- Да, Натка, - беспомощным, горячим полушепотом заговорил он, - у отца, наверное, еще есть. Он, наверно, еще достанет, А мне... а я ведь его уже больше никогда...
Минутой позже, все еще собираясь выругать за что-то Натку, забежал вожатый Корчаганов и, разинув рот, остановился. Сидя на койке, прямо на чистом одеяле, крепко обнявшись, Владик Дашевский и Натка Шегалова плакали. Плакали открыто, громко, как маленькие глупые дети.
Он постоял, тихонько, на цыпочках, вышел, и ему что-то захотелось выпить очень холодной воды.
Провожать на дорогу прибежали многие. Уже в самую последнюю минуту, когда Сергей и Натка сели в машину, с огромной охапкой цветов примчался Владик, а за ним Иоська и Эмка.
- Возьми... Это ему и тебе, - отрывисто сказал Владик. - Да бери. Ты не думай. Это я не украл. Мы пошли к Гейке. Мы попросили садовника. Мы сказали - кому, и он дал. Возьми, возьми. Прощай, Натка!
Высоко с горы, взявшись за руки, бежали опоздавшие Вася Бубякин и Карасиков. Увидав, что им все равно не поспеть, они остановились, растерянно посмотрели друг на друга, потом замахали и закричали:
- До свиданья, до свиданья!
Машина рявкнула, и Натка, приподнявшись, крикнула Васе Бубякину и Карасикову и всем этим хорошим ребятам, всему этому шумному, зеленому лагерю:
- До свиданья, до свиданья!
Машина плавно покатила вниз. Огибая лагерь, она помчалась к берегу, потом пошла в гору. Здесь, как будто бы нарочно, шофер сбавил ход. Натка обернулась.
Дул свежий ветер. Он со свистом пролетал мимо ушей, пенил голубые волны и ласково трепал ярко-красное полотнище флага, который стройно высился над лагерем, над крепкой скалой, над гордою Алькиной могилой...
В ту светлую осень крепко пахло грозами, войнами и цементом новостроек.
Поезд мчался через Сиваш, гнилое море, и, глядя на его серые гиблые волны, Натка вспомнила, что где-то вот здесь, в двадцатом, был убит и похоронен их сосед, один веселый сапожник, который перед тем как уйти на фронт, выкинул из дома иконы, назвал белобрысую дочку Маньку Всемирой и, добродушно улыбаясь, лихо затопал на вокзал, с тем чтобы никогда домой не вернуться.
И Натка подумала, что домика того давно уже нет, а на всем этом квартале выстроили учебный комбинат и водонапорную башню. А Маньку - Всемиру - никто никогда таким чудным именем не звал и не зовет, а зовут ее просто Мира или Мирка. И она уже теперь металлург-лаборантка, и у нее недавно родился сын, такой же белобрысый, Пашка.
- А все-таки где же Алька видел Марицу? - неожиданно обернувшись к Сергею, спросила Натка.
- Он видел ее полтора года назад, Наташа. Тогда Марица бежала из тюрьмы. Она бросилась в Днестр и поплыла к советской границе. Ее ранили, но она все-таки доплыла до берега. Потом она лежала в больнице, в Молдавии. Была уже ночь, когда мы приехали в Балту. Но Марица не хотела ждать до утра. Нас пропустили к ней ночью. Алька у нее спросил: "Тебя пулей пробило?" Она ответила: "Да, пулей". - "Почему же ты смеешься? Разве тебе не больно?" "Нет, Алька, от пули всегда больно. Это я тебя люблю". Он насупился, присел поближе и потрогал ее косы. "Ладно, ладно, и мы их пробьем тоже".
- А почему Алька говорил, что это тайна?
- Марицу тогда Румыния в Болгарии искала. А мы думали - пусть ищет. И никому не говорили.
- А потом?
- А потом она уехала в Чехословакию и оттуда опять пробралась к себе в Румынию. Вот тебе и все, Наташа.
