В политическом строе Эллады, в ее самостоятельных городских республи-
ках, в ее неспособности сложиться в национально-государственную органи-
зацию, мы находим тот же характерный "точечный" стиль: совокупность обо-
собленных тел-организмов.
Восприятие пространства тесно связано с восприятием времени. По Канту
пространство и время являются равноправными формами нашего познания.
Шпенглер, следуя Бергсону, считает одно только пространство формой
объективного рассудочного познания, а время - формой живой субъективной
интуиции. Тем самым между пространством и временем устанавливается свое-
образная полярная противоположность, родственная противоположности между
"я" и "не-я", "душой" и внешним "миром", "становящимся" и "ставшим"
"жизнью" и "природой". Оба эти полюса неразрывно слиты друг с другом,
характеризуя собой "элементарную структуру сознания". В каждом нашем
сознательном акте присутствует и "я" и "не-я"; в действительности невоз-
можно ни разделить их, ни свести одно к другому. И если одни мыслители
(материалисты) пытаются перенести ударение (Akzent) на внешний мир, как
"первичное" или "причину", другие (идеалисты) - на душу, - то это, гово-
рит Шпенглер, рисует лишь настроение данной личности, ее темперамент и
представляет чисто биографический интерес. Жизнь "становящаяся", непос-
редственно переживаемая, протекает во времени, обладает таинственным
признаком направления, единична, неповторима; ее характеристика - вре-
менная дата, хронологическое число; средствами сообщения жизненного пе-
реживания служат: образ, символ, сравнение, поэтическая метафора, худо-
жественная концепция. Предметом научного познания является не становяще-
еся, а ставшее, не протекающее во времени, а зафиксированное в прост-
ранстве, не "жизнь", а "природа"; характеристика природы - математичес-
кое число; здесь все вневременно, закономерно, имеет постоянную значи-
мость, здесь царствует формула, закон, схема.
Таким образом, делая живую историческую действительность предметом
науки, мы тем самым уничтожаем ее, как жизнь, проэцируем на плоскость
"природы", растягиваем время в пространство. Пространство является, сле-
довательно, как бы интеллектуальным символом интуитивно переживаемого
времени, и все то в восприятии времени, что характерно для данной
культуры, ее "души" и ее стиля, находит себе точный коррелат в восприя-
тии пространства. В частности глубина, третье измерение, даль есть, по
Шпенглеру, пространственный символ напряженного, творчески устремленного
свершения, символ того "исторического чувства", которое Ницше считал
специфическою особенностью западно-европейской культуры, и в основе ко-
торого лежит фаустовская воля к беспредельному росту, к преодолению всех
извне поставленных границ, "воля к мощи" (Die Wille zur Macht).
Античное мировоззрение, не знающее глубины и дали, чуждо вместе с тем
воли к мощи, пафоса творческого свершения, лишено вкуса к истории. Греки
были в высшей степени не историчны. Они не выработали устойчивого лето-
исчисления, не интересовались хронологией, в домашнем быту не чувствова-
ли надобности в часах. Эллин не испытывал потребности выстраивать в неп-
рерывный ряд исторического свершения события прошлого, но превращал их в
лишенные хронологической даты, вечно живущие мифы. Великие люди антично-
го мира принимали мифический образ "героев" тотчас же после смерти,
иногда даже при жизни (Александр Македонский, Цезарь).
Идея внутренней душевной динамики, развития и роста души в борьбе с
внутренними или внешними сопротивлениями отсутствует в античном
нравственном сознании. Этический идеал эллина - "калокагатиа", спокойная
уравновешенность прекрасной души, высшая добродетель - "атараксиа",
т.-е. абсолютно-пассивное, мужественно-безразличное отношение к жестоким
ударам неумолимой судьбы. И сама эта трагическая "судьба" воспринимается
древним греком или римлянином совершенно иначе, чем представителем за-
падно-европейской культуры. В то время как судьба Отелло, Макбета, Фаус-
та с внутренней необходимостью вытекает из их динамически развивающейся
душевной жизни, является естественным итогом борьбы страстей, продуктом
напряженного активного волевого устремления, герой античной трагедии ли-
шен всякого внутреннего движения, так же неизменен, так же неподвижен,
как и античная статуя. Царь Эдип в конце трагедии тот же, что и в нача-
ле; в нем ничто не "развивается"; его гибель никакими внутренними нитями
не связана с его душевной жизнью, отнюдь не предрешается строем его ду-
ши, но налетает на него извне, как стихийное бедствие, как мгновенная
слепая случайность.
Поэтому-то единство времени, места и действия присуще античной траге-
дии; оно диктуется "статуарностью" трагического героя и "мгновенностью"
его судьбы.
---------------
Таковы в самых общих схематических контурах образы античной и запад-
но-европейской культуры, нарисованные Шпенглером. Перейдем к его крити-
кам.
Немецкие критики прежде всего подчеркивают не оригинальность основной
концепции Шпенглера. Если шпенглеровское понимание "культур", как само-
довлеющих организмов, и заслуживает название коперниковской системы ис-
тории, то не Шпенглер был тем Коперником, который впервые формулировал
эту точку зрения. Профессор Haering в своей книге о "структуре истории"
отмечает, что аналогичные взгляды давно уже развивались русским писате-
лем Данилевским, который в свою очередь заимствовал их у немецкого исто-
рика 50-х годов, Гейнриха Риккерта.
Joel приводит длинный список предшественников Шпенглера, устанавлива-
ет генеалогию его излюбленных и якобы им впервые формулированных идей.
Эмансипация "единично-физиономической" истории от естественно-научной
закономерности задолго до появления "Заката Европы" осуществлена школой
Риккерта-Виндельбанда. Школой марбургских философов (Коген и его учени-
ки) детально разработан "функционализм бесконечно малых". Исторический
релятивизм ведет свое начало уже от Гегеля, который сказал: "всякая фи-
лософия есть данная эпоха, схваченная в мыслях", и провозгласил поэтому
историю философии венцом познания. Но истинным вдохновителем Шпенглера в
этой области является Dilthey, у которого мы находим, например, такие
строки: "не признание какого-либо застывшего apriori, но исключительно
история развития может нам ответить на те вопросы, которые мы все обра-
щаем к философии" и далее: "перед взором, охватывающим всю землю и все
эпохи, исчезает абсолютная значимость каких бы то ни было абсолютных
форм жизни, общественных учреждений, религий или философий".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24