Незаметно она зашла в Александровский парк. Вечер был светлый, прохладный. В парке было тихо. Под ногами шуршали сухие листья, и пахло сырою рябиной.
У газетных киосков стояли нетерпеливые очереди. Люди поспешно разворачивали газетные листы и жадно читали последние известия о событиях на Дальнем Востоке. События были тревожные.
"Скорей надо за дело, - опуская газету, подумала Натка. - Домой ли, в Таджикистан ли... все равно. Всюду работа, нужная и важная".
И Натка опять вспомнила Алькину Военную Тайну: "Отчего бились с Красной Армией сорок царей да сорок королей? Бились, бились, да только сами разбились?"
"Это давно бились, - подумала Натка. - А пусть попробуют теперь. Или пусть подождут еще, пока подрастут Владик, Толька, Иоська, Баранкин и еще тысячи и миллионы таких же ребят... Надо работать, - думала Натка. - Надо их беречь. Чтобы они учились еще лучше, чтобы они любили свою страну еще больше. И это будет наша самая верная, самая крепкая Военная Тайна, которую пусть разгадывает, кто хочет".
Когда она вернулась домой, ей сказали, что без нее заходил Сергей.
Она бросилась к столу и нашла записку.
"Наташа, - писал Сергей. - Сегодня я уезжаю на Дальний Восток. Горячее спасибо тебе за Альку, за себя, за все".
Тут же на столе лежала фотография. На ней звонко и приветливо смеялись обнявшиеся Алька и Марица Маргулис.
И тогда ей вдруг очень захотелось еще раз повидать Сергея.
Она подошла к телефону и узнала, что курьерский поезд на Дальний Восток уходит в семь тридцать. У нее оставалось еще полтора часа.
Она представила себе огромный, шумный вокзал, где все суетятся, спешат, провожают, прощаются.
И только Сергей совсем один, без Марицы, без Альки, стоит молчаливый, вероятно, угрюмый, и ждет, когда наконец загудит паровоз, дрогнут вагоны и поезд двинется в этот очень далекий путь.
Она быстро вышла из дому и вскочила в трамваи.
На вокзале, перебегая из зала в зал, она пристально оглядывала всех окружающих, но Сергея не могла найти нигде.
Отчаявшись, она наконец в третий раз остановилась в буфете, не зная, где искать и что думать.
Вдруг, совсем нечаянно, за крайним столиком, за которым негромко разговаривали какие-то отъезжающие военные, она увидала Сергея.
Он был в форме командира инженерных войск, его товарищи - тоже.
Но что поразило Натку - это то, что он был не угрюмый, не молчаливый и вовсе не одинокий.
Слегка наклонившись, он внимательно и серьезно слушал то, что вполголоса ему говорили. Вот он, с чем-то не соглашаясь, покачал головой. А вот улыбнулся, вытер лоб и поправил ремень полевой сумки.
- Сережа! - негромко позвала его Натка.
Он обернулся, сразу же встал, быстро сказал что-то своим товарищам и, крепко обрадованный, пошел ей навстречу.
- Ну вот, - сказал он, сжимая ее руку и почему-то виновато улыбаясь. Ну вот, Наташа, ты видишь теперь, как оно все вышло.
На перроне разговаривали они мало: сбивали гул, шум, гудки, толпа и музыка, провожавшая какую-то делегацию.
Что-то хотелось обоим напоследок вспомнить и сказать, но каждый из них чувствовал, что начинать лучше и не надо.
Но, когда они крепко расцеловались и Сергей уже изнутри вагона подошел к окну, Натке вдруг захотелось напоследок крикнуть ему что-нибудь крепкое и теплое.
Но стекло было толстое, но уже заревел гудок, но слова не подвертывались, и, глядя на него, она только успела совсем по-Алькиному поднять и опустить руку, точно отдавая салют чему-то такому, чего, кроме них двоих, никто не видел.
И он ее понял и наклонил голову.
Натка вышла на площадь и, не дожидаясь трамвая, потихоньку пошла пешком. Вокруг нее звенела и сверкала Москва. Совсем рядом с ней проносились через площадь глазастые автомобили, тяжелые грузовики, гремящие трамваи, пыльные автобусы, но они не задевали и как будто бы берегли Натку, потому что она шла и думала о самом важном.
А она думала о том, что вот и прошло детство и много дорог открыто.
Летчики летят высокими путями.
Капитаны плывут синими морями.
Плотники заколачивают крепкие гвозди, а у Сергея на ремне сбоку повис наган.
Но она теперь не завидовала никому. Она теперь по-иному понимала холодноватый взгляд Владика, горячие поступки Иоськи и смелые нерусские глаза погибшего Альки.
И она знала, что все на своих местах и она на своем месте тоже. От этого сразу же ей стало спокойно и радостно.
Незаметно для себя она свернула в какой-то совсем незнакомый переулок только потому, что туда прошел с песнею возвращающийся из караула дружный красноармейский взвод.
