.. Так называемые «Три Триады». Первая – Серафимы, Херувимы и Престолы… Вторая – Господства, Силы и Власти… Третья – Начала, Архангелы и, наконец, Ангелы.
– В этом есть что-то армейское, – то ли подумал, то ли сказал я сквозь сон.
– Пожалуй, – согласился Ангел. – Если помните достаточно саркастичное описание загробно-райской системы у Твардовского в поэме «Теркин на том свете», то, смею вас заверить, Александр Трифонович очень верненько воссоздал подлинную небесную обстановку и схему отношений…
Я превозмог свой алкогольный анабиоз и склочно возразил:
– Для своего времени «Теркин на том свете» был очень смелой и превосходной пародией на всю бюрократическую систему советской власти. Не больше.
– И одновременно – точным слепком с нашего запредельного мира! Свидетельство этому мои самые яркие детские воспоминания, – «прозвучал» во мне Ангел.
– В каком же качестве вы там пребывали? Как «Сын святого полка»?
В жалком сонно-полупьяном состоянии я еще пытался острить.
– Нет, – спокойно ответил мне Ангел. – Я был одним из лучших учеников Школы Ангелов при третьей ступени третьей триады. Звучит несколько нелепо, но иначе и не скажешь.
– Забавненько… – пробормотал я.
– Обучали нас старые и опытные Ангелы, бывшие Хранители, которые в свое время по тем или иным причинам вынуждены были покинуть практику и перейти на преподавание. Кто по возрасту, кто и по здоровью… Чаще, конечно, по здоровью. Ибо работа с Людьми – труд невероятно тяжелый! От непосредственного общения с Человеком, от постоянных попыток оградить его от кучи мелких и больших неприятностей, порой и откровенно смертельных, нервное напряжение Ангелов-Хранителей обычно достигало тех критических точек, когда уже требовалась немедленная реабилитация. Это несмотря на то что два раза в год Ангелы-Хранители проходили обязательный курс диспансеризации и восстановительного оздоровления. Однако этого зачастую оказывалось недостаточно, и в конечном счете вымотанный, буквально отжатый и опустошенный Ангел-Хранитель был просто вынужден сменить поле деятельности… Кто-то вступал на канцелярско-административную тропу, кто-то – на преподавательскую работу в начальное и среднее отделение Школы Ангелов. В начальном учились совсем еще малолетки – готовили из них Амуров и Купидонов, а на среднее отбирали мальчиков от восьми до двенадцати. Ну, как в петербургскую хоровую капеллу… Мы были распределены по самым разным специализациям. В результате строгого психологического отбора с учетом необходимых физических данных я был зачислен на поток Ангелов-Хранителей.
Мне повезло. Я попал в класс одного удивительно интеллигентного и мудрого пожилого Ангела.
Спустя три года обучения, когда мне исполнилось уже одиннадцать, наш Мастер посчитал возможным обратиться Наверх с просьбой предоставить нескольким своим ученикам персональную практику Внизу. Причем совершенно адресную: за каждым из нас закреплялся какой-то один неблагополучный Человек, которому мы обязаны были хоть немного помочь в его бедственном положении. Естественно, в силу наших юных ученических возможностей.
После чудовищно долгих согласований и откровенной волокиты, которые показались нам вечностью, разрешение на практику было все-таки получено. До сих пор считаю, что тут сработал безупречный авторитет нашего Мастера – бывшего заслуженного Ангела-Хранителя.
Для каждого из нас, удостоенных доверия Всевышнего Ангельского Ученого Совета, было определено место практики на Земле и конкретная фигура опекаемого…
* * *
… Вот когда я, старый, вышедший в тираж киносценарист, вдруг впервые понял, что не только слышу то, что рассказывает мне Ангел, но и вижу это!
Возникло ощущение, будто сижу я в маленьком студийном просмотровом зальчике вместе с режиссером и монтажницей и смотрю отcнятый, но еще не смонтированный материал к фильму, который делается по моему сценарию…
Но вот что дивно – так как это был все-таки не мой сценарий и какие-то детали мне были не очень ясны, то я их видел в черно-белом изображении!.. А в наиболее ярких кусках рассказа Ангела, где мне было все абсолютно понятно, изображение становилось интенсивно цветным и достаточно стабильным…
Например, мне даже причудилось, что Школу Ангелов я увидел в светло-голубовато-солнечных тонах, где детсадовская малышня, Амурчики и Купидоны (по-моему, это вообще-то одно и то же…) в розовых хитончиках, гоняется друг за другом со своими красными игрушечными луками. И в стремлении двигаться быстрее помогает себе частыми взмахами небольших крылышек!..
