«Сионисты подбросили и тебе твоего первого муженька»426. Слова эти преподносятся так, как будто Сталин уже в 1944 году думал нечто подобное и хотя по тем или иным причинам не воспрепятствовал тому, что его восемнадцатилетняя дочь попалась на удочку «сионистов», спустя три года, весной 1947-го, все же будто бы заставил ее порвать с Морозовым.
Однако перед нами заведомая фальсификация, ибо Светлана Иосифовна со всей определенностью сообщила, что приведенные слова Сталин произнес «некоторое время спустя» после ареста жены Молотова П. С. Жемчужиной (Карповской) 21 января и С. А. Лозовского 26 января 1949 года, а вовсе не весной 1947-го (и, тем более, не 1944-го). К январю 1949-го политическая ситуация была уже совершенно иной.
Характерна «версия», преподнесенная в воспоминаниях Хрущева, стремившегося всячески «дискредитировать» Сталина, а себя представить беззаветным «юдофилом». Он говорил о муже Светланы Иосифовны: «Некоторое время Сталин его терпел… Потом разгорелся приступ антисемитизма у Сталина, и она была вынуждена развестись с Морозовым. Он умный человек, хороший специалист, имеет ученую степень доктора экономических наук, настоящий советский человек»427.
Слухи подобного рода распространялись и ранее, и Светлана Иосифовна в сочинении, написанном в 1963 году и опубликованном в 1967-м, сообщив, что отец не возражал против ее брака, вместе с тем добавила: "Он ни разу не встретился с моим первым мужем и твердо сказал, что этого не будет. «Слишком он расчетлив, твой молодой человек…», — говорил он мне. «Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют — а он, видишь, в тылу окопался…» (цит. соч., с.174, 175), — то есть дело вовсе не в национальности Морозова.
При этом не следует забывать, что оба сталинских сына не уклонялись от фронта, а ведь Морозов был одноклассником Василия Сталина (отсюда и сближение с сестрой последнего), ему исполнилось в 1941-м 20 лет, но вместо армии он сумел устроиться в московскую милицию, точнее в ГАИ, что давало так называемую бронь428. Двоюродный брат (по линии матери) Светланы Иосифовны, В. Ф. Аллилуев, свидетельствовал впоследствии: "Опасения Сталина о «расчетливости» (Морозова. — В.К. ) стали подтверждаться. Светланину квартиру заполнили родственники мужа, они докучали ей своими просьбами и требованиями… В итоге отношения между супругами стали охлаждаться" (там же, с.178).
«Расчетливость» в самом деле была неординарной. Автор популярного сочинения «Номенклатура», перебежчик М. Восленский, который сам принадлежал до бегства из СССР к номенклатуре и был о многом осведомлен (кстати, он ни в коей мере не антисемит, а совсем даже наоборот), констатировал, что «с завидным упорством рвался в номенклатуру Григорий Морозов — первый муж Светланы Сталиной, безуспешно пытавшийся потом, уже 45-летним мужчиной, жениться на дочери Громыко. Женился на ней профессор Пирадов, которого называют „профессиональным мужем“: первой его женой была дочь Орджоникидзе, благодаря браку с которой он был откомандирован с весьма не нравившегося ему советско-германского фронта и направлен в Высшую Дипломатическую Школу»429 (многозначительный намек, ибо и Морозов вместо фронта поступил в Московский институт международных отношений).
Тем не менее едва ли не в каждом сочинении, где заходит речь о пресловутом «антисемитизме» Сталина, «сообщается» — причем в качестве одного из важнейших «доводов» — о том, что вождь заставил свою дочь порвать с евреем Морозовым. И делается это несмотря на то, что сама дочь Сталина категорически опровергла подобные слухи в изданном еще в 1967 году тексте: «Мы расстались весной 1947 года — прожив три года — по причинам личного порядка, и тем удивительнее было мне слышать позже, будто отец настоял на разводе, будто он этого потребовал» (цит. соч., с.176). В. Ф. Аллилуев поведал, как одна из родственниц, которой Светлана Иосифовна сообщила в начале 1947 года о своем близящемся разводе с Морозовым, предположив, что "за этим стоит воля отца, неосторожно воскликнула, намекая на перенесенный (в 1946 году. — В.К. ) Сталиным инсульт: «Что, твой папочка совсем выжил из ума?» — «Да нет, отец тут ни при чем, он еще ничего и не знает об этом. Так решила я»430.
