..
Вот какие страсти бушевали вокруг Леши и Гриши, сидевших внутри роскошного белого лимузина…
Гриша уже пришел в себя, вовсю хлебал лимузинный коньяк и лихорадочно перелистывал потную, мятую газету.
– Это же фантастика! – восклицал он в совершеннейшем восторге. – Я держу в руках вечернюю газету, которая еще не вышла из типографии! Невероятно!..
– Вероятно, – тихо сказал Лешка. – Я ее держал на груди еще со вчерашнего вечера.
Гриша расхохотался, сунул Лешке под нос смятую газету:
– Оно и видно! Не, Леха, тебе явно кто-то ворожит, шоб я так жил!..
Вся колонна остановилась и замерла перед красным сигналом светофора при пересечении с окружной ландштрассе.
– Это же потрясающе! – кричал Гриша. – Мы с тобой уже сейчас можем узнать все, что произойдет сегодня вечером! Ручаюсь, что они не забудут про наш выигрыш! Нет, это что-то особенное… Гляди!
Гриша ткнул пальцем в какую-то страницу:
– «Сегодня, десятого августа, в семь часов тридцать минут начинаются гастроли знаменитого мюнхенского цирка „Крона“ с международной программой цирковых звезд всего мира…» Айда вечером в цирк, Леха?
– Нет. Неизвестно, сколько мы еще в банке провозимся… А завтра поутру в Бонн, в посольство ехать нужно.
– Как скажешь, – легко согласился Гриша. – Читаем дальше…
Красный светофор сменился на желтый, затем на зеленый, и вся процессия медленно двинулась через перекресток ландштрассе.
Первой стала пересекать дорогу полицейская машина с мигалками, за ней – инкассаторский броневик, потом парочка мотоциклистов…
– Отдел происшествий, Леха!.. Сдохнуть можно… Кого-то ограбили… сгорел дом депутата бундестага – подозревается умышленный поджог… – прихлебывая коньяк, читал Гриша отдел будущих городских происшествий. – Представляешь, Леха? Тот чувак еще не ограблен, у депутата еще никакого пожара, а мы уже знаем, чего с ними будет?.. Во где цирк! Слушай дальше: «Сегодня вечером, возвращаясь с ипподрома с небывалым в истории рысистых бегов выигрышем, двое русских эмигрантов – А. С. – 25 лет и Г. Г. – 31 год…» Это про нас, про нас, Леха!..
НЕПРЕРЫВНО СИГНАЛЯ И МИГАЯ ВСЕМИ СВОИМИ ФАРАМИ, ПО ОБОЧИНЕ ЛАНДШТРАССЕ МЧАЛСЯ ОГРОМНЫЙ БЕНЗОВОЗ ФИРМЫ «АРАЛ» С ШЕСТЬЮДЕСЯТЬЮ ТОННАМИ БЕНЗИНА В ГИГАНТСКОЙ СТАЛЬНОЙ БОЧКЕ…
– «… На перекрестке окружной ландштрассе и дороги, ведущей к центру города…» – читал Гриша.
НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО НИКАКИХ ТОРМОЗОВ У ЭТОГО СТРАШНОГО БЕНЗОВОЗА! ЧТОБЫ НЕ ВРЕЗАТЬСЯ В СТОЯЩИЕ ПОД СВЕТОФОРОМ АВТОМОБИЛИ, ОН ПРОДОЛЖАЛ СВОЙ БЕГ ПО РЕЗЕРВНОЙ ЗОНЕ, ПО ОБОЧИНЕ, И…
– «…бензовоз фирмы „Арал“ с отказавшей тормозной системой не смог остановиться и на полном ходу врезался в наемный лимузин, в котором сидели русские пассажиры – А. С. и Г. Г.»…
Гриша ошеломленно посмотрел на Лешку и, еще не веря своим глазам, успел дочитать до конца:
– «Оба погибли».
Лешка закрыл глаза и откинулся на белоснежную кожаную спинку сиденья. Подумал: «Простите меня, родные мои…»
– Нет!!! Нет!!! Нет!.. – пронесся над перекрестком дикий мальчишеский крик. – Не-е-е-ет!!! Не смей!
