То же самое могу сказать и об учебе.
Так что проблемы не исчезают, А. И. Наоборот, чем дальше я осваиваюсь в этой новой для меня жизни, тем они ярче вырисовываются. Что же касается восприятия меня в новой роли со стороны знакомых, односельчан, родных, то здесь сдвиги в лучшую сторону несомненны».
А вот передо мной дневники, которые вел Алеша. Правда «стаж» тут у него не пятилетний, поменьше. Но ведь Алеша совсем другой человек по натуре – гораздо более раскованный, коммуникабельный, да и к перемене пола он шел другим путем. А душевное состояние совпадает с Жениным до мелочей.
Первый отрывок относится к моменту, когда Алексей переселился в другое общежитие.
«В коридоре ко мне подбежал парень, попросил закурить. Я с готовностью полез в карман (в свое время долго репетировал этот жест наедине с собой) и протянул ему полную пачку „Интера“. Пока он вытаскивал сигарету, подошел другой, потом еще и еще, и когда уже из толпы первый вернул мне мою пачку, там оставалась всего одна сигарета. „Ну, извини!“ – пискнул он дурашливым голосом, и все засмеялись. Я попытался сделать равнодушное лицо, сказал: „Ничего“ и ушел к себе. Сел на койку и задумался. „Почему они так сделали? Неужели уже почувствовали (или знали)? Или я так выгляжу глупо, что надо мной можно издеваться?“ В комнате пахло необжитым помещением. Этот запах еще не выветрился, и каждый раз, когда я вхожу с улицы, я его ощущаю, и где-то глубоко внутри меня тоненькой иголочкой колет тот же страх. Хотя очень быстро я понял, что с сигаретами всегда так: если во время не отберешь, расхватают – и у своего, и у чужого…
Постоянное ощущение – желание уйти от общества. Или войти в него неодушевленным предметом. Чтобы все ходили, видели меня, но не придавали мне никакого значения. Как столу или стулу. Стоит и пусть стоит. Я боюсь утверждать свое право на собственную личность и иду по линии наименьшего сопротивления: каких слов, поступков, реакций от меня ожидают, такие я и выдаю. Боюсь, что если я вызову к себе внимание, интерес, обнаружится вся моя беспомощность. Не лезу на рожон, со всем соглашаюсь, даже если в душе не согласен…
Когда я вспоминаю свою прежнюю жизнь, то словно наталкиваюсь на какую-то стену. Нет, я ничего не забыл, но чтобы вернуться мысленно назад, надо приложить немалое усилие. Будто это происходило не со мной. И ни сожалений, ни радости, ни грусти, ни боли утраты. Даже самые яркие события в мой жизни (любовь, спортивные победы, унижения, страхи) не имеют никакой эмоциональной окраски. Просто факты и все…
Некоторое время я пробыл в полной изоляции. Это оказалось очень тяжело. В общежитии утвердилось мнение, что я слишком высоко ставлю себя и презираю всех остальных.
Но вот в выходной я зашел в соседнюю комнату – искал, с кем поиграть в шахматы. Там было несколько человек. Они «скидывались». Одни предлагали по рублю, другие говорили – надо больше, чтобы потом не бегать в магазин. От меня просто отмахнулись: «Ну тебя, ты все равно не пьешь». Я возразил: «Почему это я не пью?» – и выложил три рубля. Как все оживились! Удивленно и радостно кинулись меня поздравлять: «Наконец-то ты стал человеком!»
После этой пьянки, а также последующих отношение ко мне изменилось. Появилась душевная теплота. В принципе у нас пьют каждый день, только в разных комнатах. Ну, а в выходные пьют везде. Я много раз замечал, что после определенной дозы все становятся откровеннее, разговорчивее и вроде бы умнее (видимо, просто глупею я). Всегда находится о чем поговорить и с кем. Исчезает все недоверие и настороженность по отношению ко мне. Пока я не присоединился к общим попойкам, я, оказывается, очень мало знал своих товарищей…
Вывел для себя теорию: каждому мужчине надо пройти этап «пьяного коллектива». Выпив, многие становятся совсем другими…
Меня признали тамадой! Я предлагаю темы для разговоров, ко мне обращаются, чтобы рассудить спор. Я разнимаю драки (вполне успешно!) Получается, что я стал лидеров. Сам я пьянок никогда не организую, но веду – всегда я. Даже могу на кого-то прикрикнуть. У нас тут есть главари – мощные ребята, которым слова поперек сказать нельзя. Это элита, диктаторы, если сравнивать наше общежитие с маленьким государством. А я, так сказать, занимаюсь вопросами юстиции и идеологии. Часто играю роль «буфера» между участниками пьянки и воспитателями: как выражаются товарищи, я умею заговаривать зубы начальству. Ценное качество в их глазах. Два раза приходилось отнимать у ребят нож.
