Открыл дверь. Не глядя по сторонам, прошел к сцене.
Когда он достал из темной глубины сейфа объемный оранжевый ребристый шлем и белую пластиковую коробку генератора, лицо его не выразило никаких чувств. Он просто прижал аппаратуру к груди, прошел к «кофейному» столу и сел на диван. Посмотрел на биоиндикатор, поставил его в режим аварийного оповещения при приближении объекта.
И прежде чем упасть на диван навзничь и провалиться в сон, сказал своему Микки, сказал тихо, всего два слова:
– Я приду!
Часть II
ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ
ГЛАВА 1
– Алло, алло, это ты?
– Да. Здравствуй, Кэт.
– Микки с тобой?
– Нет. Они забрали его.
Пауза. Мертвая тишина в телефонной трубке.
– А ты?
– Что я?
– Почему ты там, сволочь?! – Злобный, полный готовкой ненависти взвизг. – Как ты там оказался, если Микки забрали? Ты отдал его? А сам смылся? И теперь пьешь у Милтона, горе заливаешь?!
– Кэтти…
– Будь ты проклят, мразь! Чтоб ты сдох, гнида! – Бурные рыдания. Трубка распухает в руке и наливается красной, как кровь, материализованной ненавистью. Пальцы жжет. Это не ненависть. Это яд.
– Подожди, я объясню…
– Нечего объяснять, скот! Я сейчас позвоню ихнему командору, он теперь в префектуре, и скажу, чтоб тебя там "зачистили", да так, чтоб ты сдох, сгнил, никогда не очухался! Будь ты проклят!
Телефонная трубка надувается красным ядом и становится тяжелой и горячей. Алекс не выдерживает и впивается в нее зубами. Истонченная оболочка лопается, и вся жидкость, весь яд устремляется Алексу в горло. Он почему-то с удовлетворением сглатывает его, пьет, хлебает, и яд течет у него по подбородку на грудь, и он недоволен тем, что совсем не чувствует вкуса, но… Красная дрянь свинцом оседает в груди и давит, давит, давит…
– Так тебе и надо! Сдохни! Алекс неимоверным усилием выдернул себя из кошмара и, задыхаясь, рывком сел на диване. Сердце колотилось как бешеное. В груди разливалась та самая ядовитая тяжесть, которой он нахлебался во сне. Он сорвал с себя куртку комбинезона, мокрую от пота рваную майку и откинулся на спинку дивана. Дыхание Hfe успокаивалось, в голове все еще стоял ненавидящий крик Кэт. Мысли путались от этого крика, он никак не мог сосредоточиться…
Да, да, стучало в висках, все это было с тобой десятки раз и будет еще один, если она позвонит. Твое счастье, что она этого не делает и скорее всего не сможет сделать. Твое счастье, иначе все повторится, дословно, весь кошмар, а яд – он уже в тебе давно. Все эти годы – столько, сколько лет Микки, плюс еще один год…
Сколько лет Микки, ты помнишь? Сколько ему лет?.. И ты нахлебаешься еще. Она ненавидит тебя, ты знаешь. И знаешь, за что… За ту жизнь, вашу жизнь, которая получилась такой. Такой, какая есть… Ну ладно. Но сколько лет Микки, сколько?..
Прекрати истерику. Заткнись. Он изо всех сил сжал ладонями виски, а потом три раза шарахнул себя затылком о спинку дивана. Боль в голове подействовала отрезвляюще. Он широко открыл налитые кровью глаза и посмотрел на часы.
Стоял полдень. Через единственное окно в студию врывался яркий солнечный свет. Тишину на улице нарушало только оживленное щебетанье птиц. Он посмотрел на биоиндикатор – в радиусе километра не было ни одной живой души. Перед мысленным взором Алекса пронеслись картины прошедшей ночи. Он застонал. Микки… Не думай о Микки! – оборвал он себя. Не смей. Это мешает. Пришло время действовать. Подумай сейчас о них.
Он снова прислушался к звукам за окном и снова настороженно посмотрел на биоиндикатор – не врет? Потом растер мокрую грудь обрывками майки и стиснул зубы. Тишина за стенами взъярила его. Здорово. Здорово работают. И как это только у них так гладко получается! Прилетели, превратили миллионное население в стадо овец и погнали в свой хлев! И вот уже целый городской поселок – семьдесят особняков и коттеджей! – превращен в мертвое царство, в котором тихо, как на дне, как на кладбище! Он зло выдохнул воздух. Успокойся. Хватит. Приведи себя в порядок и начинай. Что ты там хотел – начинай. У тебя нет времени, совсем нет. Ты видишь, как они действуют – быстро, быстро и чисто. Это отлаженный армейский механизм, это команда «экстра» – ты должен быть в форме. Одна ошибка, и тебя аккуратно понесут на носилках, как того пожарника, понесут туда, где Микки, но что толку – ты его никогда не увидишь. Тебя не должны доставить туда – ты войдешь сам, когда сделаешь все необходимое, все, что задумал. Это будет. Это обязательно случится. Только не тяни, сосредоточься, вставай! Тебя ждет Микки!
