Его сухой голосок на двух последних словах чуть запнулся – дисциплина, завистливость и порядочность были тремя составляющими натуры моего декана. Впервые в жизни я испытывал к Фредерику нечто вроде симпатии. Он приехал в город несколько лет назад, откуда-то со Среднего Запада, и был назначен деканом: он не хватал звезд с неба, но был неплохим управляющим нашей фабрикой философских наук. Хотя ему, вероятно, порой бывало и весьма трудно. Добрый старый протестантский центр спятившей нации. Я услышал, как его пальцы барабанят по крышке кафедры.
– Хорошо, Фред, что вы предлагаете?
– Первый вопрос заключается в том, в состоянии ли вы сейчас вести свой курс. Я думаю, на него следует ответить отрицательно. – Его голос затворил эти врата почти безупречно.
– Не знаю, – ответил я. – Мне надо недельку подумать.
– Как раз в этом и заключается главная трудность. Мы должны что-то объявить газетчикам прямо сейчас. Масс медиа не выносят вакуума.
– Но, Фредерик, я не могу решать сегодня.
– Да, действительно, это трудно себе представить.
– Но, кажется, я все же предпочел бы работать.
– Не знаю. Я размышлял над этим все утро. Если бы мы преподавали органическую химию или статистику, я сказал бы: валяйте! Работайте, чтобы забыть обо всем на свете. Но ваш лекционный курс сугубо личного свойства. Вам приходится расходовать на него собственное «я».
– Глупости, Фред, я не первый год преподаю.
– Не такая уж глупость. Магия, страх и смерть как основы мотивации – это не того сорта предмет, чтобы сохранять душевное равновесие. Думаю, что и аудитория, слушая вас, будет излишне накалена. Вас это сломает.
– То есть вы хотите сказать, что некий ангел из попечительского совета полагает, что я не удержусь и прихвачу на лекцию бутылочку?
– Вы не можете отрицать того, что мы обладаем не меньшей независимостью от попечителей, чем любой другой университет страны. Но уж вовсе-то наплевать на них мы не можем!
– Фред, вы понимаете, какой разговор мы ведем?
– Не уверен, доводилось ли мне когда-нибудь вести подобные разговоры.
– В конце концов, – сказал я, – чем вы рискуете?
– О, все это совершенно непредсказуемо. Университет может пригасить один скандал, другой, третий. А потом какая-нибудь мелочь – и последствия, которых никто не мог себе представить. – Он прокашлялся. – Стив, все это представляет чисто академический интерес. Я совершенно уверен, что вам не хочется возвращаться к работе прямо сейчас.
– А если хочется? Фред, а что, если я буду настаивать? Как вы поступите?
– Ну, если вы будете настаивать, мне придется обратиться к президенту совета и сказать ему, что это ваше законное право.
– И что произойдет тогда?
– Он меня не послушается. – Церковный юморок. Я услышал клекот смешков в трубке.
– Поскольку я нахожусь на договоре, мне, боюсь, придется пойти и дальше и подать на университет в суд.
– О, так вы не поступите, – сказал Фредерик. – Дело будет в высшей степени неприятным.
– К чему вы ведете?
– Мне не хочется больше распространяться на эту тему. Смерть вашей жены достаточно трагична сама по себе, чтобы не касаться прискорбнейших… опаснейших, самых двусмысленных аспектов всего этого.
– Ради Бога!
– Стив, это самый неприятный и неприличный разговор из тех, что мне доводилось вести на протяжении многих лет. Мы с вами никогда не сможем его друг другу простить.
– Не сможем.
– Я его отвратительно провожу. Но давайте не уходить от реальности, от суровой действительности. Попробуйте посмотреть с точки зрения университета. Предположим, нам кажется, что мы сделали все, что в наших силах, и заплатили самую высокую цену за еще более дорогое удовольствие иметь в наших рядах творческую личность и интеллектуала, который внушает наиболее уважаемым нами людям вполне обоснованное чувство тревоги. Учтите, что далеко не каждый университет смирился бы с телепрограммой, которую вы ведете. Стив, не закончить ли нам на том, что сегодняшний денек одинаково паршив для нас обоих?
Молчание.
– Ладно, Фред. Чего же вы хотите?
– Возьмите отпуск до начала осеннего семестра. Мы объявим о пережитом вами потрясении и уходе от активного преподавания на неопределенный период. А потом посмотрим.
– Фред, так или иначе, ваша взяла.
– Вот уж нет, поверьте мне. – И затем он быстро добавил: – Стив…
– Ему хотелось выговориться как можно скорее. Его голос в первый раз задрожал. – Стив, понимаю, что это крайне неуместно, но я должен задать вам один вопрос. Может быть, вам и неизвестно, но моя жена тяготеет к оккультизму.
– Вот уж не знал. – Хотя на самом деле я об этом догадывался. Мне доводилось встречать Глэдис Тарчман этим летом в Вермонте – красное платье, очки в серебряной оправе, белесые волосы и горбик вдовствующей королевы на тощем теле.
– Ей нравятся некоторые ваши идеи.
– Что?
– Ну, за вычетом секса, разумеется. – Он хихикнул, мы с ним опять беседовали. – Она, знаете ли, верит, что последняя пища, которую человек съел перед смертью, определяет направление, в котором удаляется его душа.
– То есть вы хотите сказать, что если вы умерли, перепившись виски, ваша душа попадет на пшеничное поле?
– На ее взгляд, все это гораздо сложнее. Как-то перепутано с благодатью, жребием, знамениями и тем, потребил ли ты мясную душу или рыбью душу, и, разумеется, все это зависит от фаз луны и от гороскопа.
– Деметра и Персефона. Ах вы, бедняга.
– Моя жена изумительная женщина, и по сравнению с ее достоинствами это не самый тяжелый крест. Но, признаюсь вам, она не даст мне спуску, если я у вас не спрошу. Потому что она с самыми добрыми намерениями хочет вступить в контакт с Деборой. Дебора произвела на нее неизгладимое впечатление – и для этого ей необходимо узнать…
– Что съела Дебора?
– О, Господи, Стив, да. Этого требует Геката. – Теперь в его голосе был налет непристойной веселости, как будто он был лихим мальцом, который, замирая от предвкушения, просит взрослого парня пересказать ему до конца пахабную шутку. – Да, Стив, что у нее было в желудке?
И я не смог сдержаться.
– Ладно, Фред, я скажу вам.
– Пожалуйста.
– Ром. Бутылка рома, почти полностью опорожненная. – И я повесил трубку.
Через десять секунд телефон зазвонил опять. Это был Тарчман.
– Вам не стоило бросать трубку, Стивен, потому что есть еще один вопрос, – сердито сказал он.
– Какой же?
В его голосе появилась интонация типа: «Нечего, дружок, со мной дурака валять». Он даже облизнулся.
– Мне кажется, вам следует знать, что меня сегодня по вашему поводу официально допрашивали.
– Полиция?
– Нет. Кое-кто поважней. В какие дела вы с Деборой ввязались, а? – И теперь уже он бросил трубку.
И буквально в ту же секунду телефон зазвонил вновь. Пот ручьями струился по моему телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75