Мельком заглянула Натка в незавешенное окошко низенького домика и увидала, как старая бабка, нацепив радионаушники, внимательно слушает и отчаянно грозит рукой догадливому малышу, который смело лезет на стол к сахарнице.
Тут Натка услышала тяжелый удар и, завернув за угол, увидала покрытую облаками мутной пыли целую гору обломков только что разрушенной дряхлой часовенки.
Когда тяжелое известковое облако разошлось, позади глухого пустыря засверкал перед Наткой совсем еще новый, удивительный светлый дворец.
У подъезда этого дворца стояли три товарища с винтовками и поджидали веселую девчонку, которая уже бежала к ним, на скаку подбрасывая большой кожаный мяч.
Натка спросила у них дорогу.
Крупная капля дождя упала ей на лицо, но она не заметила этого и тихонько, улыбаясь, пошла дальше.
Пробегал мимо нее мальчик, заглянул ей в лицо. Рассмеялся и убежал.
1934
ПРИМЕЧАНИЯ
"Сейчас я работаю над повестью, которая называется "Военная тайна". Это повесть о теперешних ребятах, об интернациональной смычке, о пионерских отрядах и еще много о чем другом", - сообщал Аркадий Гайдар в 1934 году ("Пионер", No 5-6).
Он начал писать ату повесть весной 1932 года в Хабаровске, где работал разъездным корреспондентом газеты "Тихоокеанская звезда". Поначалу писатель предполагал назвать повесть "Такой человек".
"Какой это человек? И кто этот человек? Это будет видно потом", говорится в письме Аркадия Гайдара, посланном в июне 1932 года детской писательнице А. Я. Трофимовой.
Нетрудно увидеть, что "таким человеком" Аркадий Гайдар считал героя этой повести - "малыша Альку". Он наделил его чертами, которые впоследствии появились и у одного из героев повести "Судьба барабанщика", Славки Грачковского, и у Тимура Гараева из повести "Тимур и его команда".
В "Судьбе барабанщика" сын военного инженера Славка Грачковский сломал ногу, прыгая с парашютом из горящего самолета.
"- Нога - это плохо, - говорит он Сереже Щербачеву. - Ну ничего, не пропаду. Не такие мы люди!
- Кто мы?
- Ну, мы... все...
- Кто все? Ты, папа, мама?
- Мы, люди, - упрямо повторил Славка и недоуменно посмотрел мне в глаза. - Ну, люди!.. Советские люди! А ты кто? Банкир, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
У газетных киосков стояли нетерпеливые очереди. Люди поспешно разворачивали газетные листы и жадно читали последние известия о событиях на Дальнем Востоке. События были тревожные.
"Скорей надо за дело, - опуская газету, подумала Натка. - Домой ли, в Таджикистан ли... все равно. Всюду работа, нужная и важная".
И Натка опять вспомнила Алькину Военную Тайну: "Отчего бились с Красной Армией сорок царей да сорок королей? Бились, бились, да только сами разбились?"
"Это давно бились, - подумала Натка. - А пусть попробуют теперь. Или пусть подождут еще, пока подрастут Владик, Толька, Иоська, Баранкин и еще тысячи и миллионы таких же ребят... Надо работать, - думала Натка. - Надо их беречь. Чтобы они учились еще лучше, чтобы они любили свою страну еще больше. И это будет наша самая верная, самая крепкая Военная Тайна, которую пусть разгадывает, кто хочет".
Когда она вернулась домой, ей сказали, что без нее заходил Сергей.
Она бросилась к столу и нашла записку.
"Наташа, - писал Сергей. - Сегодня я уезжаю на Дальний Восток. Горячее спасибо тебе за Альку, за себя, за все".
Тут же на столе лежала фотография. На ней звонко и приветливо смеялись обнявшиеся Алька и Марица Маргулис.
И тогда ей вдруг очень захотелось еще раз повидать Сергея.
Она подошла к телефону и узнала, что курьерский поезд на Дальний Восток уходит в семь тридцать. У нее оставалось еще полтора часа.
Она представила себе огромный, шумный вокзал, где все суетятся, спешат, провожают, прощаются.
И только Сергей совсем один, без Марицы, без Альки, стоит молчаливый, вероятно, угрюмый, и ждет, когда наконец загудит паровоз, дрогнут вагоны и поезд двинется в этот очень далекий путь.
Она быстро вышла из дому и вскочила в трамваи.
На вокзале, перебегая из зала в зал, она пристально оглядывала всех окружающих, но Сергея не могла найти нигде.
Отчаявшись, она наконец в третий раз остановилась в буфете, не зная, где искать и что думать.
Вдруг, совсем нечаянно, за крайним столиком, за которым негромко разговаривали какие-то отъезжающие военные, она увидала Сергея.
Он был в форме командира инженерных войск, его товарищи - тоже.
