— Что там? — встревоженно подошла Рита Михайловна.
— За деньгами приходили, — ответил я.
— Да вы не расстраивайтесь, — сказала Рита Михайловна, — вам с вашими прежними друзьями не по пути… Так же, как и Коле… И, слава богу, что избавились. А сейчас на дачу поедем. Знаете, какая там местность… Лес сосновый, красота…
И действительно, едва я сел в новенькую серую «Волгу», личную собственность журналиста, как многое забылось и стало легче. А когда мы выехали за город, то стало совсем легко и хорошо. Я сидел рядом с шофером, невысоким плотным парнем. Рита Михайловна с какими-то пакетами, очевидно, съестными запасами, примостилась сзади. На коленях она держала коробку с ореховым тортом. Собственная машина, специально оплачиваемый шофер, ореховый торт — все было прочно и богато. На мгновение я прикрыл глаза и подумал: «Так вот уже куда занесла тебя жизнь по избранному тобой пути… Где оно, это койко-место?… А ведь все так недавно еще было».
Разговор, который завел между тем Виктор (шофер) с Ритой Михайловной, был как нельзя более в соответствии с мыслями.
— А Алексей Иванович на «мерседес» пересел, — сказал Виктор, гляжу, Петька их мимо меня катит весь в улыбке… «Волгу» свою, говорит, мой продал, а вот «мерседес» через какую-то иностранную комиссию получил… Ничего, говорю, наш скоро «форд» американский достанет…
— Ах, Виктор, — сказала Рита Михайловна. — разве до этого нам теперь?…
— Как Коля? — сразу же поддержал и уловил состояние Виктор.
— Болеет, — сказала Рита Михайловна.
— Хороший он у вас парень, — продолжал Виктор, — умный… Тут один еврейчик у него был дружок, я их раз на дачу вез… Такое он интересное говорил про Сталина и про Россию вообще… А вот наш брат Иван до такого не додумается… Ума не хватит…
— Ты вот что, Виктор, — сказала Рита Михайловна, — ты такие разговоры не веди…
— Да я о чем? — замялся шофер, чувствуя, что он где-то прошиб и не угодил хозяевам и то, что ранее хозяевам было приятно и считалось признаком хорошею тона, теперь их раздражало. — Я только о том, — продолжал Виктор. — что Коля хороших себе ребят в друзья выбирает… Вы приятель его будете?
— Да, — сухо ответил я.
Настроение мое на некоторое время утратило легкость, стало беспокойным, а затем я вновь рассеялся, глядя на несущуюся мимо местность, и постепенно повеселел.
Вокруг начинала уже бушевать золотая подмосковная осень, особенно красивая в этой лесистой, явно привилегированной местности. Не было ни загородной пыли, ни дыма заводов, не слышно было и грохота электричек. В открытое окно автомобиля влетал вкусный запах начинающей увядать листвы и сохнущих трав. Изредка мелькала аккуратная бензоколонка или милицейский пост. Там, где дорога разбегалась двумя рукавами, на одном из отростков висел дорожный знак, воспрещающий проезд, но Виктор явно привычно направил машину именно туда. Проехав метров пятьсот, машина уперлась в шлагбаум. Виктор выглянул и помахал рукой, очевидно, знакомому милиционеру, который вышел из будочки на обочине. Милиционер поднял шлагбаум, и мы въехали в сосновый лес, вдоль которого замелькали богатые дачи. Возле одной из дач Виктор затормозил и, выйдя из машины, прошел в калитку. Залаяла, а потом, узнав, ласково завизжала собака.
— Сначала я пойду к Коле, подготовлю его, а потом — вы, — сказала мне Рита Михайловна.
Виктор распахнул ворота, сел в машину и, проехав по дорожке, остановился у крыльца. И сразу же на шум выбежала пожилая женщина, почти старуха, в переднике.
— Я уже и в город звонила, — торопливо и испуганно затараторила она, — сказали, вы сюда… Ну, думаю, хотя бы быстрей…
— А что случилось? — тоже пугаясь, спросила Рига Михайловна. — Вы толком, Глаша, говорите…
— Да грохочет и грохочет, — сказала Глаша, — и грозится… Говорит, окна выбью… Или дачу подожгу, если не выпустят… А у него ведь спички… И матом ругается… Меня обругал, — пожаловалась Глаша, — а я ведь, как вы велели…
— Ах, тише…— сразу заторопилась, побледнев, Рита Михайловна. — Что же вы раньше не позвонили?… Вы же сказали — все хорошо, когда я звонила. — И говоря это, Рита Михайловна торопливо вошла на крыльцо, оттуда прошла по комнатам и вверх по винтовой лестнице. Сверху действительно доносились стук и крики.
— Было хорошо с утра, — говорила, семеня следом, Глаша.
— Ах, помолчите, — прикрикнула на нее Рита Михайловна.
— Вот дает, — тихо усмехнулся Виктор, очевидно исподтишка мстя Рите Михайловне за замечание в дороге. — С жиру бесятся…— Он явно хотел найти во мне союзника, но я отвернулся. «Скользкий тип, — решил я про себя. — Надо быть с ним осторожней».
Мы с Виктором стояли в одной из комнат, так же как и городская квартира, уставленной старинной мебелью. В раскрытые окна терпко пахло сухими листьями, хвоей и песком — пока еще непривычными для меня дачными запахами… Виктор явно подошел поближе к лестнице, чтобы различать, о чем кричит Коля. Я тоже прислушался.
— Сволочи, — кричал Коля, — сталинские прихлебаи… Разбогатели на народном страдании… Я тебя не признаю матерью, сука… И отца не признаю… — После этого послышался грохот, что-то разбилось.
— Вот дает, — попросту светился от удовольствия Виктор, но, услышав шаги Риты Михайловны, он торопливо сделал лицо свое скорбным и серьезным.
— Идите к нему, прошу вас, — сказала Рита Михайловна мне дрожащим голосом,-может, вы его успокоите… А вы идите, Виктор, к машине, — прикрикнула она на шофера, видно, уловив в нем злорадство, — вообще поменьше здесь вертитесь…
— Я здесь не верчусь, — огрызнулся вдруг Виктор (значит, и он строптив и развращен в либеральном семействе), — если на то пошло, я расчет возьму… Много лет лакеев нет… Советские помещики какие нашлись, — и он торопливо хлопнул дверью.
Не знаю, во что вылилась бы подобная сцена в иной обстановке, но сейчас Рите Михайловне было не до этого.
— Прошу вас, — снова сказала она мне, — успокойте Колю… Наверх поднимитесь… По лесенке, по лесенке.
Я не видел все до конца, но уже ощущал, какие богатые возможности открывает передо мной данная ситуация. И я еще раз мысленно поблагодарил сам себя за то, что пошел на разрыв со Щусевым и сделал ставку на эту семью… Я поднялся по лесенке и остановился перед дверью, в которую все время колотили, очевидно, то ли ногами, то ли стулом, ибо звук время от времени менялся.
— Коля, — сказал я, — это Гоша говорит. Цвибышев. На мгновение в комнате наступила тишина, а потом Коля другим, явно радостным голосом крикнул:
Гоша, ты нашел меня… И Платон Алексеевич здесь?
— Нет, — сказал я. — Нам надо поговорить.
— Пусть меня отопрут, — крикнул Коля, — они заперли меня… Мерзавцы…
— Дайте ключ, — громко и властно сказал я.
Я понял, что если упущу подобную ситуацию и не выжму из нее максимум возможного, то следует ставить на себе крест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288