У нас, пьющих, много маленьких радостей. Садимся за стол торжественно, степенно. Вот я, вот мои друзья, вот у нас общее дело, все мы равны, мы – мужики и т. п. На другой день – общие разговоры. Кто на каком этапе вырубился, кто что запомнил, смакуют смешные ситуации, нелепое поведение некоторых. И эти тоже смеются, даже довольны, что это были именно они. И все это становится суррогатом духовной жизни, «культурной точкой», от которой можно оттолкнуться, чтобы придать смысл своему существованию. В пьянке все становятся равными, независимо от общественного положения и умственного развития.
В пьяном состоянии можно высказать свои обиды, недовольства, подозрения и т. п. Тебя поймут, успокоят, разделят твои чувства. Это дает разрядку постоянно накапливающимся комплексам, хотя все пьющие сознают – не решает их.
Наблюдал случаи срыва у нескольких ребят. Все они стоят довольно низко на здешней иерархической лестнице. Напившись, кидались сводить счеты с обидчиками, стоящими выше. Обиды наносились в трезвом виде, а реакция наступала во время пьянки. В обычное же время эти ребята были тихими, никогда не настаивали на своем мнении и вообще его не высказывали.
За пьяным «гудежом» я открыл целый мир отношений, который, переплетаясь с обычным, реальным миром, дает более полное представление об обществе, для меня, в данном случае, о том, что такое мужчина. (Приписка на полях, сделанная несколько лет спустя: «Очень страдаю оттого, что ни у моей жены, ни у тещи нет этого представления – о внутреннем мире мужчины, о его привычках, о его мужском „Я“, о том, что мужчина – это совсем другое существо. У них в доме „бабье царство“ уже 20 лет»).
А при этом все разговоры за столом – однотипные и скучные. Информации – ноль. Обсуждают футбольные и хоккейные матчи, вспоминают, кто когда сколько выпил, как попал в милицию, как добирался домой, дрался или не дрался. Ругают начальство. Вообще все время присутствуют «они» (начальство и вообще стоящие выше на социальной лестнице). Иногда говорят о женщинах – как правило, плохо, если она не подруга одного из присутствующих…
Качусь вниз, деградирую. Сократился запас слов. Думать лень. Ничего не читаю. Выгляжу плохо, неряшливо в смысле одежды, но привести себя в порядок тоже лень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Так что проблемы не исчезают, А. И. Наоборот, чем дальше я осваиваюсь в этой новой для меня жизни, тем они ярче вырисовываются. Что же касается восприятия меня в новой роли со стороны знакомых, односельчан, родных, то здесь сдвиги в лучшую сторону несомненны».
А вот передо мной дневники, которые вел Алеша. Правда «стаж» тут у него не пятилетний, поменьше. Но ведь Алеша совсем другой человек по натуре – гораздо более раскованный, коммуникабельный, да и к перемене пола он шел другим путем. А душевное состояние совпадает с Жениным до мелочей.
Первый отрывок относится к моменту, когда Алексей переселился в другое общежитие.
«В коридоре ко мне подбежал парень, попросил закурить. Я с готовностью полез в карман (в свое время долго репетировал этот жест наедине с собой) и протянул ему полную пачку „Интера“. Пока он вытаскивал сигарету, подошел другой, потом еще и еще, и когда уже из толпы первый вернул мне мою пачку, там оставалась всего одна сигарета. „Ну, извини!“ – пискнул он дурашливым голосом, и все засмеялись. Я попытался сделать равнодушное лицо, сказал: „Ничего“ и ушел к себе. Сел на койку и задумался. „Почему они так сделали? Неужели уже почувствовали (или знали)? Или я так выгляжу глупо, что надо мной можно издеваться?“ В комнате пахло необжитым помещением. Этот запах еще не выветрился, и каждый раз, когда я вхожу с улицы, я его ощущаю, и где-то глубоко внутри меня тоненькой иголочкой колет тот же страх. Хотя очень быстро я понял, что с сигаретами всегда так: если во время не отберешь, расхватают – и у своего, и у чужого…
Постоянное ощущение – желание уйти от общества. Или войти в него неодушевленным предметом. Чтобы все ходили, видели меня, но не придавали мне никакого значения. Как столу или стулу. Стоит и пусть стоит. Я боюсь утверждать свое право на собственную личность и иду по линии наименьшего сопротивления: каких слов, поступков, реакций от меня ожидают, такие я и выдаю. Боюсь, что если я вызову к себе внимание, интерес, обнаружится вся моя беспомощность. Не лезу на рожон, со всем соглашаюсь, даже если в душе не согласен…
Когда я вспоминаю свою прежнюю жизнь, то словно наталкиваюсь на какую-то стену. Нет, я ничего не забыл, но чтобы вернуться мысленно назад, надо приложить немалое усилие. Будто это происходило не со мной. И ни сожалений, ни радости, ни грусти, ни боли утраты. Даже самые яркие события в мой жизни (любовь, спортивные победы, унижения, страхи) не имеют никакой эмоциональной окраски. Просто факты и все…
Некоторое время я пробыл в полной изоляции. Это оказалось очень тяжело. В общежитии утвердилось мнение, что я слишком высоко ставлю себя и презираю всех остальных.