Поезд мчался через степи Таврии. Рыжими громадами возвышались над равниной хлебные стога. Сторожевыми башнями торчали элеваторы, и к ним со всех сторон бежали машины, тянулись подводы, телеги, арбы, груженные свежим, пахучим зерном.
На каждой большой станции бросались за встречными газетами. Газет не хватало. Пропуская привычные сводки и цифры, отчеты, внимательно вчитывались в те строки, где говорилось о тяжелых военных тучах, о раскатах орудийных взрывов, которые слышались все яснее и яснее у одной из далеких-далеких границ.
Натка отложила газету.
Поезд мчался теперь через могучий Донбасс. Там бушевало пламя, шипели коксовые печи, грохотали подъемники и экскаваторы. И росли, росли озаренные прожекторами вышки шахт, фабричные корпуса - целые города, еще сырые, серые, пахнущие дымом, известью и цементом.
- Сережа, - сказала тогда Натка, присаживаясь рядом и тихонько сжимая его руку, - ведь это же правда, что наша Красная Армия не самая слабая в мире?
Он улыбнулся и ласково погладил ее по голове.
На вокзале их встретил сам Шегалов.
Столкнувшись с Сергеем, он остановился и нахмурился. Удивленный Сергей и сам стоял, глядя Шегалову прямо в лицо и чему-то улыбаясь.
- Постой! Как это? - трогая Сергея за рукав, пробормотал Шегалов. Сережка Ганин! - воскликнул он вдруг и, хлопая Сергея по плечу, громко рассмеялся. - А я смотрю... Кто? Кто это?.. Ты откуда?.. Куда?..
- Мы вместе приехали. А ты его знаешь? - обрадовалась Натка. - Мы вместе приехали. Я тебе, дядя, потом расскажу. У тебя машина? Мы вместе поедем.
- Поедем, поедем, - согласился Шегалов. - Только мне сейчас прямо в штаб. Я вас развезу, а вечером он обязательно ко мне. Ну, что же ты молчишь?
- Слов нету, - ответил Сергей. - А к вечеру, Шегалов, я все припомню.
- А Балту вспомнишь? Молдавию вспомнишь?
- Дядя, - перебила сразу насторожившаяся Натка, - идем, дядя. Где машина?
Натка сидела посередине. А Шегалов весело расспрашивал Сергея:
- Ну, как ты? Конечно, жена есть, дети?
- Дядя! - дергая его за рукав, перебила Натка. - Ты мне шпорой прямо по ноге двинул.
- Как это? - удивился Шегалов. - Твои ноги вон где, а мои шпоры - вот они.
- Не сейчас, - смутилась Натка, - это еще когда мы в машину садились.
- Так неужели не женат? - продолжал Шегалов и рассмеялся. - А помнишь, как в Бессарабии однажды мы на беженский табор наткнулись, и была там одна такая девчонка темноглазая, чернокосая...
- Дядя! - почти испуганно вскрикнула Натка. - Это была... - Она запнулась. - Это была такая же машина, на которой мы в прошлый раз с тобой ехали?
- И что ты, шальная, не даешь с человеком слова сказать? - возмутился Шегалов. - То ей шпорами, то ей машина. Та же самая машина, - с досадой ответил он. - Ну, вот мы и приехали, слезай. Ты обязательно заходи сегодня или завтра вечером, - обернулся он к Сергею. - А то я на днях и сам в командировку уеду. Дела, брат! - уже тише добавил он. - Серьезные дела! Так и норовят нас слопать, да, гляди, подавятся.
К вечеру позвонил Шегалов и сказал, что он сегодня вернется только поздно ночью. Через полчаса позвонил Сергей и предупредил, что сегодня он быть никак не может и постарается прийти завтра.
Наутро Натка проснулась только в десять, и ей сказали, что дядя уже уехал, но обязательно обещал вернуться пораньше.
Это очень опечалило Натку. До четырех часов Натка ждала звонка, но потом у нее заболела голова, и она вышла на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29