НО В ТО ЖЕ МГНОВЕНИЕ РАЗДАЛСЯ СТРАШНЫЙ, СКРЕЖЕЩУЩИЙ, ВЗРЫВНОЙ УДАР!
НА ПОЛНОМ ХОДУ, ПОД ЗВУК СОБСТВЕННОГО ПАНИЧЕСКОГО СИГНАЛА, БЕНЗОВОЗ БЕЗЖАЛОСТНОЙ ЧУДОВИЩНОЙ ГИЛЬОТИНОЙ РАЗРУБИЛ ДЛИННЫЙ БЕЛЫЙ ЛИМУЗИН, КОТОРЫЙ ТУТ ЖЕ ПРЕВРАТИЛСЯ В БЕШЕНЫЙ, РВУЩИЙСЯ ВВЕРХ ФАКЕЛ…
… Последнее, что я видел в Том Времени, – это взлетающий вверх столб смертельного огня…
…а в самом верху этого жуткого костра из бензина, металла и людей, метрах в сорока над землей, где ослабевающие языки пламени уже теряли свои страшные переменчивые очертания, мне причудился тот самый светловолосый и голубоглазый мальчишка с Кайзер-брюкке, который еще совсем недавно бежал рядом с белым лимузином…
Только вместо рюкзачка теперь у него за спиной были большие белые крылья с темными, обгоревшими по краям перьями.
Сейчас мальчишка кругами ЛЕТАЛ над местом катастрофы, задыхался от дыма, кашлял, судорожно взмахивал опаленными крыльями, громко и безутешно плакал, грозил кулачком в бескрайнее Небо и с ненавистью кричал куда-то Вверх:
– За что?! За что, Господи?!! Как Ты мог?! Да будьте вы все прокляты!!!
* * *
Теперь я сознательно опускаю описание моих переходов из Одного Времени в Другое.
Столько раз я уже рассказывал о своих ощущениях, когда погружался в Прошлое или возвращался в Настоящее, такими значительными мне казались подробности моего физического и нервного состояния в момент этих перемещений во Времени, что иногда мои эгоцентрические стариковские переживания по этому сказочному поводу вдруг начинали превалировать над событиями, происходящими в то Время, ради которых Ангел и затевал эти мои дивные передвижения.
Однако к концу первой половины нашей невероятной «ночи с Ангелом» я неожиданно понял, как я был мелочен и эгоистичен в описании собственных неудобств при смене Времен в сравнении с теми событиями, которые разворачивались перед моими глазами в маленьком Ангельском «просмотровом зальчике»…
Я искренне устыдился такой неправомерности и решил воспользоваться, может быть, отнюдь не «прозаическим», но от этого не менее ценным элементом конструкции подобных вещей: обычным, жестким, совершенно кинематографическим «монтажным стыком». Резким уходом в ретроспекцию и таким же прямолинейным возвращением из нее в Настоящее Время.
… Мы еще долго молчали, лежа на своих диванчиках в купе скорого поезда под старинным советским названием «Красная стрела».
– Светает? – спросил я.
Ангел слегка отодвинул репсовую занавеску со своей стороны. Ответил глухо, грустно, негромко:
– Пока нет. Хотя ночи осталось совсем немного. Летом было бы уже вовсю светло.
Опять полежали молча. Слушали разные вагонные скрипы, перестук колес под полом. А еще каждый вслушивался в самого себя.
– Где его похоронили? – наконец решился спросить я.
Ангел пожал плечами:
– Нигде. Нечего там было хоронить, Владим Владимыч. Вы же сами видели…
«Старый кретин! – обругал я себя. – Кто угодно мог задать такой идиотский вопрос, но не ты… В сорок третьем тебя так быстро научили взрывать и убивать, и ты так долго этим занимался во славу Отечества и еще чью-то славу, что мог бы припомнить, как это все должно выглядеть после такого столкновения и взрыва…»
Ангел незамедлительно откликнулся на мой мысленный укор себе:
– Не расстраивайтесь, Владимир Владимирович. Нелепые вопросы, которые мы часто задаем при столь очевидных событиях, – простейшая форма подсознательной защитной реакции.
Я нервно закурил сигарету.
