Зуав молча кивнул головой и направился к своему посту.
Приняв меры, бывшие в его распоряжении, Влюбчивый осмотрелся вокруг и пошел, хладнокровно набивая свою трубку, к тому месту, где Гартман, Карл Брюнер и Франц сидели на краю рва.
— Ну, мой любезный, — спросил Гартман, — что вы думаете о нашем положении? Опасно ведь?
— Опасно, но далеко не отчаянно, — ответил волонтер, раскуривая трубку.
— Вы полагаете?
— Еще бы, сударь, сразу видно. Оборотень знает горы как никто, и провел нас обходом вокруг стана пруссаков, так что мы и не видали их, а главное, ими не были замечены. Поглядите-ка, там, в долине, немного влево, громадные гранитные глыбы и есть Черные Скалы. Благодаря Богу, мы уже далеко от них, а немцы нас и не почуяли; теперь еще нет повода их опасаться.
— Так вы думаете, что они не подозревают нашего присутствия здесь?
— Это очевидно, сударь, иначе, как только стал заниматься день, они сейчас отрядили бы человек двадцать в погоню за нами и мы уже видели бы их в конце тропинки. Ведь совсем почти рассвело.
— Дай Бог, чтобы мы избавились от них окончательно!
— Аминь от всего сердца, сударь!
— Далеко еще до цели, друг мой? Мы что-то долго уже идем.
— Три часа самое большее, а далеко не уйдешь в потемках и по отвратительным дорогам. Что мы приближаемся, это верно, но в точности определить, где мы и сколько еще остается пройти, этого я на себя не возьму. Не здешний я, лотарингец, край этот мне незнаком. Впрочем, про то и другие знают не более меня, кроме Оборотня да его шустрого сынишки.
— Мы в руках Божиих, — сказал Гартман с глубоким вздохом, — будем ждать, что ему угодно будет решить.
— С вашего позволения, сударь, я полагаю, что нам ничего другого не остается.
После такого ответа старый солдат отдал Гартману честь и стал расхаживать по перекрестку взад и вперед, куря трубку так беспечно и хладнокровно, как будто на дворе казармы. Давно освоившийся с войною в горах, он не мог быть взволнован внезапной опасностью, еще отдаленною, как бы грозна она ни была; к тому же он принял все надлежащие меры, остальное его не касалось.
Солдаты и авантюристы вообще веруют в предопределение. Это позволяет им прямо смотреть опасности в глаза и не давать сразить себя неожиданностью, что именно и обеспечивает успех в деле войны.
Между тем Оборотень, как мы уже говорили, отправился на рекогносцировку. Несмотря ни на какие преграды, он пошел по равнине напрямик, минуя бесчисленные изгибы тропинки, чтоб не терять лишнего времени. Услыхав выстрелы, он, так же как Влюбчивый и Паризьен, понял тотчас, что это не погоня, а настоящая схватка между пруссаками, расположенными у Черных Скал, и французским отрядом, еще невидимым. Не думая долго, контрабандист решился идти по тому направлению, где, по его мнению, должны быть французы, высмотреть их положение и, если возможно, расспросить.
Согласно тому он взял вправо и удвоил усилия, чтобы скорее достигнуть равнины.
В первые минуты слышалось больше отдельных выстрелов с продолжительными промежутками, но вскоре перестрелка приняла ход более правильный, и беглый огонь почти не умолкал.
Оборотень вывел такое заключение, что пруссаки были застигнуты врасплох, однако благодаря дисциплине вскоре сомкнули ряды и стали отбиваться храбро. Тем не менее, контрабандист с искренней радостью заметил, что место действия мало-помалу изменяется и где за минуту назад слышались выстрелы игольчатых ружей, теперь раздавались шаспо. Это наблюдение, в справедливости которого он вскоре убедился, внушило ему добрую надежду на исход сражения.
Он быстро миновал последние пригорки, очутился на равнине, пытливо осмотрелся вокруг и пустился бегом по тому направлению, где полагал наверно встретить соотечественников. Однако он все-таки старался заслонять себя чем-нибудь, чтоб не сделаться мишенью для обеих сторон. Он и успел в этом с обычным ему счастьем, хотя был вынужден пробежать довольно большое пространство по открытому месту. Он наткнулся прямо на засаду французов, прикрытых грудою скал, и не успел слова вымолвить, чтоб дать знать, что он француз, когда был принят с распростертыми объятиями; его узнали.
— Оборотень! Оборотень! — весело вскричали вольные стрелки, теснясь вокруг него и наперерыв протягивая ему руки.
— Вот-то удачно, ей-Богу! — воскликнул контрабандист. — Валькфельдские партизаны и в придачу сам господин Конрад! Ну, можно сказать, что я счастлив!
— Самолично, друг Оборотень, — ответил Конрад, весело улыбнувшись, — что вы делаете в этих краях?
— Да то же, что, вероятно, делаете и вы. Однако позвольте, мне бы нужно видеть вашего командира.
— Это нетрудно. Вы должны сообщить ему что-нибудь?
— Да, и очень важное.
— Так пойдемте, я сведу вас.
— Благодарю, господин Конрад, вы не раскаетесь в услуге, вспомните мое слово.
— Эй, вы, держать ухо востро! — приказал молодой человек стрелкам. — Я вернусь в пять минут. Главное, чтоб не стрелять; пусть негодяи пруссаки сунутся и обожгут свои грязные усы о жерла наших пушек.
— Ладно, идите, мы притаимся как мыши. Конрад сделал контрабандисту знак следовать за ним, они обогнули скалы, и через две минуты Оборотень был в обществе Отто фон Валькфельда.
Весь партизанский отряд, начиная с офицеров и кончая солдатами, был в масках, но маски эти исчезли тотчас при появлении Оборотня.
— Это вы? — вскричал командир с живейшей радостью. — Как я вам рад, мой добрый друг! Сам Бог посылает вас. Вы можете оказать мне величайшую услугу.
— Эхе! — возразил Оборотень, потирая себе руки. — Заранее угадываю, в чем дело. Если не ошибаюсь, мы устроим штучку на славу.
— А вы что предполагаете?
— Не хитро сообразить, ей-Богу! Вы напали на пруссаков врасплох и привели их в замешательство. Теперь они еще отбиваются бодро, но уже колеблются. Обратить их в бегство можно одним смелым маневром, как, например, знаменитый обход, к которому они прибегают прикаждом удобном случае.
— Как раз, верно, определили положение, любезный друг. Одного усилия еще было бы достаточно, только…
— Только, не зная местности, вы боитесь сделать ошибку, которая приведет вас прямо в волчью пасть и заставит проиграть партию, не так ли, командир? — перебил контрабандист с усмешкой.
— Именно это и останавливает меня. Проклятые тропинки так перепутаны, что я десять раз уже плутал и теперь, признаться, вовсе не понимаю, где я.
— Не беспокойтесь, командир; во-первых, у вас засада расположена отлично, лишь бы оставалась скрытой еще с час времени.
— Слышите, Конрад? — сказал Отто.
— Слышу, командир, будьте спокойны.
— Сколько человек у вас в деле? — продолжал Оборотень свои расспросы.
— Сто двадцать человек.
— Сапристи, вот работают-то! Можно думать, что их пятьсот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141