На одной из ступенек потайной лесенки я заметил несколько песчинок желтого песка, подобного тому, которым усыпана терраса. Правда, они могли быть занесены сюда самим хозяином дома, — это было даже весьма вероятно, — но я решил удостовериться. Пройдя в спальню, я взглянул на сапоги убитого, оказалось, что подошвы его сапог совершенно гладки и сухи; это обстоятельство дало известное направление моим подозрениям. Я поднялся наверх на террасу и принялся осматривать ее в десятый раз. Оказывается, что убийцы не только бежали через террасу, но и проникли в дом этим путем.
— Вы уверены в этом?
— Вполне уверен; они прошли по крышам всего квартала, чтобы добраться сюда, и уходя опытные злодеи позаботились замести следы своими плащами. Это я увидал сразу. Но, как видно, они должны были спешить, к тому же теперь и ночи темные, и хотя они тщательно заметали, но, очевидно, поторопились, — и вот в углу, за кадкой, уцелел один след, который не стерт плащом окончательно. Этого следа было для меня достаточно, чтобы дать мне возможность распознать их следы и на других террасах. Вот и все!
— Нет, как хотите, это что-то необычайное, непостижимое, — я нигде никаких следов не вижу, — а вы их видите или, вернее, угадываете!
— Мне кажется, что это очень просто; но не станем терять времени, созовите ваших людей и идите за мной!
Два часа спустя все бандиты были арестованы в одном из домов предместья, схвачены и засажены в тюрьму. Последовавшие за сим розыски обнаружили массу награбленного товара, всяких ценных предметов, денег и различного имущества. Шайка эта состояла из десяти человек; к величайшему удивлению всего населения столицы, оказалось, что злодеи все до единого принадлежали к числу знатнейших и богатейших фамилий Буэнос-Айреса.
Главой и предводителем этой ужасной шайки являлся молодой человек лет двадцати шести по имени Сантьяго Лопес де Убарра, единственный сын и наследник богатейшего домовладельца в городе. В самом непродолжительном времени этот молодой человек должен был стать мужем дочери генеральского консула Соединенных Штатов Америки, прелестной молодой девушки лет семнадцати лет, необычайной красоты, в которую он, как говорят, был безумно влюблен.
Было сделано множество попыток вырвать преступников из рук правосудия; предлагали огромные суммы тем, кто пожелает способствовать их бегству. Но все оказывалось напрасно. Суд не поддавался ни запугиванию, ни подкупу, не смягчался перед мольбами родственников подсудимых.
Преступления, совершенные этой шайкой, были так многочисленны и так ужасны, что о пощаде и милосердии не могло быть и речи. Необходимо было примерное наказание, в урок на будущие времена. Четверо из злодеев, которых по суду признали менее виновными, были присуждены к каторжным работам на двадцать лет, двое других — к пожизненной каторге, а предводитель шайки и его главный помощник и сообщник были приговорены к смертной казни и заключены в острог, где должны были просидеть трое суток и затем уже подвергнуться всенародной казни в присутствии всех своих соучастников.
На другой день после того, как приговоренные к смертной казни преступники были заключены в тюрьму, несмотря на самый бдительный надзор, одному из них удалось бежать; предлагали бежать и другому, но тот отказался:
— Зачем бежать? — отвечал он, пожимая плечами на просьбы и увещевания своих друзей. — Ведь Хуан Мигель все равно разыщет меня! Так уж лучше смирно сидеть на месте.
Растреадор не успел еще покинуть Буэнос-Айреса, и ему тотчас же сообщили о бегстве одного из преступников; он, не тратя ни минуты, бросился по его следу.
Началось поистине редкое состязание в силе, ловкости, хитрости и изворотливости. Беглец знал, какая серьезная погоня была за ним, знал, с кем имел дело, и потому принимал все возможные предосторожности, изощрялся в хитростях, лукавил и прилагал все старания, чтобы сбить своего преследователя со следа, прибегая ко всей своей опытности и изобретательности, чтобы уйти от ожидавшей его позорной смерти.
Но его усилия были тщетны и, быть может, послужили даже ему же во вред, потому что растреадор, видя, на карту поставлена его репутация и не желая дать такому страшному преступнику уйти от заслуженного наказания, пустил в ход все свои способности. То была настоящая охота, охота на человека.