Ангел снова «выставил» невидимую защиту своей половины купе от моего дыма, сказал, будто продолжил прерванное на секунду плавное течение собственного рассказа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Вот какие страсти бушевали вокруг Леши и Гриши, сидевших внутри роскошного белого лимузина…
Гриша уже пришел в себя, вовсю хлебал лимузинный коньяк и лихорадочно перелистывал потную, мятую газету.
– Это же фантастика! – восклицал он в совершеннейшем восторге. – Я держу в руках вечернюю газету, которая еще не вышла из типографии! Невероятно!..
– Вероятно, – тихо сказал Лешка. – Я ее держал на груди еще со вчерашнего вечера.
Гриша расхохотался, сунул Лешке под нос смятую газету:
– Оно и видно! Не, Леха, тебе явно кто-то ворожит, шоб я так жил!..
Вся колонна остановилась и замерла перед красным сигналом светофора при пересечении с окружной ландштрассе.
– Это же потрясающе! – кричал Гриша. – Мы с тобой уже сейчас можем узнать все, что произойдет сегодня вечером! Ручаюсь, что они не забудут про наш выигрыш! Нет, это что-то особенное… Гляди!
Гриша ткнул пальцем в какую-то страницу:
– «Сегодня, десятого августа, в семь часов тридцать минут начинаются гастроли знаменитого мюнхенского цирка „Крона“ с международной программой цирковых звезд всего мира…» Айда вечером в цирк, Леха?
– Нет. Неизвестно, сколько мы еще в банке провозимся… А завтра поутру в Бонн, в посольство ехать нужно.
– Как скажешь, – легко согласился Гриша. – Читаем дальше…
Красный светофор сменился на желтый, затем на зеленый, и вся процессия медленно двинулась через перекресток ландштрассе.
Первой стала пересекать дорогу полицейская машина с мигалками, за ней – инкассаторский броневик, потом парочка мотоциклистов…
– Отдел происшествий, Леха!.. Сдохнуть можно… Кого-то ограбили… сгорел дом депутата бундестага – подозревается умышленный поджог… – прихлебывая коньяк, читал Гриша отдел будущих городских происшествий. – Представляешь, Леха? Тот чувак еще не ограблен, у депутата еще никакого пожара, а мы уже знаем, чего с ними будет?.. Во где цирк! Слушай дальше: «Сегодня вечером, возвращаясь с ипподрома с небывалым в истории рысистых бегов выигрышем, двое русских эмигрантов – А. С. – 25 лет и Г. Г. – 31 год…» Это про нас, про нас, Леха!..
НЕПРЕРЫВНО СИГНАЛЯ И МИГАЯ ВСЕМИ СВОИМИ ФАРАМИ, ПО ОБОЧИНЕ ЛАНДШТРАССЕ МЧАЛСЯ ОГРОМНЫЙ БЕНЗОВОЗ ФИРМЫ «АРАЛ» С ШЕСТЬЮДЕСЯТЬЮ ТОННАМИ БЕНЗИНА В ГИГАНТСКОЙ СТАЛЬНОЙ БОЧКЕ…
– «… На перекрестке окружной ландштрассе и дороги, ведущей к центру города…» – читал Гриша.
НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО НИКАКИХ ТОРМОЗОВ У ЭТОГО СТРАШНОГО БЕНЗОВОЗА! ЧТОБЫ НЕ ВРЕЗАТЬСЯ В СТОЯЩИЕ ПОД СВЕТОФОРОМ АВТОМОБИЛИ, ОН ПРОДОЛЖАЛ СВОЙ БЕГ ПО РЕЗЕРВНОЙ ЗОНЕ, ПО ОБОЧИНЕ, И…
– «…бензовоз фирмы „Арал“ с отказавшей тормозной системой не смог остановиться и на полном ходу врезался в наемный лимузин, в котором сидели русские пассажиры – А. С. и Г. Г.»…
Гриша ошеломленно посмотрел на Лешку и, еще не веря своим глазам, успел дочитать до конца:
– «Оба погибли».
Лешка закрыл глаза и откинулся на белоснежную кожаную спинку сиденья. Подумал: «Простите меня, родные мои…»
– Нет!!! Нет!!! Нет!.. – пронесся над перекрестком дикий мальчишеский крик. – Не-е-е-ет!!! Не смей!