Если вдуматься, уже сам по себе тот факт, что едва ли не все сочинения, в которых говорится об «антисемитизме» Сталина, используют такой шаткий, такой сомнительный «аргумент», как очерченная выше история первого замужества его дочери, ясно говорит о сомнительности подобных сочинений в целом.
И, кстати сказать, евреями были не только муж Светланы Иосифовны, но и все руководившие ее образованием профессора-историки — И. С. Звавич, Л. И. Зубок и А. С. Ерусалимский. Допустим, Сталин не захотел препятствовать браку дочери с человеком, которого она полюбила. Но уж внушить ей, что необходимо избрать других преподавателей, ему, если бы он в самом деле был антисемитом, ничего не стоило.
Вместе с тем в 1949 году наставники «августейшей» дочери Звавич и Зубок подверглись суровым гонениям, и именно тогда Сталин сказал и о Морозове, что его-де «подбросили сионисты». И для понимания такого оборота дела необходимо уяснить, что рубеж 1948-1949 годов был очень существенным рубежом в политике и идеологии.
* * *
Этот рубеж нераздельно связан с созданием в мае 1948 года государства Израиль, можно даже сказать, всецело порожден этим событием, имевшим чрезвычайно значительные последствия для мировой политики в целом. Во многих сочинениях утверждается, что возникновение Израиля и его роль на международной арене явились всего лишь поводом для тех или иных «противоеврейских» акций в СССР, которые готовились-де еще в годы войны или даже раньше, но в силу каких-то причин не были реализованы вплоть до конца 1948 года — когда стала ясной истинная направленность созданного в Палестине еврейского государства. Речь при этом идет главным образом о различный секретных документах 1943 — начала 1948 годов, в которых более или менее негативно характеризовалась деятельность каких-либо людей еврейского происхождения, — особенно в рамках Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), начало которому было положено на состоявшемся в Москве 24 августа 1941 года транслировавшемся по радио митинге; к весне 1942 года ЕАК оформился как весьма влиятельная организация.
Однако всякого рода слежка, постоянная «бдительность» и даже «планирование» репрессивных акций против «подозреваемых» были неотъемлемыми «особенностями» послереволюционных десятилетий, и далеко не все подобного рода «инициативы» имели практические последствия. И нет оснований полагать, что тот или иной «компромат» на деятелей ЕАК представлял для них реальную угрозу до конца 1948 года; перед нами своего рода рутинное занятие органов НКГБ-МГБ, а также ЦК ВКП(б).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Однако перед нами заведомая фальсификация, ибо Светлана Иосифовна со всей определенностью сообщила, что приведенные слова Сталин произнес «некоторое время спустя» после ареста жены Молотова П. С. Жемчужиной (Карповской) 21 января и С. А. Лозовского 26 января 1949 года, а вовсе не весной 1947-го (и, тем более, не 1944-го). К январю 1949-го политическая ситуация была уже совершенно иной.
Характерна «версия», преподнесенная в воспоминаниях Хрущева, стремившегося всячески «дискредитировать» Сталина, а себя представить беззаветным «юдофилом». Он говорил о муже Светланы Иосифовны: «Некоторое время Сталин его терпел… Потом разгорелся приступ антисемитизма у Сталина, и она была вынуждена развестись с Морозовым. Он умный человек, хороший специалист, имеет ученую степень доктора экономических наук, настоящий советский человек»427.
Слухи подобного рода распространялись и ранее, и Светлана Иосифовна в сочинении, написанном в 1963 году и опубликованном в 1967-м, сообщив, что отец не возражал против ее брака, вместе с тем добавила: "Он ни разу не встретился с моим первым мужем и твердо сказал, что этого не будет. «Слишком он расчетлив, твой молодой человек…», — говорил он мне. «Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют — а он, видишь, в тылу окопался…» (цит. соч., с.174, 175), — то есть дело вовсе не в национальности Морозова.
При этом не следует забывать, что оба сталинских сына не уклонялись от фронта, а ведь Морозов был одноклассником Василия Сталина (отсюда и сближение с сестрой последнего), ему исполнилось в 1941-м 20 лет, но вместо армии он сумел устроиться в московскую милицию, точнее в ГАИ, что давало так называемую бронь428. Двоюродный брат (по линии матери) Светланы Иосифовны, В. Ф. Аллилуев, свидетельствовал впоследствии: "Опасения Сталина о «расчетливости» (Морозова. — В.К. ) стали подтверждаться. Светланину квартиру заполнили родственники мужа, они докучали ей своими просьбами и требованиями… В итоге отношения между супругами стали охлаждаться" (там же, с.178).