… Потом возникло еще одно странноватенькое ощущение – какая-то смесь Виденного, Слышанного и… Читаемого!..
Тут я совсем запутался…
А еще… Но это было уже абсолютно невероятным!!!
А еще я неожиданно ощутил, как эта история вдруг стала зарождаться внутри меня самого – будто бы я сам ее придумываю, да так легко, гладенько – без обычных моих сочинительских мучений…
Словно она сама стала складываться у меня в мозгу, а может быть, сидела там издавна, ожидая своей очереди, когда я начисто разделаюсь с денежно-издательскими и киношными обязательствами и она сможет беспрепятственно увидеть свет и пролиться…
Куда?! На бумагу? На экран?.. Или просто возникнуть в моем сознании этаким «бездоговорным», непродаваемым сюжетом в единственном экземпляре? Без права на тираж.
Но вот что поразительно! В то же время я знал, что лежу в спальном вагоне «Красной стрелы» и что сейчас глубокая ночь, и глаза у меня закрыты, и мы мчимся сквозь черное время из Москвы в Ленинград.
И вместе со мной в купе, в какой-то легкомысленной цветастой пижамке, следует некий поразительный тип, назвавший себя Ангелом-Хранителем…
– А теперь… – каким-то образом его голос проник в мое плывущее сознание, – для уяснения вами всех последующих событий я позволю себе небольшой экскурс в прошлое и немного сухой, но совершенно необходимой статистики…
Это была последняя фраза, которую я от него услышал.
… Зато увидел, как ровно сорок три года тому назад удивительно хорошенькая девятнадцатилетняя Фирочка Лифшиц, по паспорту Эсфирь Натановна, в миру – Эсфирь Анатольевна, учительница начальных классов шестьдесят третьей школы Куйбышевского района города Ленинграда, потеряла невинность. Была, так сказать, «дефлорирована»…
Причем произошло это всего через один час двадцать семь минут после того, как за папой Натаном Моисеевичем и мамой Любовью Абрамовной закрылась квартирная дверь и они отбыли на две недели в Дом отдыха Балтийского морского пароходства.
Из этого вовсе не следовало, что Натан Моисеевич был старым морским волком, избороздившим все акватории мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– В этом есть что-то армейское, – то ли подумал, то ли сказал я сквозь сон.
– Пожалуй, – согласился Ангел. – Если помните достаточно саркастичное описание загробно-райской системы у Твардовского в поэме «Теркин на том свете», то, смею вас заверить, Александр Трифонович очень верненько воссоздал подлинную небесную обстановку и схему отношений…
Я превозмог свой алкогольный анабиоз и склочно возразил:
– Для своего времени «Теркин на том свете» был очень смелой и превосходной пародией на всю бюрократическую систему советской власти. Не больше.
– И одновременно – точным слепком с нашего запредельного мира! Свидетельство этому мои самые яркие детские воспоминания, – «прозвучал» во мне Ангел.
– В каком же качестве вы там пребывали? Как «Сын святого полка»?
В жалком сонно-полупьяном состоянии я еще пытался острить.
– Нет, – спокойно ответил мне Ангел. – Я был одним из лучших учеников Школы Ангелов при третьей ступени третьей триады. Звучит несколько нелепо, но иначе и не скажешь.
– Забавненько… – пробормотал я.
– Обучали нас старые и опытные Ангелы, бывшие Хранители, которые в свое время по тем или иным причинам вынуждены были покинуть практику и перейти на преподавание. Кто по возрасту, кто и по здоровью… Чаще, конечно, по здоровью. Ибо работа с Людьми – труд невероятно тяжелый! От непосредственного общения с Человеком, от постоянных попыток оградить его от кучи мелких и больших неприятностей, порой и откровенно смертельных, нервное напряжение Ангелов-Хранителей обычно достигало тех критических точек, когда уже требовалась немедленная реабилитация. Это несмотря на то что два раза в год Ангелы-Хранители проходили обязательный курс диспансеризации и восстановительного оздоровления. Однако этого зачастую оказывалось недостаточно, и в конечном счете вымотанный, буквально отжатый и опустошенный Ангел-Хранитель был просто вынужден сменить поле деятельности… Кто-то вступал на канцелярско-административную тропу, кто-то – на преподавательскую работу в начальное и среднее отделение Школы Ангелов. В начальном учились совсем еще малолетки – готовили из них Амуров и Купидонов, а на среднее отбирали мальчиков от восьми до двенадцати. Ну, как в петербургскую хоровую капеллу… Мы были распределены по самым разным специализациям. В результате строгого психологического отбора с учетом необходимых физических данных я был зачислен на поток Ангелов-Хранителей.
