Так делайте с ними, что знаете!
Сев на скамью, стоявшую неподалеку, дон Порфирио усадил подле себя Твердую Руку и приказал привести пленников, что и было немедленно исполнено краснокожими, пришедшими с Твердой Рукой.
В продолжение нескольких минут асиендадо внимательно разглядывал стоявших перед ним людей. Первые шесть человек ничем особенным не отличались: это были заурядные пограничные бродяги самого низшего разбора, просто дикие животные, готовые на любые преступления за деньги: грубые орудия чужого злого умысла. Их нечего было допрашивать, так как, вероятно, сами они не знали о намерениях своих вождей. Совершенно иного рода был седьмой пленник. То был индеец, — но не чистой крови, а метис самбо со свирепым лицом, угрюмом взглядом, с подлым, лукавым выражением неправильных, грубых черт. Это, очевидно, был глава и предводитель шайки.
— Уверены вы в ваших воинах, друг мой? — шепотом спросил дон Порфирио своего приятеля.
— Как в самом себе! Все они преданы мне.
— Прекрасно!
Дон Порфирио так пристально взглянул на стоявшего перед ним разбойника, что тот невольно должен был отвернуться.
— Я — владелец этой асиенды и, как вам должно быть известно, алькальд на своей земле! Предлагаю вам отвечать на мои вопросы! — проговорил он, обращаясь к пленникам.
— Мне нечего отвечать! — с грубым смехом, пожимая плечами, отозвался бандит.
— Ну, это мы увидим! С какой целью прокрались вы ночью с оружием в руках на мою асиенду?
— Напрасно спрашиваете: все равно вы ничего не узнаете, даже моего имени!
— В самом деле?
— Я в этом уверен; я в первый раз в этой стране, и здесь меня никто не знает! Меня вы никогда раньше не видали и даже не знаете, откуда я явился!
— Лжете! — спокойно возразил дон Порфирио. — Я знаю, что вы живете в этой стране, сеньор Наранха!
— Эге! Какое имя вы произнесли! — удивленно воскликнул Наранха, так как это был, действительно, он.
— Ваше прозвище, под которым вы скрываете ваше настоящее имя, сеньор Эуфемио Каброн! — иронически ответил асиендадо.
Негодяй смутился и потерял всю свою нахальную самоуверенность: бледное лицо его исказили конвульсивные подергивания, холодный пот выступил на лбу.
— Он знает мое имя! Он его знает! — с ужасом прошептал Наранха.
— Мало того, я еще знаю многое! — насмешливо продолжал дон Порфирио. — С самого момента, как вы покинули столицу, я не терял вас из виду. Каково вам теперь живется в этом жалком ранчо дель-Лагарто?
— А, за мной следили! — воскликнул он, не подумав даже о том, что говорит.
— Да, шаг за шагом! Вы полагаете, что можете считать себя неуязвимыми, но я говорю вам, что все знаю, даже таинственное совещание сегодня утром в лесу с вашими достойными сообщниками, знаю, и зачем вы явились сюда.
— Ну, этому позвольте не поверить! — насмешливо уронил Наранха, пожимая плечами.
— Вы собирались предательски убить меня и дона Торрибио де Ньебласа.
— Нет, его я должен был пощадить: таково строжайшее предписание.
— Правда ли это?
— Клянусь Гваделупской Божией Матерью: если он умрет, умрет и она, а мой господин не хочет этого!
— Прекрасно! Но скажите, кто приказал вам убить меня?
— Раз вам все известно, — иронически заметил бандит, — вы должны знать и это.
— Вы утверждаете, что не знаете меня. Как же вы можете меня ненавидеть?
— Я ненавижу вас за то, что вы враг… Впрочем, я ничего не скажу вам; не хочу отвечать — и все!
— Ваши ответы, в сущности, мне безразличны: вряд ли вы могли бы сообщить мне что-нибудь новое.
Самбо презрительно улыбнулся.
— Не знаю, какими путями вам удалось узнать все то, что вы мне сказали, но что касается последнего вопроса, то, если только сам черт не сообщил вам этого, вы не можете знать!
— Глупец! Вы так уверены в этом потому, что вы с господином заперлись в комнате, когда он отдавал вам шепотом приказание.
— Да, может быть, и потому, а может быть, и по какой-либо другой причине…
На этот раз дон Порфирио пожал плечами.
— Знайте, сеньор Наранха, что и мои агенты не хуже агентов общества платеадос, что они видят и слышат сквозь стены, и несмотря на все предосторожности, принимаемые сеньором доном Хуаном Мануэлем Андраде де Линарес-и-Гуайтимотцином, им известно все.
— О! Имя моего господина! Они и это знают! — воскликнул, бледнея, бандит.
— Вы видите, мне все известно!