Но вот в выходной я зашел в соседнюю комнату – искал, с кем поиграть в шахматы. Там было несколько человек. Они «скидывались». Одни предлагали по рублю, другие говорили – надо больше, чтобы потом не бегать в магазин. От меня просто отмахнулись: «Ну тебя, ты все равно не пьешь». Я возразил: «Почему это я не пью?» – и выложил три рубля. Как все оживились! Удивленно и радостно кинулись меня поздравлять: «Наконец-то ты стал человеком!»
После этой пьянки, а также последующих отношение ко мне изменилось. Появилась душевная теплота. В принципе у нас пьют каждый день, только в разных комнатах. Ну, а в выходные пьют везде. Я много раз замечал, что после определенной дозы все становятся откровеннее, разговорчивее и вроде бы умнее (видимо, просто глупею я). Всегда находится о чем поговорить и с кем. Исчезает все недоверие и настороженность по отношению ко мне. Пока я не присоединился к общим попойкам, я, оказывается, очень мало знал своих товарищей…
Вывел для себя теорию: каждому мужчине надо пройти этап «пьяного коллектива». Выпив, многие становятся совсем другими…
Меня признали тамадой! Я предлагаю темы для разговоров, ко мне обращаются, чтобы рассудить спор. Я разнимаю драки (вполне успешно!) Получается, что я стал лидеров. Сам я пьянок никогда не организую, но веду – всегда я. Даже могу на кого-то прикрикнуть. У нас тут есть главари – мощные ребята, которым слова поперек сказать нельзя. Это элита, диктаторы, если сравнивать наше общежитие с маленьким государством. А я, так сказать, занимаюсь вопросами юстиции и идеологии. Часто играю роль «буфера» между участниками пьянки и воспитателями: как выражаются товарищи, я умею заговаривать зубы начальству. Ценное качество в их глазах. Два раза приходилось отнимать у ребят нож.
У нас, пьющих, много маленьких радостей. Садимся за стол торжественно, степенно. Вот я, вот мои друзья, вот у нас общее дело, все мы равны, мы – мужики и т. п. На другой день – общие разговоры. Кто на каком этапе вырубился, кто что запомнил, смакуют смешные ситуации, нелепое поведение некоторых. И эти тоже смеются, даже довольны, что это были именно они. И все это становится суррогатом духовной жизни, «культурной точкой», от которой можно оттолкнуться, чтобы придать смысл своему существованию. В пьянке все становятся равными, независимо от общественного положения и умственного развития.
В пьяном состоянии можно высказать свои обиды, недовольства, подозрения и т. п. Тебя поймут, успокоят, разделят твои чувства. Это дает разрядку постоянно накапливающимся комплексам, хотя все пьющие сознают – не решает их.
Наблюдал случаи срыва у нескольких ребят. Все они стоят довольно низко на здешней иерархической лестнице. Напившись, кидались сводить счеты с обидчиками, стоящими выше. Обиды наносились в трезвом виде, а реакция наступала во время пьянки. В обычное же время эти ребята были тихими, никогда не настаивали на своем мнении и вообще его не высказывали.
За пьяным «гудежом» я открыл целый мир отношений, который, переплетаясь с обычным, реальным миром, дает более полное представление об обществе, для меня, в данном случае, о том, что такое мужчина. (Приписка на полях, сделанная несколько лет спустя: «Очень страдаю оттого, что ни у моей жены, ни у тещи нет этого представления – о внутреннем мире мужчины, о его привычках, о его мужском „Я“, о том, что мужчина – это совсем другое существо. У них в доме „бабье царство“ уже 20 лет»).
А при этом все разговоры за столом – однотипные и скучные. Информации – ноль. Обсуждают футбольные и хоккейные матчи, вспоминают, кто когда сколько выпил, как попал в милицию, как добирался домой, дрался или не дрался. Ругают начальство. Вообще все время присутствуют «они» (начальство и вообще стоящие выше на социальной лестнице). Иногда говорят о женщинах – как правило, плохо, если она не подруга одного из присутствующих…
Качусь вниз, деградирую. Сократился запас слов. Думать лень. Ничего не читаю. Выгляжу плохо, неряшливо в смысле одежды, но привести себя в порядок тоже лень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161