Алекс тяжело поднялся на ноги. Он проспал что-то около трех часов, этого было мало. После бессонной ночи чувствовал он себя совершенно разбитым. Каждая клеточка его тела была отравлена – отравлена вчерашними событиями, непосильными нагрузками, потерей Микки, грязной речной водой, долгим напряженным, походом, а главное – отвратительной невозможностью все вернуть назад, предотвратить, уклониться и изменить, изменить, изменить…
Он заставил себя подойти к ящичку с надписью "Аптечка", достал оттуда банку кофе и свои сигареты. Включил электрический чайник.
После этого, понемногу убыстряясь в движениях, разгоняя кровь, пошарил по студии и отыскал в рабочем шкафу Пита чистое полотенце и старую бритву. Подошел к раковине и взглянул на себя в маленькое настенное зеркальце. Ничего, Алекс, ободрил он себя, рассматривая порезы на лице и суточную щетину. Ничего. Тем страшнее для них будут ваши встречи.
Он обтер торс мокрым полотенцем, надел найденную в том же шкафу старую водолазку Пита и заглянул в холодильник. От вида единственного продукта – трехдневного, сдувшегося в плоскую лепешку чизбургера – его затошнило. Но не тут-то было. Он приказал себе взять в руки гнутый холодный кругляш с почерневшим мясом и пегой травой и пройти с ним за стол. Он сел, приготовил себе кофе и так же, в приказном порядке, сжевал страшноватый чизбургер, запивая его огромными глотками сладкой обжигающей бодрящей черной жидкости.
Закурив, он не позволил себе расслабиться, как делал всегда утром с первой сигаретой в зубах. Он теперь не ел – снабжал себя энергией, не курил – восстанавливал привычный телу биохимический баланс. Там, на просеке под кораблем пришельцев, он превратился в машину. В стального робота. В Железного Дровосека из Миккиной книги сказок.
И все-таки он чувствовал. Он ощущал удовольствие от завтрака, от сигареты, слушал, как тело отвечает здоровой расслабленностью, готовностью к движению, как депрессия уступает место трезвой оценке реальности. Он почувствовал себя почти здоровым.
"Он был добрый малый, Железный Дровосек, – вдруг благодушно подумал Алекс. – Когда я читал сказку Микки, мальчику он полюбился больше всех. Он, этот малый, помнится, очень хотел иметь живое человеческое сердце и не понимал, что оно уже бьется у него в груди, если он был готов прийти на помощь любому из своих друзей в любую минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Когда он достал из темной глубины сейфа объемный оранжевый ребристый шлем и белую пластиковую коробку генератора, лицо его не выразило никаких чувств. Он просто прижал аппаратуру к груди, прошел к «кофейному» столу и сел на диван. Посмотрел на биоиндикатор, поставил его в режим аварийного оповещения при приближении объекта.
И прежде чем упасть на диван навзничь и провалиться в сон, сказал своему Микки, сказал тихо, всего два слова:
– Я приду!
Часть II
ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ
ГЛАВА 1
– Алло, алло, это ты?
– Да. Здравствуй, Кэт.
– Микки с тобой?
– Нет. Они забрали его.
Пауза. Мертвая тишина в телефонной трубке.
– А ты?
– Что я?
– Почему ты там, сволочь?! – Злобный, полный готовкой ненависти взвизг. – Как ты там оказался, если Микки забрали? Ты отдал его? А сам смылся? И теперь пьешь у Милтона, горе заливаешь?!
– Кэтти…
– Будь ты проклят, мразь! Чтоб ты сдох, гнида! – Бурные рыдания. Трубка распухает в руке и наливается красной, как кровь, материализованной ненавистью. Пальцы жжет. Это не ненависть. Это яд.
– Подожди, я объясню…
– Нечего объяснять, скот! Я сейчас позвоню ихнему командору, он теперь в префектуре, и скажу, чтоб тебя там "зачистили", да так, чтоб ты сдох, сгнил, никогда не очухался! Будь ты проклят!
Телефонная трубка надувается красным ядом и становится тяжелой и горячей. Алекс не выдерживает и впивается в нее зубами. Истонченная оболочка лопается, и вся жидкость, весь яд устремляется Алексу в горло. Он почему-то с удовлетворением сглатывает его, пьет, хлебает, и яд течет у него по подбородку на грудь, и он недоволен тем, что совсем не чувствует вкуса, но… Красная дрянь свинцом оседает в груди и давит, давит, давит…
– Так тебе и надо! Сдохни! Алекс неимоверным усилием выдернул себя из кошмара и, задыхаясь, рывком сел на диване. Сердце колотилось как бешеное. В груди разливалась та самая ядовитая тяжесть, которой он нахлебался во сне. Он сорвал с себя куртку комбинезона, мокрую от пота рваную майку и откинулся на спинку дивана. Дыхание Hfe успокаивалось, в голове все еще стоял ненавидящий крик Кэт. Мысли путались от этого крика, он никак не мог сосредоточиться…
Да, да, стучало в висках, все это было с тобой десятки раз и будет еще один, если она позвонит. Твое счастье, что она этого не делает и скорее всего не сможет сделать. Твое счастье, иначе все повторится, дословно, весь кошмар, а яд – он уже в тебе давно. Все эти годы – столько, сколько лет Микки, плюс еще один год…
Сколько лет Микки, ты помнишь? Сколько ему лет?.. И ты нахлебаешься еще. Она ненавидит тебя, ты знаешь. И знаешь, за что… За ту жизнь, вашу жизнь, которая получилась такой. Такой, какая есть… Ну ладно. Но сколько лет Микки, сколько?..
