Палка от швабры заменила гик. Чтобы закрепить это новое сооружение, пришлось починить разбитый боканец.
Снасти я изготовил из тросов и закрепил ванты и гика-топенант через топовый узел, прибитый к концу мачты. Бизань была установлена на корме, проходила сквозь палубу и концом была прикреплена к ахтерштевню.
К полудню на бизань-мачте был поднят парус. «Язычник» из тендера превратился в иол и при попутном ветре делал около одного узла. Курс я попрежнему держал пока на запад, к Самоа. Теперь нужно было привести в порядок каюту, подсчитать запасы продовольствия и воды, разыскать навигационные инструменты и определить свое местонахождение.
Но прежде чем уборка была закончейа, я узнал много неприятного. Это меня так расстроило, что в ту ночь я долго не мог заснуть. Прежде всего выяснилось, что у меня не осталось никаких инструментов, даже компаса. Кроме того, на яхте по сути дела не было продовольствия. И, наконец, весь мой запас пресной воды состоял из четырех галлонов, содержавшихся в «аварийном» бочонке, да одной кварты воды для аккумулятора, обнаруженной в трюме.
Я разложил на койке жалкие остатки одежды и пищи – бутылку томатного соуса, две консервные банки без этикеток и кокосовый орех.
Вспоминая, с какой лихорадочной поспешностью выливал я во время урагана воду из каюты, я понял, что вместе с водой отправил за борт и все свои запасы продовольствия. В те часы я не сознавал этого, как не сознавал и того, что оставшиеся банки и кувшины, в которых хранились самые необходимые продукты, разбивались и содержимое их смешивалось с морской водой. В те отчаянные минуты у меня не было возможности обдумывать свои действия.
Рядом со скудными остатками провизии лежал мой секстан – вернее то, что от него осталось. Еще недавно это был прекрасный точный инструмент, а теперь он превратился в бесформенный кусок металла. Зеркало было разбито вдребезги, зрительная труба исчезла, алидада была изогнута и сплющена так, что ее нельзя было передвинуть. Лимб так пострадал, что нечего было и думать его поправить.
Тут же валялись остатки компаса. Стекло было разбито и драгоценный спирт пролит. Части компаса затерялись среди хлама, завалившего каюту, и прибор этот был тем более бесполезен, что он сорвался со своих подвесов, найти которые мне не удалось.
В тот день я не мог отыскать ни карт, ни лоций, ни описаний сигнальных огней. Исчез даже судовой журнал, в который я так тщательно все записывал. Эти вещи лежали на полке рядом с моей койкой и были, вероятно, смыты водой.
Убирая яхту, я обнаружил внутри серьезные повреждения: ящики, рундуки, камбуз, сточные трубы, трап были сорваны с места. Всюду валялись кучи обломков. Могучий напор воды повредил все, кроме массивной койки.
Правда, кое-что ураган все-таки пощадил. В носовую переборку рубки был вделан небольшой продолговатый ящик, который, как ни странно, остался сухим. В нем хранились двадцать картонных коробок с сигаретами, которые я вез в подарок отцу Мэри, спички и карманный хронометр. Сигареты были мне ни к чему, так как я не курю, но хронометру я очень обрадовался. Возле ящика под самым иллюминатором висела книжная полка; на ней я обнаружил грязное месиво из размокшей бумаги и покоробившегося картона.
Мне стало не по себе. Я попытался вспомнить все то, что необходимо знать моряку, очутившемуся вдали от берегов без вода и пищи. Однажды во время войны мне пришлось плыть на спасательной шлюпке, но то было совсем иное дело. Нас было двадцать человек, и капитан регулярно выдавал нам паек и порцию пресной воды. С нами были офицеры во всем великолепии своих золотых нашивок, которые вселяли в нас бодрость и уверенность. Но главное – мы знали, что нас спасут. Нас искали корабли и самолеты, и мы развлекались, дразня акул и жалея, что нам нечем их кормить.
В этот вечер я разработал во всех подробностях жесткий распорядок, который решил соблюдать неукоснительно. Пищу и воду нужно было распределить на порции. Я решил выпивать в сутки пинту воды и съедать по нескольку кусочков пищи, только чтобы не умереть с голоду. Я находился так близко от Самоа, что страдать мне предстояло недолго: две трудные недели, затем порт и подготовка к последнему переходу. Было 9 сентября – пять дней прошло с того дня, когда на яхту обрушился ураган.