Мне повезло. Я попал в класс одного удивительно интеллигентного и мудрого пожилого Ангела.
Спустя три года обучения, когда мне исполнилось уже одиннадцать, наш Мастер посчитал возможным обратиться Наверх с просьбой предоставить нескольким своим ученикам персональную практику Внизу. Причем совершенно адресную: за каждым из нас закреплялся какой-то один неблагополучный Человек, которому мы обязаны были хоть немного помочь в его бедственном положении. Естественно, в силу наших юных ученических возможностей.
После чудовищно долгих согласований и откровенной волокиты, которые показались нам вечностью, разрешение на практику было все-таки получено. До сих пор считаю, что тут сработал безупречный авторитет нашего Мастера – бывшего заслуженного Ангела-Хранителя.
Для каждого из нас, удостоенных доверия Всевышнего Ангельского Ученого Совета, было определено место практики на Земле и конкретная фигура опекаемого…
* * *
… Вот когда я, старый, вышедший в тираж киносценарист, вдруг впервые понял, что не только слышу то, что рассказывает мне Ангел, но и вижу это!
Возникло ощущение, будто сижу я в маленьком студийном просмотровом зальчике вместе с режиссером и монтажницей и смотрю отcнятый, но еще не смонтированный материал к фильму, который делается по моему сценарию…
Но вот что дивно – так как это был все-таки не мой сценарий и какие-то детали мне были не очень ясны, то я их видел в черно-белом изображении!.. А в наиболее ярких кусках рассказа Ангела, где мне было все абсолютно понятно, изображение становилось интенсивно цветным и достаточно стабильным…
Например, мне даже причудилось, что Школу Ангелов я увидел в светло-голубовато-солнечных тонах, где детсадовская малышня, Амурчики и Купидоны (по-моему, это вообще-то одно и то же…) в розовых хитончиках, гоняется друг за другом со своими красными игрушечными луками. И в стремлении двигаться быстрее помогает себе частыми взмахами небольших крылышек!..
… Потом возникло еще одно странноватенькое ощущение – какая-то смесь Виденного, Слышанного и… Читаемого!..
Тут я совсем запутался…
А еще… Но это было уже абсолютно невероятным!!!
А еще я неожиданно ощутил, как эта история вдруг стала зарождаться внутри меня самого – будто бы я сам ее придумываю, да так легко, гладенько – без обычных моих сочинительских мучений…
Словно она сама стала складываться у меня в мозгу, а может быть, сидела там издавна, ожидая своей очереди, когда я начисто разделаюсь с денежно-издательскими и киношными обязательствами и она сможет беспрепятственно увидеть свет и пролиться…
Куда?! На бумагу? На экран?.. Или просто возникнуть в моем сознании этаким «бездоговорным», непродаваемым сюжетом в единственном экземпляре? Без права на тираж.
Но вот что поразительно! В то же время я знал, что лежу в спальном вагоне «Красной стрелы» и что сейчас глубокая ночь, и глаза у меня закрыты, и мы мчимся сквозь черное время из Москвы в Ленинград.
И вместе со мной в купе, в какой-то легкомысленной цветастой пижамке, следует некий поразительный тип, назвавший себя Ангелом-Хранителем…
– А теперь… – каким-то образом его голос проник в мое плывущее сознание, – для уяснения вами всех последующих событий я позволю себе небольшой экскурс в прошлое и немного сухой, но совершенно необходимой статистики…
Это была последняя фраза, которую я от него услышал.
… Зато увидел, как ровно сорок три года тому назад удивительно хорошенькая девятнадцатилетняя Фирочка Лифшиц, по паспорту Эсфирь Натановна, в миру – Эсфирь Анатольевна, учительница начальных классов шестьдесят третьей школы Куйбышевского района города Ленинграда, потеряла невинность. Была, так сказать, «дефлорирована»…
Причем произошло это всего через один час двадцать семь минут после того, как за папой Натаном Моисеевичем и мамой Любовью Абрамовной закрылась квартирная дверь и они отбыли на две недели в Дом отдыха Балтийского морского пароходства.
Из этого вовсе не следовало, что Натан Моисеевич был старым морским волком, избороздившим все акватории мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74