Единственная отрада — это сад. Молодые деревья хорошо прижились, они стояли крепкие и прямые, а на штамбовых розах уже распускались новые листья. Вьющиеся растения пустили длинные усики, скоро они скроют уродство — уборную, поставленную с северной стороны у забора, которая была как бельмо на глазу. О, если бы не этот осточертевший дождь! Один только сад и радовался дождливой погоде. Ветер пригибал ожившую ветку старой сливы, почки на ней набухли, ждали лишь первых солнечных лучей.
Бренда тоже ждала солнца. Совсем мало осталось у нее растопки. А этот неблагодарный паршивец скрылся и не идет. Наткнуться бы на родителей этого лентяя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Услышав лай собаки, Поль выглянул из машины.
— А, наконец-то явился? Что же, черт подери, ты делал все это время? Я целое утро жду, пока ты придешь.
Мальчик молча стоял, глаза его лихорадочно блестели.
— Ради бога, иди же сюда! Что ты там стоишь под дождем?
Кемми собрал все свои силы, сделал шаг, и вдруг ему показалось, что перед ним — столб, столб стоит совсем не на том месте, где следовало ему стоять. Закружилась голова, он уронил бидон, и молоко разлилось по мокрой земле.
Ругательства сотрясали окрестность.
— О, всемогущий боже! — вскричал Поль. — Что же ты натворил?!
Мальчик не смел отвечать.
— Ты и так глуп, как пробка, — не унимался Поль, — а сейчас…
От ругани босса в ушах гудело. Мама всегда останавливала отца, когда тот вот так же начинал сердиться.
— А где же, черт возьми, остальные продукты? — наконец, спросил Поль.
Кемми полез за пазуху и достал сверток.
— Неужели все это время ты держал их там и я должен есть хлеб, от которого воняет грязным аборигеном?
Поль выхватил из рук Кемми пакет и снова взорвался:
— Похоже, что ты спал на этой буханке!
Мальчик безмолвно стоял перед ним, не в силах произнести ни слова. Сердце у него снова бешено забилось, совсем как утром, когда он долго с трудом взбирался по тропинке вверх к Голове Дьявола.
— А где же вода? — закричал босс. — Где же, черт побери, пресная питьевая вода? Я тебя спрашиваю! Возвращайся, и не приходи без воды для чая. Слышишь? Если же молока больше нет, попроси хоть банку сгущенки.
Мальчик повернулся, сказал, как обычно: «Хорошо, босс», но настолько тихо, что Поль угадал это лишь по движению его губ.
Выбравшись из спального мешка, Поль почувствовал холод. Он развернул нейлоновую куртку с капюшоном, которая служила ему вместо подушки, и натянул ее на себя. Потом толстыми кусками нарезал хлеб, намазал на него мягкое, подтаявшее масло и даже не оглянулся на маленькую, мокрую, забрызганную грязью фигурку ребенка, отправившегося, как на голгофу, вверх по мокрой тропинке к Голове Дьявола.
На берегу Кемми нашел свои следы и побрел по ним. Ему представлялось, что он идет вслед за отцом, как это бывало раньше, когда они вместе ходили удить рыбу во время странствий…
Воспоминания о родителях заставили Кемми расплакаться. Он заплакал, как не плакал еще ни разу, с той ночи, когда случилось несчастье с его семьей. Он сидел сейчас возле бака с водой. Сидел и плакал, и никак не мог вспомнить, зачем же сюда пришел.
Кемми ясно слышал, как женский голос уговаривал его идти домой. Он вышел за ворота. Резкая боль в боку согнула его. Он сжал губы, чтобы не вскрикнуть. «Мальчики-аборигены не плачут», — говорил отец. Кто-то снова позвал. Он обернулся. Ошибки быть не могло, он ни с чем не мог спутать этот женский высокий голос. К тому же, его позвали по имени, а здесь никто его имени не знал.
— Кемму!
Ведь это была мама. Конечно, это она позвала его.