Беглец ловко пользовался каждым случившимся на пути укрытием, каждой кочкой, пригорком, где он мог проскочить, не оставив следа; он бежал целые кварталы на кончиках пальцев, перескакивал через низкие стены, пробегал и, пятясь, возвращался назад. Хуан Мигель, однако, не терял его следа; если случалось, что он сбивался на одно мгновение, то уже в следующее спохватывался и снова шел по следу беглеца, восклицая:
— Посмотрим, куда-то ты теперь меня заведешь? Через несколько часов погоня достигла канала в одном из пригородов столицы, которым воспользовался преступник, бросившись вплавь по течению, чтобы заставить растреадора потерять след. Но и эта предосторожность оказалась бесполезной: Хуан Мигель спокойно, нимало не смущаясь, шел берегом. Наконец он остановился, стал приглядываться к траве и сказал:
— Здесь он вышел на берег! Следов нет, — это правда, но вот капли воды на траве, а вокруг все сухо!
По пути Сантьяго Лопес укрылся в винограднике; Хуан Мигель, осмотрев глиняные стены, служившие оградой, и указав на виноградник, сказал:
— Он здесь и не успел еще уйти.
Виноградник тотчас же обыскали, и беглец был найден и под строгим конвоем доставлен в тюрьму.
— Я в этом был заранее уверен! — сказал его товарищ, увидев вновь своего сообщника. — Видишь, я не ошибся!
На другой день оба разбойника были казнены на площади, при громадном стечении народа.
ГЛАВА III. Как и почему дон Торрибио покинул свою родину
Несколько дней спустя после этих казней дон Хуан Мигель Кабальеро покинул Буэнос-Айрес и возвращался домой. Растреадор был невесел. Дело в том, что эта двойная казнь произвела на него тяжелое впечатление. Несмотря на то, что оба бандита вполне заслужили свою участь, он все же раскаивался — не в том, что предал их в руки правосудия, но в том, что был косвенной причиной их позорной смерти.
От Буэнос-Айреса до Росарио не близко, и у Хуана Мигеля было время поразмыслить. И вот мало-помалу мысли его стали принимать другое направление; по мере приближения к дому, к излюбленным местам, окружавшим его жилище, думы его становились более отрадными: о жене, о детях, с которыми он мечтал не расставаться более. Эта последняя поездка в Буэнос-Айрес окончательно отвратила его от ремесла преследователя. Он был уже немолод, ему теперь за шестьдесят, настало время и ему отдохнуть; пора уступить место другим, более молодым и проворным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Вы уверены в этом?
— Вполне уверен; они прошли по крышам всего квартала, чтобы добраться сюда, и уходя опытные злодеи позаботились замести следы своими плащами. Это я увидал сразу. Но, как видно, они должны были спешить, к тому же теперь и ночи темные, и хотя они тщательно заметали, но, очевидно, поторопились, — и вот в углу, за кадкой, уцелел один след, который не стерт плащом окончательно. Этого следа было для меня достаточно, чтобы дать мне возможность распознать их следы и на других террасах. Вот и все!
— Нет, как хотите, это что-то необычайное, непостижимое, — я нигде никаких следов не вижу, — а вы их видите или, вернее, угадываете!
— Мне кажется, что это очень просто; но не станем терять времени, созовите ваших людей и идите за мной!
Два часа спустя все бандиты были арестованы в одном из домов предместья, схвачены и засажены в тюрьму. Последовавшие за сим розыски обнаружили массу награбленного товара, всяких ценных предметов, денег и различного имущества. Шайка эта состояла из десяти человек; к величайшему удивлению всего населения столицы, оказалось, что злодеи все до единого принадлежали к числу знатнейших и богатейших фамилий Буэнос-Айреса.
Главой и предводителем этой ужасной шайки являлся молодой человек лет двадцати шести по имени Сантьяго Лопес де Убарра, единственный сын и наследник богатейшего домовладельца в городе. В самом непродолжительном времени этот молодой человек должен был стать мужем дочери генеральского консула Соединенных Штатов Америки, прелестной молодой девушки лет семнадцати лет, необычайной красоты, в которую он, как говорят, был безумно влюблен.
Было сделано множество попыток вырвать преступников из рук правосудия; предлагали огромные суммы тем, кто пожелает способствовать их бегству. Но все оказывалось напрасно. Суд не поддавался ни запугиванию, ни подкупу, не смягчался перед мольбами родственников подсудимых.