— Нет, не все! — с торжествующим видом воскликнул Наранха. — Хоть дьявол и сообщил вам имя моего господина, все же вы не смеете бесчестить его! Я все равно в ваших руках, вы сделаете со мной все, что вам будет угодно, — ведь, попадись вы в мои руки, я бы тоже не пощадил вас. Но он!.. Знайте же, что мой господин — кабальеро, и честь его ничем не запятнана. Он не приказывал мне убивать вас, а только похитить — вас и этого дона Торрибио. Убить вас я решил сам, так как желал раз и навсегда избавить своего господина от заклятого врага.
— Ложь!
— Нет, это не ложь, и я почти уверен, что, убей я вас, мой господин всадил бы мне самому пулю в лоб за непрошеную услугу!
— Если так, то зачем же вы явились сюда с этой вооруженной шайкой?
— Чтобы похитить вас и этого дона Торрибио де Ньебласа.
— Похитить? С какой целью?
— Это мне неизвестно. Господин мой приказывает, а я исполняю, не справляясь о смысле и значении его приказаний.
— Так он приказал вам похитить меня и моего гостя, — и ничего более?
— Нет. Мой господин, как и вы, принадлежит к индейской расе, но более чистой и благородной, чем вы, — и он послал меня снести вам окровавленные стрелы, как того требует обычай. Эти стрелы я положил на первую ступеньку того высокого крыльца, с которого спускаются в сад; там вы и найдете их!
— Я их не видал!
— Да вы и не могли их видеть, потому что я положил их уже после того, как вы спустились в сад: я шел за вами следом все время!
— Почему же вы тогда не убили меня? Ведь, я был один и без оружия?
— Я хотел было это сделать, но потом одумался: я сообразил, что вы спешите к тому, кто вызвал вас сигналом, и хотел подслушать разговор, выведать вашу тайну и воспользоваться ею в интересах моего господина. Кроме того, я положительно не знал, сколько человек находится в засаде в этом огромном темном саду, и опасался сам быть атакованным с минуты на минуту, а потому и соблюдал всевозможную осторожность.
— Так в тот самый момент, когда вы, крадучись, положили на ступеньки моего крыльца окровавленные стрелы, вы уже начали свои враждебные действия против меня?! Так это та индейская война, которую мне предлагает ваш господин?
— Мой господин, знатнейший из индейцев, единственных законных обладателей Мексики, желая окончательно разрешить вашу двадцатилетнюю вражду, честно предупреждает о том, что вступает в открытый бой. Он дает вам пятнадцать
дней перемирия, а затем, по прошествии этого срока, будет уже на вашей земле, — и тогда пусть Бог рассудит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Сев на скамью, стоявшую неподалеку, дон Порфирио усадил подле себя Твердую Руку и приказал привести пленников, что и было немедленно исполнено краснокожими, пришедшими с Твердой Рукой.
В продолжение нескольких минут асиендадо внимательно разглядывал стоявших перед ним людей. Первые шесть человек ничем особенным не отличались: это были заурядные пограничные бродяги самого низшего разбора, просто дикие животные, готовые на любые преступления за деньги: грубые орудия чужого злого умысла. Их нечего было допрашивать, так как, вероятно, сами они не знали о намерениях своих вождей. Совершенно иного рода был седьмой пленник. То был индеец, — но не чистой крови, а метис самбо со свирепым лицом, угрюмом взглядом, с подлым, лукавым выражением неправильных, грубых черт. Это, очевидно, был глава и предводитель шайки.
— Уверены вы в ваших воинах, друг мой? — шепотом спросил дон Порфирио своего приятеля.
— Как в самом себе! Все они преданы мне.
— Прекрасно!
Дон Порфирио так пристально взглянул на стоявшего перед ним разбойника, что тот невольно должен был отвернуться.
— Я — владелец этой асиенды и, как вам должно быть известно, алькальд на своей земле! Предлагаю вам отвечать на мои вопросы! — проговорил он, обращаясь к пленникам.
— Мне нечего отвечать! — с грубым смехом, пожимая плечами, отозвался бандит.
— Ну, это мы увидим! С какой целью прокрались вы ночью с оружием в руках на мою асиенду?
— Напрасно спрашиваете: все равно вы ничего не узнаете, даже моего имени!
— В самом деле?
— Я в этом уверен; я в первый раз в этой стране, и здесь меня никто не знает! Меня вы никогда раньше не видали и даже не знаете, откуда я явился!
— Лжете! — спокойно возразил дон Порфирио. — Я знаю, что вы живете в этой стране, сеньор Наранха!
— Эге! Какое имя вы произнесли! — удивленно воскликнул Наранха, так как это был, действительно, он.
— Ваше прозвище, под которым вы скрываете ваше настоящее имя, сеньор Эуфемио Каброн! — иронически ответил асиендадо.
Негодяй смутился и потерял всю свою нахальную самоуверенность: бледное лицо его исказили конвульсивные подергивания, холодный пот выступил на лбу.
— Он знает мое имя! Он его знает! — с ужасом прошептал Наранха.
