– Итак, Кондратьев, – сказал Клауберг, вставая с табуретки, – если вы раскроете где-нибудь рот, будете, словом, нескромны, для меня все это обойдется неприятным собеседованием, поскольку я подданный такой страны, с которой ваши власти не захотят ссориться из-за моей персоны, – она не столь велика и заметна. А вот я скромничать уже не стану, и вы предстанете перед вашим судом со всеми, как вы изволили выразиться, вашими коллаборационистскими потрохами. Изменник родины! Враг народа! Вот так, Кондратьев!
Он ушел. Но шел неторопливо, шел трудно, его тянуло назад, чтобы развязать затянувшийся узел как-то иначе, радикальней, надежней.
Отыскал стоянку такси на одном из перекрестков, попросил довезти до центра. Расплатился у Библиотеки Ленина, к гостинице шел пешком, все раздумывал. Возле гостиницы машинально, как делал постоянно, поднял глаза к фронтону и прочел надпись, указанную ему однажды Сабуровым: «Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество от гнета капитала. В. И. Ленин».
Поднявшись на свой этаж, постучался в комнату Сабурова. Был уже одиннадцатый час. При свете сильных ламп Сабуров и Юджин Росс рассматривали превосходно выполненные Россом большие цветные фотоснимки не только с икон или старых картин. Юджин Росс ухитрился сфотографировать и те полотна французов, которые имелись в Москве, – Сезанна, Дега, Ренуара, и много знаменитых ценностей Третьяковской галереи.
– Чудесно, чудесно! – восхищался Сабуров. Юджин Росс, самодовольно ухмыляясь, жевал резинку.– Я надеюсь, Юджин, что вы мне подарите комплект ваших снимков. Мне это будет бесконечно дорого там, в моей далекой Вариготте, на Лигурийском берегу. Такая память о России! О нашем совместном путешествии. Оно мне кажется очень удачным. Не так ли, профессор? – Он взглянул на Клауберга.
Лицо у Клауберга было темное, напряженное.
– Да, безусловно, – ответил он как-то тускло и для него непривычно.– Надо бы выпить по этому поводу. У тебя, конечно, ничего нет.– Он посмотрел на Сабурова. – У меня тоже. Один русский юнец вылакал остатки.
– Да! – сказал Юджин. – Как вы сговорились, профессор, с Геннадием? Он дал вам адрес того торговца?
– Дал.
– Вы были там?
– Нет еще. На днях соберусь, – ответил Клауберг и тотчас подумал: зачем соврал? Кондратьев встретит того юнца или этого Росса, может болтнуть, и пойдет закручиваться клубок. Как все скверно, когда врешь без нужды и не по программе, и как, значит, он, Клауберг, основательно выбит из привычного состояния, если идет на мелкое вранье.– Да, так я говорю, что у меня нет ни глотка. Одна надежда на тебя, Юджин. У тебя всегда в запасе.
– У меня есть, конечно. Принести? Или ко мне зайдете?
– Неси ко мне. Не будем засвинячивать комнату господина Карадонна. А у меня – сам бог велел это делать. Я руководитель группы. Кстати, где мисс Браун? Я ее уже два дня не вижу.
– Ее кто-то хлопнул по ягодицам,– сказал Юджин Росс, уже стоя в дверях. – Разволновалась, бегает по всей Москве, пьет валерьянку. – Он ушел.
– Что за история? – спросил Клауберг у Сабурова, когда они пе реходили по коридору к комнате Клауберга. – Кто ее хлопнул?
– Он что-то объяснял, этот Росс, я не вник. С кем-то спорила…– Сабуров шагнул в дверь, которую отворил Клауберг. – Нет, кого-то она тут в прошлый приезд оболгала в своем журнальчике… Где она там печатается?… А он, оболганный ею, вновь встретил ее – и вот что-то вышло.
Появился Юджин Росс с охапкой бутылок.
– Батарея, к бою! – воскликнул он, закрыв за собой дверь ногой, и принялся расставлять бутылки на столе.
– Юджин, – сказал Клауберг. – Как это произошло?… С мисс Браун?
– Она написала, что этот человек – кажется, писатель – в тот раз, когда она брала у него интервью, похлопал ее по заду. Ну поднажала на педали, как водится. А он ей на этот раз и сказал: «Я понял ваши слова, как аванс, и дабы ваша брехня была правдой, вот вам, получите!»
– А что, он не дурак, этот русский! – Клауберг рассмеялся. Сама, дура, виновата.
Они сидели до глубокой ночи. Сабуров пил мало: он не любил этих виски и джинов, в Италии привык к сухим виноградным винам, которые у них с Делией бочками стояли в подвале. Там были даже такие, которым уже по двадцать с лишним лет. Он только мочил губы в этих северных питиях. Зато Юджин Росс и почему-то обычно сдержанный на выпивку в Москве Клауберг дали себе волю. Юджин разошелся, хлопал их по коленям и рукам, говорил, что вначале думал о них не. очень одобрительно; старые, мол, сухари и перечницы. Но они, оказывается, ничего ребята. Клауберг в шумном разговоре назвал его «зеленым беретом», Юджин начал было приставать к нему, требуя ответить, что Клауберг имеет в виду, говоря так, но сбился с мысли и понес чепуху уже в другом направлении.
Часа в три ночи Сабуров и Юджин Росс ушли к себе. Росс был вдребезги пьян, держался за стену, когда шел коридором. Клауберг долго сидел, тупо посматривая на тот ералаш, какой остался на столе от компании: на пустые и полупустые бутылки, на огрызки яблок и кожуру бананов, на груды окурков и россыпи пепла. Потом поднялся, подошел к телефонному аппарату и набрал номер Порции Браун.
– Я разбудил вас, – сказал он, когда она откликнулась сонным голосом.– Но у меня важное дело. Отомкните вашу дверь. Сейчас приду.
Она встретила его встревоженная, в одной нижней сорочке. Он замкнул дверь за собой, сгреб ее и плюхнул плашмя на теплую постель. Она пыталась вскочить, но руки у него были из железа. Одной рукой он держал мисс Браун, другой стаскивал с себя одежды. Она не кричала, она боялась кричать,она шипела:
– Бош, бош! Скотина! Ты не посмеешь!
– Брось наконец свою проповедь! – рявкнул он на нее, и она затихла.
40
Телефон зазвонил так рано, как еще не бывало. Подошла мать Леры, Мария Васильевна, встававшая в доме первой. Но даже и для нее такое время было необычным.
– Я попрошу позвать Валерию Васильеву,– услышала она знакомый ей голос с иностранным акцентом.
– Во-первых, – ответила Мария Васильевна, – вы прекрасно знаете, кто живет в этом доме, вы тоже в нем жили и могли бы, следовательно, поздороваться, Бенито. А во-вторых, нельзя ли позвонить позже, все еще спят.
– Здравствуйте, здравствуйте, – сказал Спада досадливо. – Но все-таки разбудите, пожалуйста, Леру. У меня очень срочный вопрос, очень.
– Прискакал? – сказала Лера, когда Мария Васильевна, разбудив ее, объяснила, кто к ним названивает в такую рань. – Ах, мама, надо было сказать, что меня нет, что я уехала куда-нибудь на полгода. Ну, как ты не сообразила. Чего я с ним буду объясняться.
Она все же поднялась, подошла к аппарату.
– Мне надо с тобой встретиться, – заговорил Спада. – У меня очень мало времени, всего три или четыре дня, и за эти дни надо кое-что решить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149