Сейчас как раз что-то похожее намечается врагами. Разве же я могу отлучиться на все лето, а может, и больше, когда здесь собираются манипулы и объединяются в когорты, а когорты – в легионы? Это ж измена будет, Миловида, и страшная измена. Лучше было бы не соглашаться, чем сказать: „Предупрежу“, – и не предупредить».
Озабочен был ее печалью, искал способ помочь и не мог найти.
– Я помогу тебе, девушка, обязательно, – сказал наконец. – Только начнем не с путешествия по Византии. Прежде должны узнать, куда повезли тех несчастных, где и кому продали.
– Думаю, в пристанище Одес знают об этом.
– В Маркианополе тоже знают, и, может, лучше, чем в Одесе.
– Значит, и поиски начнем отсюда, а там и до Одеса дойдем, лишь бы знать точно, что на правильном пути.
Борич отложил свою работу, вышел из подклети и посадил гостью за стол, дал поесть. А пока ела, сидел и думал, к кому податься, у кого разузнать правду о пленных. Видимо, ничего утешительного не придумал, потому что велел Миловиде лечь спать, отдохнуть от многотрудного пути, всяких тревог, а сам пошел со двора.
Прошел день – Борич возвратился из претория ни с чем, прошел второй – снова ни с чем. А на третий день и совсем упал духом.
– Что-то плохое узнали, дедушка?
Смерил ее невеселым взглядом и уже тогда сказал:
– Знаю, ждешь от меня только хороших и приятных вестей. А то не берешь в счет, что приехала к людоловам. Так слушай же, дитя человеческое, что скажу тебе, не тешь себя надеждой на скорую удачу. Хождение по мукам только начинается. Не в Иерон и не в Авидос повез Хильбудий твоего Божейку и всех остальных. То ли не хотел платить мыто за продажу рабов, то ли боялся, что в этих работорговых гаванях его поймают на татьбе, – погнал набитые пленными тиверцами лодьи аж в Илирик.
– Только бы знать, где это, – оживилась Миловида. – Дедусь, родненький, Илирик так Илирик, подадимся и туда.
– Илирик велик, горлица. Раньше надо узнать точно, где их там продавали.
– А те, – девушка кивнула на преторий, – не говорят?
– Вроде не знают. Поедем с тобой все-таки в Одес и будем искать тех, кто знает о судьбе тиверцев.
На этот раз Борич не взял с собой лудильных инструментов, которые брал раньше. Собирал вокруг себя людей, выведывал у них все, что нужно разузнать.
Он знал: дорожку придется протоптать к навикуляриям, а это народ, к которому не так-то просто подойти, их если и соблазнит что, то не его мастерство.
– Говоришь, у тебя золото и ромейские солиды? – спросил Миловиду, побывав в пристанище. – Тебе они, ясное дело, еще пригодятся, но что делать, и тут без них не выведаем. Давай пока солиды, а золото прибереги.
Все ходил и ходил к пристанищу, а возвращался ни с чем, но зато навеселе, под хмельком. Удивлялась этому Миловида и тревожилась: истратит дед солиды, что оторвала от сердца и передала как надежду на спасение, мать Божейки, а пользы от тех похождений никакой. Но другого способа узнать, где Божейко, не видела: это знают мореходы, и только они. Может, не следовало полагаться на Борича, самой тоже походить и поспрашивать? Кто-то же должен был видеть, как выводили тиверцев из тайников, как грузили на лодьи. А если видели, то могли и слышать, куда направятся лодьи, могли подсказать, где сейчас те мореходы, что вывозили пленных за море. Когда Миловида ходила к Днестру да искала гостей из чужого края, тоже боялась: кого встретит, кому доверится. Но ведь не жалеет, что доверилась. Наверное, сама бы пошла искать да спрашивать, если бы в ее уголок не залетела долгожданная весточка. Борич распахнул изо всех сил двери и сказал, переступая порог:
– Готовься, Миловидка, завтра отправляешься. В Старом Эпире, на пристани Никополь, продавали тиверских пленных.
– Это далеко?
– Далеко, дитя, но я договорился: тебя довезут до самого Никополя.
Девушка задумалась.
– А почему только меня? Вы разве не едете?
Старик смутился и беспомощно развел руками.
– Не могу я, горлица моя, ехать. Здесь, в Маркианополе, есть дело, которое не пускает меня с тобой.
Погрустнела враз и села пригорюнившись.
– Ты не грусти и не гневайся, – то ли успокаивал, то ли оправдывался Борич. – Не потому не еду, что не хочу, – не могу я, поверь. Ромеи снова готовятся к походу, должен узнать, куда собираются идти, и, если снова на Тиверь, дам знать тиверцам.
Глянула на старика и недоверчиво, и удивленно и снова потупила взор.
– Я боюсь, дедушка. Вся надежда была на вас. Думала, и Божейку отыщите в этой чужой и загадочной для нас земле, и меня защитите, если дойдет до беды.
Глаза Борича говорили: «О горенько!..» – но уста выговаривали другое:
– Навикулярий, который взялся довезти тебя, – муж немолодой и добронравный. Говорил, пока будешь рядом с ним, волосинка с головы не упадет. А уж как дальше сложится у тебя с ромеями, сама посмотришь. Советую только, не будь слишком щедрой и не делай вид, что богатая. А еще не доверяйся никому. Расспрашивай, проси, торгуйся, проявляй во всем ум и осторожность. Слышала: ум и осторожность. Это будут единственные твои помощники в многотрудном пути удач и неудач, надежд и разочарований…
XIX
Опасения Борича тем летом не подтвердились. Ромеи собирались в Маркианополь, но с другой целью: ходили на сооружение и укрепление крепостей на Подунавье. А следующей весной вода так поднялась в широком и полноводном Дунае, что преодолеть его вплавь нечего было и думать. Слились и стали сплошным морем многочисленные рукава, исчезли под водой камыши, все прибрежное понизовье превратилось в пойму. Деревья стояли в воде, и только верхушки торчали из нее зелеными островками.
– Дунай до самого лета стал ромеям на перепутье, а нам обозначил границы незатопляемой тверди. Теперь будем точно знать, где удачно выбрали место для веж, а где ошиблись. Больше воды, кажется, не было в понизовье, – внимательно оглядывая даль, поднялся в стременах Вепр.
– Думаешь, что мы где-то ошиблись?
– Неудивительно, если такая вода. Но побываем на месте построек – увидим.
И князь, и воевода знали: сюда, в Подунавье, давно были отправлены тиверские строители – землекопы, каменотесы, плотники. Да и слышно было, когда шли понизовьем, как громко стучат, дробят и тешут камень, рубят деревья. Дереводелов здесь, ясное дело, больше всех. Может, только вежи и будут поставлены из камня. На валы, гридницы пойдут земля и дерево. Поэтому и слышится стук-перестук со всех сторон – рубят все, что есть лучшее.
– Старейшины, как никогда, поверили тебе, княже, а от старейшин передалась вера и всей земле. Видишь, как густо шли тиверцы на Дунай?
– Потому что знают, чем заплатили за беспечность. Своим хребтом почувствовали, что такое вторжение чужеземцев.
– Не только… У старательности есть и другая причина. Думаю, не было бы такого порыва и единодушия, если бы ты призвал их сначала на сооружение веж, а уж потом – на восстановление сожженных весей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127