Кемми, как на крыльях, бросился к пещере, но ноги не слушались, он еле передвигался. Ему показалось, что он громко сказал:
— Я иду к тебе, мама!
И снова услышал этот материнский голос, такой чистый и звонкий, что вначале даже подумал, будто это кричит птица. Но ведь птицы в дождь не кричат, они сидят где-нибудь в укромном местечке, распушив свои перья. Нет, они не кричат в такую погоду.
Мама, она давно уже ждет его, она где-то здесь, за этим деревом. Кемми прикоснулся пальцами к стволу и почувствовал, какой он мягкий — словно живой. Но мамы не оказалось за этим деревом. Она чуть подальше, и он смело пошел к ней, шатаясь, падая и снова поднимаясь, с рыданиями, сжимавшими ему горло. Наконец он добрался домой. Хрипло дыша, он остановился, перед глазами кружились скалы, деревья. Но что это? Перед ним не хижина, в которой они жили на ферме, а снова пещера, вход в которую загородило упавшее дерево. Но ничего, мама, должно быть, там. Ведь из пещеры же доносился до него ее голос, а теперь кругом все стихло. Кемми опустился на колени, прополз в пещеру, осмотрел ее, мамы не оказалось. Он попытался подняться, но лишь покачнулся, упал и вдруг почувствовал, что потолок пещеры ожил, что к нему протянулись руки Грампи и, убаюкивая, он поднял Кемми высоко вверх.
Глава двадцать третья
На следующее утро миссис Роган первой заметила отсутствие мальчика. Она возвращалась с парома, отослав в Дулинбу весь утренний удой молока, и вдруг у мостика в траве увидела валявшийся бидон.
Ей было немного не по себе оттого, что накануне она так разбушевалась при этом мальчишке. Наверное, испугала его до смерти, хотя вряд ли это действительно было так. Ведь аборигены и их дети привыкли к подзатыльникам. Просто мать, наверное, оставила мальчишку дома, чтобы просушить его одежду. Так-то оно так, но почтмейстерша и его хозяин страшно рассердятся на него. Он ведь хорошо обслуживает их, а они ведут себя так, словно солнце всходит только для них.
Она принесла бидон в маслодельню, вымыла его, а сама все это время не переставала думать о мальчике. Ей захотелось узнать, где живут его родители и чем они зарабатывают себе на жизнь. Ни Майк, ни Джек ничего о них не знали, а ведь они всегда, как правило, знали все.
Бренда была переполнена гневом, она открыла пачку сухого молока и размешала его в чае, так и не дождавшись свежего. Она терпеть не могла это сухое молоко, сгущенку ненавидела еще больше, а чай без молока пить не могла. Вот как все обернулось. Вчера вечером перед сном она допила весь остаток, молока было совсем немного. Этот паршивец разлил на пол, по крайней мере, с пол-литра. Миссис Роган вряд ли теперь пошлет к ней Майка, как это было прежде, а сам Майк наверняка не решится показаться ей на глаза, опасаясь, как бы она снова не отбрила его. Сама же она, естественно, за молоком не пойдет. А если мальчишка не пришел, значит, и таинственный незнакомец сидит на мели. Правда, это вовсе не ее забота. За неделю дождей он забрал продукты почти на всю сумму, которую заработал. Конечно, она не откажет ему в кредите. Единственная отрада — это сад. Молодые деревья хорошо прижились, они стояли крепкие и прямые, а на штамбовых розах уже распускались новые листья. Вьющиеся растения пустили длинные усики, скоро они скроют уродство — уборную, поставленную с северной стороны у забора, которая была как бельмо на глазу. О, если бы не этот осточертевший дождь! Один только сад и радовался дождливой погоде. Ветер пригибал ожившую ветку старой сливы, почки на ней набухли, ждали лишь первых солнечных лучей.
Бренда тоже ждала солнца. Совсем мало осталось у нее растопки. А этот неблагодарный паршивец скрылся и не идет. Наткнуться бы на родителей этого лентяя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49