— Право, баронесса, вы меня смущаете вашим вниманием, я не знаю, как…
— Полноте, любезный господин Жейер, вы шутите, ведь я только исполняю долг хозяйки дома, вот и все. А, наконец, кто знает, не имею ли я намерения пленить вас? — прибавила она с очаровательной улыбкой.
— Что до этого, баронесса, то дело сделано, я заранее признаю себя побежденным: вы видите во мне раба, готового повиноваться вам во всем, что бы вы ни пожелали приказать.
— О! Я не буду требовательна…
— Напрасно, вы вправе требовать всего.
— Знаете ли, что я очень беспокоилась на ваш счет?
— Как же это, баронесса?
— Сколько времени о вас не было ни слуху ни духу! Никто не знал, куда вы девались.
— Ага! — сказал он, слегка покраснев.
— Без господина Поблеско я и до сих пор не имела бы понятия о роковых событиях, которых вы сделались жертвой.
— Вы видели Поблеско?
— Неделю тому назад.
— И он сказал вам?
— Все.
— Странно, я видел его дней пять назад, то есть после вашего свидания с ним, и он ни слова не проронил о вас.
— Неудивительно, любезный господин Жейер, вероятно, вы давно уже заметили, что Поблеско очень скромен, или, лучше сказать, скрытен. Честолюбие гложет его, и, насколько это возможно, он нагло приписывает себе перед высшими властями успехи, в которых нередко имел долю весьма незначительную.
— В ваших словах много справедливого, баронесса, я не раз удостоверялся в этом, будучи сам жертвой подобных его проделок.
— Вот видите. Я приведу вам в доказательство один поступок. Альтенгеймские вольные стрелки, эти воплощенные демоны, которые совсем измучили прусские войска, однако никак не могли быть ни захвачены ими врасплох, ни уничтожены, нашли неприступное убежище среди гор.
— Ведь меня возили туда эти черти, отважившись захватить среди Страсбурга.
— Знаю, они заставили вас заплатить громадный выкуп.
— До того громадный, баронесса, что, не прими я заранее благоразумной меры перевести большую часть моего состояния в Германию, где, слава Богу, давно уже приобрел много поместий, я теперь был бы совершенно разорен; они ограбили меня на несколько миллионов, которых я не успел еще перевести за границу, всю прибыль от некоторых очень выгодных оборотов.
— Боже мой! Несколько миллионов, такую громадную сумму?
— К сожалению — да, баронесса, но я отмщу, клянусь вам, и мщение будет страшное! Все меры уже приняты мною. В этот раз негодяи уже не ускользнут.
— И я хочу отмстить им.
— Вы, баронесса?
— Разве вы не знаете, что разбойники эти чуть было, не расстреляли меня, все отняли и довели жестокость до того, что повесили на моих глазах бедного барона фон Бризгау?
— Правда! Бедный барон, ему не посчастливилось! Такой приятный он был собеседник!
— Они повесили его.
— Упокой Господи его душу! Но вернемся, пожалуйста, к Поблеско, баронесса.
— Ваше и его похищение наделало большого шума в Страсбурге; военные власти бесновались, но не знали, что начать. Я поехала к генералу фон Вердеру и вызвалась открыть тайное убежище вольных стрелков.
— И вам, вероятно, удалось, баронесса?
— Удалось, любезный господин Жейер; ненависть изощрила мой ум. Менее чем в пять-шесть дней я узнала все, что требовалась; тогда я сообщила свои сведения господину Поблеско…
— И он присвоил их себе? — с живостью перебил банкир.
— Именно, вся честь открытия осталась за ним, его осыпали похвалами и наградами, а когда я пыталась разъяснить дело, мне засмеялись в лицо. Тем не менее, коварство его со мною не привело к тому, чего ожидал Поблеско. Вероятно, заподозрив что-то, вольные стрелки благоразумно ушли.
— Итак, когда обступили гору?..
— Там не оказалось никого, все до единого скрылись бесследно; даже развалины, в которых они так долго находили приют, были разрушены и стали недоступны.
— Я очень этому рад. Поблеско поделом. А вольные стрелки что?
— Вам ведь известно, что за ними гонятся и дня через два, благодаря принятым мерам, надеются покончить с ними. Не разыгрывайте со мною дипломата, любезный господин Жейер, поверьте, я на столько же, если не более вас, посвящена во все, что делается.
— Прекрасная дама…
— Тут речь не о любезности, но о делах, и очень важных. Хотите вы помочь мне в моей мести, дабы я содействовала вашей? Я готова на такой союз, и теперь мы непременно добьемся успеха, положитесь на мое слово. Женщины сильнее мужчин в деле мести, если хотите знать.
— Это справедливо, баронесса. Я согласен, говорите, что мне делать.
— Бросить хитрости и говорить прямо.
— Очень охотно.
— Куда вы едете?
— В Жироманьи.
— А оттуда?
— Не знаю, это будет зависеть от обстоятельств.
— Где находится в настоящее время Поблеско?
— У самого неприятеля. Разве вы не знали этого, баронесса?
— Ну, я вижу, что теперь вы говорите откровенно, а когда так, повторяю, мы добьемся успеха, не только отмстим тем, кого ненавидим, но еще и Поблеско, который, постоянно обманывая, делал из нас ступени для достижения богатства и почестей, которых жаждет. Взгляните-ка на это, — прибавила она, показывая ему, письмо в довольно большом конверте, который вынула из-за лифа.
— Почерк графа Бисмарка! — вскричал Жейер в глубоком изумлении.
— И полномочие действовать по моему усмотрению.
— Приказывайте, баронесса, я принадлежу вам душой и телом.
— Вот таким-то я и хотела вас видеть! Мы сыграем теперь последнюю партию, где вам надо вернуть проигранное.
— Я, безусловно, буду повиноваться вам, клянусь!
— И будете молчать?
— Как могила.
— Хорошо, я полагаюсь на ваше слово. Как видите, день кончается для вас лучше еще, чем вы полагали; но становится поздно, пора разойтись; завтра вы получите от меня последние инструкции.
— Я исполню их в точности, что бы там ни вышло, — отвечал банкир, вставая.
— Так я и рассчитываю. Подкрепите себя сном, утровечера мудренее, до завтра.
Она позвонила, и вошел слуга.
— Посветите, — сказала она ему.
Жейер почтительно поцеловал руку баронессы и ушел, предшествуемый лакеем, который нес впереди него канделябр.
— Теперь он у меня в руках, — сказала баронесса, как только осталась одна с Лилией, — я надеюсь, с Божьей помощью, иметь успех!
Спустя минуту она прибавила:
— Малютка, помоги мне лечь, в эту ночь все предвещает мне отличный сон.
ГЛАВА XXV
Коварная, как волна
Когда баронесса легла в постель, она знаком подозвала к себе Лилию и шептала ей на ухо минуты две, но так тихо, что молодая девушка едва расслышала слова. Когда крестная мать ее замолчала, Лилия поднялась, кивнула головой в знак согласия, или, вернее, повиновения, и вышла из комнаты.
Оставшись одна, баронесса взяла книгу со стола, поставленного у изголовья кровати, раскрыла ее, облокотилась на подушку, голову подперла рукой и стала читать.
Отсутствие Лилии продолжалось долго, около часа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141