Я понятия не имел, где находится яхта. Пять дней назад, если мне не изменяла память, я находился на 13°2' южной широты и 162°40' западной долготы. Я приближался тогда к острову Суворова – пустынному, необитаемому коралловому рифу. После долгих размышлений я пришел к выводу, что сейчас яхта находится юго-западнее этого острова, но не настолько близко от него, чтобы пытаться его найти. А раз так, подумал я, надо идти на запад, к Самоа,– это дело верное.
По моим предположениям, до Самоа оставалось около четырехсот миль. На всякий случай я увеличил эту цифру до четырехсот пятидесяти, в действительности же до Самоа было более четырехсот восьмидесяти миль. Под парусами я надеялся делать по двадцати пяти миль в сутки. Кроме того, мне помнилось, что на навигационной карте здесь обозначено течение со скоростью до двадцати миль в сутки. Я на всякий случай набавил всего пять миль, и, таким образом, суточная скорость яхты увеличилась до тридцати миль.
Простая арифметика подсказывала, что через шестнадцать-восемнадцать дней яхта достигнет Самоа, если, конечно, я нахожусь на широте этих островов. А если нет – яхта минует их и окажется в пустынных западных водах. Ближайший большой архипелаг к юго-западу – острова Фиджи, расположенные в шестистах милях от Самоа. Я решил во что бы то ни стало добраться до Самоа, использовав все возможности судна и не щадя сил.При тех жалких запасах воды и пищи, которыми я располагал, и при малой скорости яхты у меня не было другого выхода.
Нужно было вести судно очень внимательно, следить, не появятся ли признаки суши, наблюдать за океаном, беречь каждую крошку пищи и каждую каплю воды. Нужно было поменьше утомляться, работая только у помпы. Чтобы выдержать восемнадцатидневный пост, приходилось беречь силы и энергию, побольше спать и отдыхать. Кроме того, необходимо было пополнять запас провизии – ловить рыбу и морских птиц.
Я долго раздумывал, как растянуть на восемнадцать дней мои скудные запасы продуктов. Передо мной лежали две банки консервов, одна бутылка с томатным соусом и кокосовый орех.
После целого дня тяжелой работы я был страшно голоден и решил открыть одну из консервных банок. Тем самым я нарушал свой строгий режим, но после трех изнурительных суток мне необходимо было подкрепиться. Быть может, у меня не хватило силы воли – так или иначе я убедил себя, что мне необходимо съесть эти консервы. Открыв жестянку, я обнаружил в ней зеленый горошек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Снасти я изготовил из тросов и закрепил ванты и гика-топенант через топовый узел, прибитый к концу мачты. Бизань была установлена на корме, проходила сквозь палубу и концом была прикреплена к ахтерштевню.
К полудню на бизань-мачте был поднят парус. «Язычник» из тендера превратился в иол и при попутном ветре делал около одного узла. Курс я попрежнему держал пока на запад, к Самоа. Теперь нужно было привести в порядок каюту, подсчитать запасы продовольствия и воды, разыскать навигационные инструменты и определить свое местонахождение.
Но прежде чем уборка была закончейа, я узнал много неприятного. Это меня так расстроило, что в ту ночь я долго не мог заснуть. Прежде всего выяснилось, что у меня не осталось никаких инструментов, даже компаса. Кроме того, на яхте по сути дела не было продовольствия. И, наконец, весь мой запас пресной воды состоял из четырех галлонов, содержавшихся в «аварийном» бочонке, да одной кварты воды для аккумулятора, обнаруженной в трюме.
Я разложил на койке жалкие остатки одежды и пищи – бутылку томатного соуса, две консервные банки без этикеток и кокосовый орех.
Вспоминая, с какой лихорадочной поспешностью выливал я во время урагана воду из каюты, я понял, что вместе с водой отправил за борт и все свои запасы продовольствия. В те часы я не сознавал этого, как не сознавал и того, что оставшиеся банки и кувшины, в которых хранились самые необходимые продукты, разбивались и содержимое их смешивалось с морской водой. В те отчаянные минуты у меня не было возможности обдумывать свои действия.
Рядом со скудными остатками провизии лежал мой секстан – вернее то, что от него осталось. Еще недавно это был прекрасный точный инструмент, а теперь он превратился в бесформенный кусок металла. Зеркало было разбито вдребезги, зрительная труба исчезла, алидада была изогнута и сплющена так, что ее нельзя было передвинуть. Лимб так пострадал, что нечего было и думать его поправить.
Тут же валялись остатки компаса. Стекло было разбито и драгоценный спирт пролит. Части компаса затерялись среди хлама, завалившего каюту, и прибор этот был тем более бесполезен, что он сорвался со своих подвесов, найти которые мне не удалось.
