Самолёт оторвался от земли и пошёл над морем. Калганов успел ещё разглядеть: Норд по грудь вбежал в воду, остановился, тоскливо поднял голову, взглядом провожая улетающий самолёт.
…Всё это вспомнилось ему сейчас, когда стоял он со снятой фуражкой и смотрел на развалины дома. Но… может быть, хозяйка, эта добрая, обездоленная войной женщина, живёт где-нибудь в посёлке, в другом доме? Может быть, цел и Норд? Надо расспросить… Может быть, он найдёт их?
Надев фуражку, Калганов побрёл по улице. Зашёл в первый же двор, где увидел людей. Ему рассказали: во время последних боёв, когда гитлеровцев выбивали из этих мест, их авиация бомбила посёлок. Одна из бомб угодила в крайний дом. Норд и его хозяйка погибли.
С тех пор Калганов больше никогда не заводил собак.
«Поздрав, Бродари!»

Случалось ли вам плыть на пароходе по Дунаю? Необъятно широка гладь великой реки – от одного берега едва различим другой. По этой большой водной дороге, протянувшейся от Альп до Чёрного моря, через земли восьми государств, непрерывно идут морские, большой осадки, грузовые суда, речные буксиры с баржами, величаво, как белые лебеди, плывут пассажирские пароходы. На судах можно увидеть флаги и заморских стран.
Даже в самую тёмную, непроглядную ночь полна жизни эта международная водная дорога. Белые и красные светляки бакенов, береговых маяков и створных огней указывают путь. Отражаясь в быстротечном зеркале воды, движутся огни судов. Россыпью золотистых искр сверкают на берегах огни селений и городов.
Осенью сорок четвёртого года Дунай был другим.
…Ни огонька на берегах. Ни огонька на фарватере. Пустынен Дунай там, где линия фронта пересекает его возле стыка трёх границ – румынской, болгарской и югославской. Где-то на берегах, скрытые тьмой, таятся немецкие батареи, нацеленные на реку. Кто же в этот ночной час рискнёт пойти с низовья, с той стороны, где советские войска?
Но что это? Чуть слышно рокочет мотор какого-то судна, идущего против течения серединой реки. Ночная тьма скрывает его, на нём не зажжены ходовые огни. И, наверное, не слышен рокоток мотора немецким наблюдателям – до берегов далеко.
А если услышат? Если услышат и бросят осветительную ракету? В беспощадном белом свете её станет виден маленький катер с невысокой надстройкой, с развевающимся на речном ветру советским военно-морским флагом. Такого флага ещё не видывали в этих местах воды Дуная. Маленький, совсем не военного вида катерок первым несёт его здесь.
Это катер разведчиков, которыми командует старший лейтенант Калганов. Не так давно сменили матросы ленточки на бескозырках, и теперь на них вместо литер «Черноморский флот» ещё не потускневшим золотом горит: «Дунайская флотилия». Не так давно пели:
Чёрное море, прощай,
Мы расстаёмся с тобой.
Завтра идём на Дунай
Мы и в разведку, и в бой.
Отряд Калганова – теперь разведывательный отряд созданной вновь Дунайской флотилии. Катер, на котором идут разведчики в эту тёмную осеннюю ночь мимо занятых врагом берегов, они шутя называют своим флагманом. На борту катера не написано названия. Но уже вся флотилия знает его под именем «Жучки». Так прозвали катер сами разведчики за поворотливость, за то, что на нём везде легко проскочить. «Жучка» – катер трофейный, захваченный разведчиками Калганова у отступавших немцев.
С двадцать четвёртого августа, как только вошли в Дунай первые боевые корабли флотилии, у разведчиков стало много спешной работы. Они отыскивают наиболее безопасные пути прохода для кораблей флотилии, выясняют, расспрашивая жителей, не заминирован ли фарватер. Разведчики высматривают, где стоят на берегу вражеские батареи, уточняют, где удобнее высадить десант, захватывают на берегу «языков». Пройдены уже сотни километров дунайского водного пути. Остался позади Измаил и вся родная земля. Пройдены берега Румынии, которая с двадцать четвёртого августа стала не воюющей с нами страной, а союзной. Позади вся Болгария, где уже победил народ, восстав против фашистов. Фронт безостановочно движется на запад вдоль Дуная. Вместе с войсками навстречу течению идут корабли – бронекатера, прозванные «речными танками», мониторы с их мощными пушками, тральщики, вылавливающие мины. Путь кораблей – к Белграду, до которого ещё не одна сотня километров. И, прощупывая этот путь, идут тёмной и холодной осенней ночью вверх по Дунаю на «Жучке» разведчики, идут в неизвестность: ведь они – самые первые.
Куда пробирается «Жучка» этой ночью? Она идёт к югославскому селению Радуевац. Возле Радуеваца, на дальних подступах к Белграду, враг создал мощные оборонительные рубежи.
…3а полночь. Небо плотно закрыто тучами. Моросит мелкий осенний дождь. «Жучка» тихо подходит к заросшему ольхой низкому берегу неподалёку от Радуеваца. С борта на берег спрыгивают четверо и тотчас же скрываются в мокром оголённом кустарнике. Круто отвернув, «Жучка» уходит, теряется во тьме…
Тот, который первым из четверых уверенно вошёл в скользкий от сырости ольшаник, не принадлежал к отряду. Это был югославский партизан, по имени Радуле. Он вёл за собой трёх разведчиков: матросов Чичило, Глобу и Морозова – старшего группы.
Прибрежный кустарник был пройден. Разведчики остановились на кукурузном поле, где торчали, опустив пожухлые листья, стебли, с которых уже давно собраны початки. Радуле, немного говоривший по-русски, вполголоса сказал:
– Деревня близко. Там партизанская квартира. Переоденемся в местную одежду, расспросим обо всём, возьмём проводника дальше.
– Веди, Радуле! – согласился Морозов. Радуле повёл разведчиков напрямик, кукурузным полем. Сапоги вязли в раскисшей от осенних дождей почве. То руками, то лицом идущие задевали не видные в темноте мокрые шершавые кукурузные стебли и листья.
В деревню вошли не по дороге, а садами. Радуле, сказав разведчикам, чтобы они подождали, пошёл к хате. Сквозь шелест дождя было слышно, как Радуле осторожно постучал в окно, как скрипнуло оно, открываясь.
Радуле вернулся, тихо позвал:
– Пошли.
В хате их встретил хозяин – черноусый человек средних лет, в холщовой рубахе, белеющей из-под овчинного жилета. Пожимая каждому руку, он взволнованно шептал:
– Поздрав, дружебники советски! Поздрав, бро-дари! О! Првие советски до нас!
Окна в хате были плотно занавешены, тускло светил красноватый язычок коптилки.
Суетясь, хозяин вытащил откуда-то глиняный, оплетённый соломой пузатый кувшин, заткнутый кукурузным початком:
– За вас! За нашу победу! Но Морозов остановил его:
– Спасибо, друг, нельзя нам сейчас.
Хозяин с сожалением вздохнул, отставил кувшин с вином. О чём-то оживлённо переговариваясь с Радуле, он то лез на печь, то заглядывал в угол, задёрнутый пёстрой занавеской, то выбегал в сени, возвращался, таща какую-то одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32