Но что поразило Натку - это то, что он был не угрюмый, не молчаливый и вовсе не одинокий.
Слегка наклонившись, он внимательно и серьезно слушал то, что вполголоса ему говорили. Вот он, с чем-то не соглашаясь, покачал головой. А вот улыбнулся, вытер лоб и поправил ремень полевой сумки.
- Сережа! - негромко позвала его Натка.
Он обернулся, сразу же встал, быстро сказал что-то своим товарищам и, крепко обрадованный, пошел ей навстречу.
- Ну вот, - сказал он, сжимая ее руку и почему-то виновато улыбаясь. Ну вот, Наташа, ты видишь теперь, как оно все вышло.
На перроне разговаривали они мало: сбивали гул, шум, гудки, толпа и музыка, провожавшая какую-то делегацию.
Что-то хотелось обоим напоследок вспомнить и сказать, но каждый из них чувствовал, что начинать лучше и не надо.
Но, когда они крепко расцеловались и Сергей уже изнутри вагона подошел к окну, Натке вдруг захотелось напоследок крикнуть ему что-нибудь крепкое и теплое.
Но стекло было толстое, но уже заревел гудок, но слова не подвертывались, и, глядя на него, она только успела совсем по-Алькиному поднять и опустить руку, точно отдавая салют чему-то такому, чего, кроме них двоих, никто не видел.
И он ее понял и наклонил голову.
Натка вышла на площадь и, не дожидаясь трамвая, потихоньку пошла пешком. Вокруг нее звенела и сверкала Москва. Совсем рядом с ней проносились через площадь глазастые автомобили, тяжелые грузовики, гремящие трамваи, пыльные автобусы, но они не задевали и как будто бы берегли Натку, потому что она шла и думала о самом важном.
А она думала о том, что вот и прошло детство и много дорог открыто.
Летчики летят высокими путями.
Капитаны плывут синими морями.
Плотники заколачивают крепкие гвозди, а у Сергея на ремне сбоку повис наган.
Но она теперь не завидовала никому. Она теперь по-иному понимала холодноватый взгляд Владика, горячие поступки Иоськи и смелые нерусские глаза погибшего Альки.
И она знала, что все на своих местах и она на своем месте тоже. От этого сразу же ей стало спокойно и радостно.
Незаметно для себя она свернула в какой-то совсем незнакомый переулок только потому, что туда прошел с песнею возвращающийся из караула дружный красноармейский взвод.
Мельком заглянула Натка в незавешенное окошко низенького домика и увидала, как старая бабка, нацепив радионаушники, внимательно слушает и отчаянно грозит рукой догадливому малышу, который смело лезет на стол к сахарнице.
Тут Натка услышала тяжелый удар и, завернув за угол, увидала покрытую облаками мутной пыли целую гору обломков только что разрушенной дряхлой часовенки.
Когда тяжелое известковое облако разошлось, позади глухого пустыря засверкал перед Наткой совсем еще новый, удивительный светлый дворец.
У подъезда этого дворца стояли три товарища с винтовками и поджидали веселую девчонку, которая уже бежала к ним, на скаку подбрасывая большой кожаный мяч.
Натка спросила у них дорогу.
Крупная капля дождя упала ей на лицо, но она не заметила этого и тихонько, улыбаясь, пошла дальше.
Пробегал мимо нее мальчик, заглянул ей в лицо. Рассмеялся и убежал.
1934
ПРИМЕЧАНИЯ
"Сейчас я работаю над повестью, которая называется "Военная тайна". Это повесть о теперешних ребятах, об интернациональной смычке, о пионерских отрядах и еще много о чем другом", - сообщал Аркадий Гайдар в 1934 году ("Пионер", No 5-6).
Он начал писать ату повесть весной 1932 года в Хабаровске, где работал разъездным корреспондентом газеты "Тихоокеанская звезда". Поначалу писатель предполагал назвать повесть "Такой человек".
"Какой это человек? И кто этот человек? Это будет видно потом", говорится в письме Аркадия Гайдара, посланном в июне 1932 года детской писательнице А. Я. Трофимовой.
Нетрудно увидеть, что "таким человеком" Аркадий Гайдар считал героя этой повести - "малыша Альку". Он наделил его чертами, которые впоследствии появились и у одного из героев повести "Судьба барабанщика", Славки Грачковского, и у Тимура Гараева из повести "Тимур и его команда".
В "Судьбе барабанщика" сын военного инженера Славка Грачковский сломал ногу, прыгая с парашютом из горящего самолета.
"- Нога - это плохо, - говорит он Сереже Щербачеву. - Ну ничего, не пропаду. Не такие мы люди!
- Кто мы?
- Ну, мы... все...
- Кто все? Ты, папа, мама?
- Мы, люди, - упрямо повторил Славка и недоуменно посмотрел мне в глаза. - Ну, люди!.. Советские люди! А ты кто? Банкир, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29