В тот день я не мог отыскать ни карт, ни лоций, ни описаний сигнальных огней. Исчез даже судовой журнал, в который я так тщательно все записывал. Эти вещи лежали на полке рядом с моей койкой и были, вероятно, смыты водой.
Убирая яхту, я обнаружил внутри серьезные повреждения: ящики, рундуки, камбуз, сточные трубы, трап были сорваны с места. Всюду валялись кучи обломков. Могучий напор воды повредил все, кроме массивной койки.
Правда, кое-что ураган все-таки пощадил. В носовую переборку рубки был вделан небольшой продолговатый ящик, который, как ни странно, остался сухим. В нем хранились двадцать картонных коробок с сигаретами, которые я вез в подарок отцу Мэри, спички и карманный хронометр. Сигареты были мне ни к чему, так как я не курю, но хронометру я очень обрадовался. Возле ящика под самым иллюминатором висела книжная полка; на ней я обнаружил грязное месиво из размокшей бумаги и покоробившегося картона.
Мне стало не по себе. Я попытался вспомнить все то, что необходимо знать моряку, очутившемуся вдали от берегов без вода и пищи. Однажды во время войны мне пришлось плыть на спасательной шлюпке, но то было совсем иное дело. Нас было двадцать человек, и капитан регулярно выдавал нам паек и порцию пресной воды. С нами были офицеры во всем великолепии своих золотых нашивок, которые вселяли в нас бодрость и уверенность. Но главное – мы знали, что нас спасут. Нас искали корабли и самолеты, и мы развлекались, дразня акул и жалея, что нам нечем их кормить.
В этот вечер я разработал во всех подробностях жесткий распорядок, который решил соблюдать неукоснительно. Пищу и воду нужно было распределить на порции. Я решил выпивать в сутки пинту воды и съедать по нескольку кусочков пищи, только чтобы не умереть с голоду. Я находился так близко от Самоа, что страдать мне предстояло недолго: две трудные недели, затем порт и подготовка к последнему переходу. Было 9 сентября – пять дней прошло с того дня, когда на яхту обрушился ураган.
Я понятия не имел, где находится яхта. Пять дней назад, если мне не изменяла память, я находился на 13°2' южной широты и 162°40' западной долготы. Я приближался тогда к острову Суворова – пустынному, необитаемому коралловому рифу. После долгих размышлений я пришел к выводу, что сейчас яхта находится юго-западнее этого острова, но не настолько близко от него, чтобы пытаться его найти. А раз так, подумал я, надо идти на запад, к Самоа,– это дело верное.
По моим предположениям, до Самоа оставалось около четырехсот миль. На всякий случай я увеличил эту цифру до четырехсот пятидесяти, в действительности же до Самоа было более четырехсот восьмидесяти миль. Под парусами я надеялся делать по двадцати пяти миль в сутки. Кроме того, мне помнилось, что на навигационной карте здесь обозначено течение со скоростью до двадцати миль в сутки. Я на всякий случай набавил всего пять миль, и, таким образом, суточная скорость яхты увеличилась до тридцати миль.
Простая арифметика подсказывала, что через шестнадцать-восемнадцать дней яхта достигнет Самоа, если, конечно, я нахожусь на широте этих островов. А если нет – яхта минует их и окажется в пустынных западных водах. Ближайший большой архипелаг к юго-западу – острова Фиджи, расположенные в шестистах милях от Самоа. Я решил во что бы то ни стало добраться до Самоа, использовав все возможности судна и не щадя сил.При тех жалких запасах воды и пищи, которыми я располагал, и при малой скорости яхты у меня не было другого выхода.
Нужно было вести судно очень внимательно, следить, не появятся ли признаки суши, наблюдать за океаном, беречь каждую крошку пищи и каждую каплю воды. Нужно было поменьше утомляться, работая только у помпы. Чтобы выдержать восемнадцатидневный пост, приходилось беречь силы и энергию, побольше спать и отдыхать. Кроме того, необходимо было пополнять запас провизии – ловить рыбу и морских птиц.
Я долго раздумывал, как растянуть на восемнадцать дней мои скудные запасы продуктов. Передо мной лежали две банки консервов, одна бутылка с томатным соусом и кокосовый орех.
После целого дня тяжелой работы я был страшно голоден и решил открыть одну из консервных банок. Тем самым я нарушал свой строгий режим, но после трех изнурительных суток мне необходимо было подкрепиться. Быть может, у меня не хватило силы воли – так или иначе я убедил себя, что мне необходимо съесть эти консервы. Открыв жестянку, я обнаружил в ней зеленый горошек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75