«Расчетливость» в самом деле была неординарной. Автор популярного сочинения «Номенклатура», перебежчик М. Восленский, который сам принадлежал до бегства из СССР к номенклатуре и был о многом осведомлен (кстати, он ни в коей мере не антисемит, а совсем даже наоборот), констатировал, что «с завидным упорством рвался в номенклатуру Григорий Морозов — первый муж Светланы Сталиной, безуспешно пытавшийся потом, уже 45-летним мужчиной, жениться на дочери Громыко. Женился на ней профессор Пирадов, которого называют „профессиональным мужем“: первой его женой была дочь Орджоникидзе, благодаря браку с которой он был откомандирован с весьма не нравившегося ему советско-германского фронта и направлен в Высшую Дипломатическую Школу»429 (многозначительный намек, ибо и Морозов вместо фронта поступил в Московский институт международных отношений).
Тем не менее едва ли не в каждом сочинении, где заходит речь о пресловутом «антисемитизме» Сталина, «сообщается» — причем в качестве одного из важнейших «доводов» — о том, что вождь заставил свою дочь порвать с евреем Морозовым. И делается это несмотря на то, что сама дочь Сталина категорически опровергла подобные слухи в изданном еще в 1967 году тексте: «Мы расстались весной 1947 года — прожив три года — по причинам личного порядка, и тем удивительнее было мне слышать позже, будто отец настоял на разводе, будто он этого потребовал» (цит. соч., с.176). В. Ф. Аллилуев поведал, как одна из родственниц, которой Светлана Иосифовна сообщила в начале 1947 года о своем близящемся разводе с Морозовым, предположив, что "за этим стоит воля отца, неосторожно воскликнула, намекая на перенесенный (в 1946 году. — В.К. ) Сталиным инсульт: «Что, твой папочка совсем выжил из ума?» — «Да нет, отец тут ни при чем, он еще ничего и не знает об этом. Так решила я»430.
Если вдуматься, уже сам по себе тот факт, что едва ли не все сочинения, в которых говорится об «антисемитизме» Сталина, используют такой шаткий, такой сомнительный «аргумент», как очерченная выше история первого замужества его дочери, ясно говорит о сомнительности подобных сочинений в целом.
И, кстати сказать, евреями были не только муж Светланы Иосифовны, но и все руководившие ее образованием профессора-историки — И. С. Звавич, Л. И. Зубок и А. С. Ерусалимский. Допустим, Сталин не захотел препятствовать браку дочери с человеком, которого она полюбила. Но уж внушить ей, что необходимо избрать других преподавателей, ему, если бы он в самом деле был антисемитом, ничего не стоило.
Вместе с тем в 1949 году наставники «августейшей» дочери Звавич и Зубок подверглись суровым гонениям, и именно тогда Сталин сказал и о Морозове, что его-де «подбросили сионисты». И для понимания такого оборота дела необходимо уяснить, что рубеж 1948-1949 годов был очень существенным рубежом в политике и идеологии.
* * *
Этот рубеж нераздельно связан с созданием в мае 1948 года государства Израиль, можно даже сказать, всецело порожден этим событием, имевшим чрезвычайно значительные последствия для мировой политики в целом. Во многих сочинениях утверждается, что возникновение Израиля и его роль на международной арене явились всего лишь поводом для тех или иных «противоеврейских» акций в СССР, которые готовились-де еще в годы войны или даже раньше, но в силу каких-то причин не были реализованы вплоть до конца 1948 года — когда стала ясной истинная направленность созданного в Палестине еврейского государства. Речь при этом идет главным образом о различный секретных документах 1943 — начала 1948 годов, в которых более или менее негативно характеризовалась деятельность каких-либо людей еврейского происхождения, — особенно в рамках Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), начало которому было положено на состоявшемся в Москве 24 августа 1941 года транслировавшемся по радио митинге; к весне 1942 года ЕАК оформился как весьма влиятельная организация.
Однако всякого рода слежка, постоянная «бдительность» и даже «планирование» репрессивных акций против «подозреваемых» были неотъемлемыми «особенностями» послереволюционных десятилетий, и далеко не все подобного рода «инициативы» имели практические последствия. И нет оснований полагать, что тот или иной «компромат» на деятелей ЕАК представлял для них реальную угрозу до конца 1948 года; перед нами своего рода рутинное занятие органов НКГБ-МГБ, а также ЦК ВКП(б).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136