— Мало того, я еще знаю многое! — насмешливо продолжал дон Порфирио. — С самого момента, как вы покинули столицу, я не терял вас из виду. Каково вам теперь живется в этом жалком ранчо дель-Лагарто?
— А, за мной следили! — воскликнул он, не подумав даже о том, что говорит.
— Да, шаг за шагом! Вы полагаете, что можете считать себя неуязвимыми, но я говорю вам, что все знаю, даже таинственное совещание сегодня утром в лесу с вашими достойными сообщниками, знаю, и зачем вы явились сюда.
— Ну, этому позвольте не поверить! — насмешливо уронил Наранха, пожимая плечами.
— Вы собирались предательски убить меня и дона Торрибио де Ньебласа.
— Нет, его я должен был пощадить: таково строжайшее предписание.
— Правда ли это?
— Клянусь Гваделупской Божией Матерью: если он умрет, умрет и она, а мой господин не хочет этого!
— Прекрасно! Но скажите, кто приказал вам убить меня?
— Раз вам все известно, — иронически заметил бандит, — вы должны знать и это.
— Вы утверждаете, что не знаете меня. Как же вы можете меня ненавидеть?
— Я ненавижу вас за то, что вы враг… Впрочем, я ничего не скажу вам; не хочу отвечать — и все!
— Ваши ответы, в сущности, мне безразличны: вряд ли вы могли бы сообщить мне что-нибудь новое.
Самбо презрительно улыбнулся.
— Не знаю, какими путями вам удалось узнать все то, что вы мне сказали, но что касается последнего вопроса, то, если только сам черт не сообщил вам этого, вы не можете знать!
— Глупец! Вы так уверены в этом потому, что вы с господином заперлись в комнате, когда он отдавал вам шепотом приказание.
— Да, может быть, и потому, а может быть, и по какой-либо другой причине…
На этот раз дон Порфирио пожал плечами.
— Знайте, сеньор Наранха, что и мои агенты не хуже агентов общества платеадос, что они видят и слышат сквозь стены, и несмотря на все предосторожности, принимаемые сеньором доном Хуаном Мануэлем Андраде де Линарес-и-Гуайтимотцином, им известно все.
— О! Имя моего господина! Они и это знают! — воскликнул, бледнея, бандит.
— Вы видите, мне все известно!
— Нет, не все! — с торжествующим видом воскликнул Наранха. — Хоть дьявол и сообщил вам имя моего господина, все же вы не смеете бесчестить его! Я все равно в ваших руках, вы сделаете со мной все, что вам будет угодно, — ведь, попадись вы в мои руки, я бы тоже не пощадил вас. Но он!.. Знайте же, что мой господин — кабальеро, и честь его ничем не запятнана. Он не приказывал мне убивать вас, а только похитить — вас и этого дона Торрибио. Убить вас я решил сам, так как желал раз и навсегда избавить своего господина от заклятого врага.
— Ложь!
— Нет, это не ложь, и я почти уверен, что, убей я вас, мой господин всадил бы мне самому пулю в лоб за непрошеную услугу!
— Если так, то зачем же вы явились сюда с этой вооруженной шайкой?
— Чтобы похитить вас и этого дона Торрибио де Ньебласа.
— Похитить? С какой целью?
— Это мне неизвестно. Господин мой приказывает, а я исполняю, не справляясь о смысле и значении его приказаний.
— Так он приказал вам похитить меня и моего гостя, — и ничего более?
— Нет. Мой господин, как и вы, принадлежит к индейской расе, но более чистой и благородной, чем вы, — и он послал меня снести вам окровавленные стрелы, как того требует обычай. Эти стрелы я положил на первую ступеньку того высокого крыльца, с которого спускаются в сад; там вы и найдете их!
— Я их не видал!
— Да вы и не могли их видеть, потому что я положил их уже после того, как вы спустились в сад: я шел за вами следом все время!
— Почему же вы тогда не убили меня? Ведь, я был один и без оружия?
— Я хотел было это сделать, но потом одумался: я сообразил, что вы спешите к тому, кто вызвал вас сигналом, и хотел подслушать разговор, выведать вашу тайну и воспользоваться ею в интересах моего господина. Кроме того, я положительно не знал, сколько человек находится в засаде в этом огромном темном саду, и опасался сам быть атакованным с минуты на минуту, а потому и соблюдал всевозможную осторожность.
— Так в тот самый момент, когда вы, крадучись, положили на ступеньки моего крыльца окровавленные стрелы, вы уже начали свои враждебные действия против меня?! Так это та индейская война, которую мне предлагает ваш господин?
— Мой господин, знатнейший из индейцев, единственных законных обладателей Мексики, желая окончательно разрешить вашу двадцатилетнюю вражду, честно предупреждает о том, что вступает в открытый бой. Он дает вам пятнадцать
дней перемирия, а затем, по прошествии этого срока, будет уже на вашей земле, — и тогда пусть Бог рассудит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63