Прекрати истерику. Заткнись. Он изо всех сил сжал ладонями виски, а потом три раза шарахнул себя затылком о спинку дивана. Боль в голове подействовала отрезвляюще. Он широко открыл налитые кровью глаза и посмотрел на часы.
Стоял полдень. Через единственное окно в студию врывался яркий солнечный свет. Тишину на улице нарушало только оживленное щебетанье птиц. Он посмотрел на биоиндикатор – в радиусе километра не было ни одной живой души. Перед мысленным взором Алекса пронеслись картины прошедшей ночи. Он застонал. Микки… Не думай о Микки! – оборвал он себя. Не смей. Это мешает. Пришло время действовать. Подумай сейчас о них.
Он снова прислушался к звукам за окном и снова настороженно посмотрел на биоиндикатор – не врет? Потом растер мокрую грудь обрывками майки и стиснул зубы. Тишина за стенами взъярила его. Здорово. Здорово работают. И как это только у них так гладко получается! Прилетели, превратили миллионное население в стадо овец и погнали в свой хлев! И вот уже целый городской поселок – семьдесят особняков и коттеджей! – превращен в мертвое царство, в котором тихо, как на дне, как на кладбище! Он зло выдохнул воздух. Успокойся. Хватит. Приведи себя в порядок и начинай. Что ты там хотел – начинай. У тебя нет времени, совсем нет. Ты видишь, как они действуют – быстро, быстро и чисто. Это отлаженный армейский механизм, это команда «экстра» – ты должен быть в форме. Одна ошибка, и тебя аккуратно понесут на носилках, как того пожарника, понесут туда, где Микки, но что толку – ты его никогда не увидишь. Тебя не должны доставить туда – ты войдешь сам, когда сделаешь все необходимое, все, что задумал. Это будет. Это обязательно случится. Только не тяни, сосредоточься, вставай! Тебя ждет Микки!
Алекс тяжело поднялся на ноги. Он проспал что-то около трех часов, этого было мало. После бессонной ночи чувствовал он себя совершенно разбитым. Каждая клеточка его тела была отравлена – отравлена вчерашними событиями, непосильными нагрузками, потерей Микки, грязной речной водой, долгим напряженным, походом, а главное – отвратительной невозможностью все вернуть назад, предотвратить, уклониться и изменить, изменить, изменить…
Он заставил себя подойти к ящичку с надписью "Аптечка", достал оттуда банку кофе и свои сигареты. Включил электрический чайник.
После этого, понемногу убыстряясь в движениях, разгоняя кровь, пошарил по студии и отыскал в рабочем шкафу Пита чистое полотенце и старую бритву. Подошел к раковине и взглянул на себя в маленькое настенное зеркальце. Ничего, Алекс, ободрил он себя, рассматривая порезы на лице и суточную щетину. Ничего. Тем страшнее для них будут ваши встречи.
Он обтер торс мокрым полотенцем, надел найденную в том же шкафу старую водолазку Пита и заглянул в холодильник. От вида единственного продукта – трехдневного, сдувшегося в плоскую лепешку чизбургера – его затошнило. Но не тут-то было. Он приказал себе взять в руки гнутый холодный кругляш с почерневшим мясом и пегой травой и пройти с ним за стол. Он сел, приготовил себе кофе и так же, в приказном порядке, сжевал страшноватый чизбургер, запивая его огромными глотками сладкой обжигающей бодрящей черной жидкости.
Закурив, он не позволил себе расслабиться, как делал всегда утром с первой сигаретой в зубах. Он теперь не ел – снабжал себя энергией, не курил – восстанавливал привычный телу биохимический баланс. Там, на просеке под кораблем пришельцев, он превратился в машину. В стального робота. В Железного Дровосека из Миккиной книги сказок.
И все-таки он чувствовал. Он ощущал удовольствие от завтрака, от сигареты, слушал, как тело отвечает здоровой расслабленностью, готовностью к движению, как депрессия уступает место трезвой оценке реальности. Он почувствовал себя почти здоровым.
"Он был добрый малый, Железный Дровосек, – вдруг благодушно подумал Алекс. – Когда я читал сказку Микки, мальчику он полюбился больше всех. Он, этот малый, помнится, очень хотел иметь живое человеческое сердце и не понимал, что оно уже бьется у него в груди, если он был готов прийти на помощь любому из своих друзей в любую минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56