НО В ТО ЖЕ МГНОВЕНИЕ РАЗДАЛСЯ СТРАШНЫЙ, СКРЕЖЕЩУЩИЙ, ВЗРЫВНОЙ УДАР!
НА ПОЛНОМ ХОДУ, ПОД ЗВУК СОБСТВЕННОГО ПАНИЧЕСКОГО СИГНАЛА, БЕНЗОВОЗ БЕЗЖАЛОСТНОЙ ЧУДОВИЩНОЙ ГИЛЬОТИНОЙ РАЗРУБИЛ ДЛИННЫЙ БЕЛЫЙ ЛИМУЗИН, КОТОРЫЙ ТУТ ЖЕ ПРЕВРАТИЛСЯ В БЕШЕНЫЙ, РВУЩИЙСЯ ВВЕРХ ФАКЕЛ…
… Последнее, что я видел в Том Времени, – это взлетающий вверх столб смертельного огня…
…а в самом верху этого жуткого костра из бензина, металла и людей, метрах в сорока над землей, где ослабевающие языки пламени уже теряли свои страшные переменчивые очертания, мне причудился тот самый светловолосый и голубоглазый мальчишка с Кайзер-брюкке, который еще совсем недавно бежал рядом с белым лимузином…
Только вместо рюкзачка теперь у него за спиной были большие белые крылья с темными, обгоревшими по краям перьями.
Сейчас мальчишка кругами ЛЕТАЛ над местом катастрофы, задыхался от дыма, кашлял, судорожно взмахивал опаленными крыльями, громко и безутешно плакал, грозил кулачком в бескрайнее Небо и с ненавистью кричал куда-то Вверх:
– За что?! За что, Господи?!! Как Ты мог?! Да будьте вы все прокляты!!!
* * *
Теперь я сознательно опускаю описание моих переходов из Одного Времени в Другое.
Столько раз я уже рассказывал о своих ощущениях, когда погружался в Прошлое или возвращался в Настоящее, такими значительными мне казались подробности моего физического и нервного состояния в момент этих перемещений во Времени, что иногда мои эгоцентрические стариковские переживания по этому сказочному поводу вдруг начинали превалировать над событиями, происходящими в то Время, ради которых Ангел и затевал эти мои дивные передвижения.
Однако к концу первой половины нашей невероятной «ночи с Ангелом» я неожиданно понял, как я был мелочен и эгоистичен в описании собственных неудобств при смене Времен в сравнении с теми событиями, которые разворачивались перед моими глазами в маленьком Ангельском «просмотровом зальчике»…
Я искренне устыдился такой неправомерности и решил воспользоваться, может быть, отнюдь не «прозаическим», но от этого не менее ценным элементом конструкции подобных вещей: обычным, жестким, совершенно кинематографическим «монтажным стыком». Резким уходом в ретроспекцию и таким же прямолинейным возвращением из нее в Настоящее Время.
… Мы еще долго молчали, лежа на своих диванчиках в купе скорого поезда под старинным советским названием «Красная стрела».
– Светает? – спросил я.
Ангел слегка отодвинул репсовую занавеску со своей стороны. Ответил глухо, грустно, негромко:
– Пока нет. Хотя ночи осталось совсем немного. Летом было бы уже вовсю светло.
Опять полежали молча. Слушали разные вагонные скрипы, перестук колес под полом. А еще каждый вслушивался в самого себя.
– Где его похоронили? – наконец решился спросить я.
Ангел пожал плечами:
– Нигде. Нечего там было хоронить, Владим Владимыч. Вы же сами видели…
«Старый кретин! – обругал я себя. – Кто угодно мог задать такой идиотский вопрос, но не ты… В сорок третьем тебя так быстро научили взрывать и убивать, и ты так долго этим занимался во славу Отечества и еще чью-то славу, что мог бы припомнить, как это все должно выглядеть после такого столкновения и взрыва…»
Ангел незамедлительно откликнулся на мой мысленный укор себе:
– Не расстраивайтесь, Владимир Владимирович. Нелепые вопросы, которые мы часто задаем при столь очевидных событиях, – простейшая форма подсознательной защитной реакции.
Я нервно закурил сигарету.
Ангел снова «выставил» невидимую защиту своей половины купе от моего дыма, сказал, будто продолжил прерванное на секунду плавное течение собственного рассказа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74