– Превосходно, – ответил Дэвид, устраиваясь за столом. – Не скажете, который час?
– Четверть шестого, сэр. Еще целых девять часов с гаком, раз эта, как ее… церемония назначена на два пополудни.
– Так вы все знаете, Том Ларкин?
– А то как же – вся деревня знает, ага, и желает вам счастья.
– Спасибо, Том, я верю, что это от чистого сердца.
– Еще бы, сэр, не сомневайтесь! Какая жалость, что вы устраиваете ее не в Лоринге.
– На то были причины, Том.
В открытое окно вместе с ароматом садовых цветов донеслись скрип тяжелых колес, мерный стук копыт и веселый, но не допускающий возражений окрик:
– Стой, Полли Фем, суши весла!
Кто-то быстро прошел по двору, и в открытое окно просунулась ухмыляющаяся физиономия Джима Крука.
– Доброе утро, сэр Дэвид! А я чапаю мимо, дай, думаю, отклонюсь от курса на парочку галсов, чтобы пожелать вам, сэр, здоровья, счастья, долголетия и вообще попутного ветра!
– Спасибо, конечно, на добром слове, Джим, – ответил Дэвид, делая суровое лицо, – только что это такое – через окно! Войди-ка внутрь и, как положено, повтори все это за кружкой эля! Том, кружку… всем по кружке «старого»! Давай сюда, Джим!
Возница вошел и замялся со шляпой в руке. Дэвид подмигнул ему и подтолкнул к столу. Хозяин принес эль, и тост был произнесен надлежащим образом.
– Экая жалость, сэр, что мастера Шрига здесь нет, – вздохнул хозяин. – Бывало, как смачиваю глотку пинтой-другой «старого» – а это, почитай, каждый день, – все поминаю его разными словами… Это ж хитрец, каких поискать, а глаза – ну что твои буравчики!
– Ага, это уж точно, – подтвердил его точку зрения Джим. – Вот уж кто днем и ночью смотрит в оба. А как лихо взял на абордаж Тома Яксли!..
Хозяин цокнул языком.
– И не говори! Прижучил чертова призрака. Господи, вот умора – я тут как-то помянул о призраках при старом Джоуэле, так старик в меня плюнул – провалиться мне на этом месте, плюнул! Не попал, правда.
– Сэр, я слыхал, что событие произойдет сегодня днем в Глинде?
– Да, Джим.
– В два часа! – вставил хозяин. – Через девять часов.
– Гм, – пожевал губами Дэвид, – кажется, я рановато собрался.
– А я опаздываю, сэр, – сказал Крук, поднимаясь. – Мой Полли, хоть и надежен, да медлителен, ровно старый дредноут. Так что мне пора.
– Тогда, может быть, вы подбросите меня до развилки, Джим? – спросил Дэвид, тоже вставая.
– С нашим удовольствием, сэр Дэвид. Правда, моя колымага не для таких одежд, как ваши, сэр, но, если вас устраивает, я всегда готов.
– Устраивает, – заверил его Дэвид и хлопнул себя по шляпе.
Пожав руку Тому Ларкину, они вышли на улицу, прыгнули на козлы фургона, Джим тряхнул вожжами и скомандовал Полифему «полный вперед». Надменное животное поразмыслило над предложением, попрядало ухом, подняло ногу, но, еще мгновение подумав, поставило ее обратно и фыркнуло.
– Но-о, трогай, Полли! Ну, чего размечтался? – принялся увещевать коня возница, но тут как раз кто-то торопливо обошел фургон сзади, и перед ними предстал мистер Спрул собственной персоной. Он подобострастно поклонился, дотронулся до своей шляпы, еще раз поклонился, снял ее совсем и прижал к тяжко вздымающейся груди. На мокром лбу церковного старосты осталась красная полоса.
– Сэр Дэвид!.. О, сэр, ваша честь! – заговорил он, невзирая на одышку. – Я спешу позволить себе вольность воспользоваться торжественным и в высшей степени наиважнейшим событием, чтобы покорнейше просить разрешения вашей чести пожелать вашей чести всех самых лучших благ, а также богатства, и удачи, и радости, тем более что я, сэр Дэвид, ваша честь, являюсь человеком, чей самый наметанный глаз всегда готов с первого взгляда распознать истинное благородство, и сердце мое смиренно трепещет и замирает от преданности, которую… – Однако дальнейший ход его мысли так и остался для всех за семью печатями, поскольку Полифем, выразительно фыркнув, рванул с места, и продолжение фразы вместе с согнутым в три погибели мистером Спрулом потонуло в туче пыли.
Пока тяжелый фургон громыхал по тенистой извилистой дороге, спутники обменивались мнениями о самых разнообразных вещах: о подтвердившихся видах на урожай, о предстоящей жатве, о погоде, о поместье и многочисленных изменениях и усовершенствованиях, произведенных Дэвидом. Ни словом не упомянули лишь преступления и преступников, ибо тайне Лоринг-Чейза исполнилось уже девять недель, она быстро отходила на задний план и вскоре должна была кануть в Лету.
Дойдя до развилки, Полифем снизошел до просьбы хозяина и остановился. Дэвид спрыгнул на землю.
– До встречи, Джим, – сказал он. – Лоринг теперь мой, и коль скоро мы соседи, то должны навсегда остаться друзьями.
– Уж я-то со всей душой, сэр Дэвид! – Крук заулыбался, отдал пальцем честь, и фургон загромыхал по дороге.

Дэвид сидел на старом мостике через изгородь, который по причине своего почтенного возраста служил на своем веку многим ожидающим молодым людям, хотя, безусловно, ни один из них не смотрел на узкую петляющую тропинку такими жадными глазами и не дрожал так сильно от нетерпения, как Дэвид.
Птицы в соседнем леске распевали последние осенние песни. Прочистил голос певчий дрозд. Но что Дэвиду песни? Он напрягал слух в ожидании куда более сладостных для него звуков, чем любые песни, гимны, трели или пересвисты, его интересовала только легкая поступь той, с кем он расстался восемь бесконечно долгих, томительных недель тому назад.
На голос певчего дрозда откликнулся черный дрозд; их сладкозвучное соперничество наполнило тенистую рощу виртуозными переливами и трелями, но разве мог Дэвид внимать им? Минуты текли, и росло его нетерпение. Он уже начал тревожиться, чуть ли не впал в отчаяние. Достав спрятанный на груди, под украшенной жабо сорочкой, сложенный листок бумаги, Дэвид развернул его и бегло пробежал глазами. Он наизусть помнил в нем каждое слово. Да, вот эта строка: «В семь часов». И здесь же: «…любимый… дорогой…» Что могло случиться? Может быть, она захворала?.. Господи, Боже, а вдруг какое-нибудь несчастье?
Дэвид вскочил и в тревоге забегал взад-вперед. В это мгновение начали тихо и печально вызванивать далекие часы Лорингской церкви. Семь мелодичных ударов. И тут же лязгнуло железо о камень, застучали копыта, звук которых приглушала росистая трава, и вот уже из-за поворота вылетела всадница! Ее лошадь в мыле, что свидетельствует о быстрой езде. Она скачет к нему, ее стройная фигура грациозно покачивается в такт каждому движению скакуна, и глаза ее сияют в тени изящной шляпки.
– Дэвид!
Он был уже рядом, его руки протянулись к ней, помогая спрыгнуть на землю, и Антиклея со счастливым вздохом упала в его объятия. Сердце Дэвида готово было выпрыгнуть из груди. Наконец-то она у него в руках, больше он ее не выпустит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84