Преступления, совершенные этой шайкой, были так многочисленны и так ужасны, что о пощаде и милосердии не могло быть и речи. Необходимо было примерное наказание, в урок на будущие времена. Четверо из злодеев, которых по суду признали менее виновными, были присуждены к каторжным работам на двадцать лет, двое других — к пожизненной каторге, а предводитель шайки и его главный помощник и сообщник были приговорены к смертной казни и заключены в острог, где должны были просидеть трое суток и затем уже подвергнуться всенародной казни в присутствии всех своих соучастников.
На другой день после того, как приговоренные к смертной казни преступники были заключены в тюрьму, несмотря на самый бдительный надзор, одному из них удалось бежать; предлагали бежать и другому, но тот отказался:
— Зачем бежать? — отвечал он, пожимая плечами на просьбы и увещевания своих друзей. — Ведь Хуан Мигель все равно разыщет меня! Так уж лучше смирно сидеть на месте.
Растреадор не успел еще покинуть Буэнос-Айреса, и ему тотчас же сообщили о бегстве одного из преступников; он, не тратя ни минуты, бросился по его следу.
Началось поистине редкое состязание в силе, ловкости, хитрости и изворотливости. Беглец знал, какая серьезная погоня была за ним, знал, с кем имел дело, и потому принимал все возможные предосторожности, изощрялся в хитростях, лукавил и прилагал все старания, чтобы сбить своего преследователя со следа, прибегая ко всей своей опытности и изобретательности, чтобы уйти от ожидавшей его позорной смерти.
Но его усилия были тщетны и, быть может, послужили даже ему же во вред, потому что растреадор, видя, на карту поставлена его репутация и не желая дать такому страшному преступнику уйти от заслуженного наказания, пустил в ход все свои способности. То была настоящая охота, охота на человека.
Беглец ловко пользовался каждым случившимся на пути укрытием, каждой кочкой, пригорком, где он мог проскочить, не оставив следа; он бежал целые кварталы на кончиках пальцев, перескакивал через низкие стены, пробегал и, пятясь, возвращался назад. Хуан Мигель, однако, не терял его следа; если случалось, что он сбивался на одно мгновение, то уже в следующее спохватывался и снова шел по следу беглеца, восклицая:
— Посмотрим, куда-то ты теперь меня заведешь? Через несколько часов погоня достигла канала в одном из пригородов столицы, которым воспользовался преступник, бросившись вплавь по течению, чтобы заставить растреадора потерять след. Но и эта предосторожность оказалась бесполезной: Хуан Мигель спокойно, нимало не смущаясь, шел берегом. Наконец он остановился, стал приглядываться к траве и сказал:
— Здесь он вышел на берег! Следов нет, — это правда, но вот капли воды на траве, а вокруг все сухо!
По пути Сантьяго Лопес укрылся в винограднике; Хуан Мигель, осмотрев глиняные стены, служившие оградой, и указав на виноградник, сказал:
— Он здесь и не успел еще уйти.
Виноградник тотчас же обыскали, и беглец был найден и под строгим конвоем доставлен в тюрьму.
— Я в этом был заранее уверен! — сказал его товарищ, увидев вновь своего сообщника. — Видишь, я не ошибся!
На другой день оба разбойника были казнены на площади, при громадном стечении народа.
ГЛАВА III. Как и почему дон Торрибио покинул свою родину
Несколько дней спустя после этих казней дон Хуан Мигель Кабальеро покинул Буэнос-Айрес и возвращался домой. Растреадор был невесел. Дело в том, что эта двойная казнь произвела на него тяжелое впечатление. Несмотря на то, что оба бандита вполне заслужили свою участь, он все же раскаивался — не в том, что предал их в руки правосудия, но в том, что был косвенной причиной их позорной смерти.
От Буэнос-Айреса до Росарио не близко, и у Хуана Мигеля было время поразмыслить. И вот мало-помалу мысли его стали принимать другое направление; по мере приближения к дому, к излюбленным местам, окружавшим его жилище, думы его становились более отрадными: о жене, о детях, с которыми он мечтал не расставаться более. Эта последняя поездка в Буэнос-Айрес окончательно отвратила его от ремесла преследователя. Он был уже немолод, ему теперь за шестьдесят, настало время и ему отдохнуть; пора уступить место другим, более молодым и проворным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63