О том, что ранен еще и оперативник, никто не пронюхал. «Новости» будут первыми, и надо подать этот материал как следует. Лизавета вышла из программы «Информационные агентства», открыла «Word» и начала писать первый комментарий.
«Здравствуйте, сегодня двадцать пятое апреля, вы смотрите „Петербургские новости“. Сегодня в нашей программе вы увидите…» – дальше пойдет анонс сюжетов и подводка к репортажу Маневича.
В анонс Лизавета вставила и сюжет Саввы о Счетной палате и манипуляциях с бюджетными «здравоохранительными» деньгами, и репортаж о диализе. Для страховки. Выбросить проанонсированный репортаж довольно сложно. Правда, можно выкинуть анонс сам по себе, но Борюсик не всегда об этом вспоминает. По телефону Лизавета прочитала текст Верейской – та чаще сидела в отделе информации, а не за специальным столом выпускающего в студии. Это было, в целом, правильно: редактор должен сортировать информацию, а готовый текст можно просмотреть где угодно. Лана утвердила анонс, и Лизавета побежала на второй этаж в монтажную, чтобы его начитать. Кстати, поговорка «репортера ноги кормят» имеет прямое отношение и к ведущим «Новостей», даже если они не ездят на съемки. И без съемок хватает: нормально работая – что-то начитать, что-то проверить, отсмотреть видео, проконсультироваться с выпускающим, – за день набегаешь по лестницам этажей двадцать-тридцать.
После начитки Лизавета вернулась на первый этаж в студию и принялась писать подводку к репортажу.
«…Отравленный хлеб в мини-пекарне „Тутти-Фрутти“ и гибель журналиста, занимавшегося расследованием этого теракта, доказывают: террористы не боятся, что их вычислят, они спокойно звонят и в средства массовой информации, и в ФСБ. Террористы не боятся громких угроз и заочных санкций на арест, но они боятся быть узнанными. Убит журналист, который, возможно, приблизился к разгадке дела „Тутти-Фрутти“. Корреспондент „Петербургских новостей“ Александр Маневич выяснил, что в тот же день, то есть вчера, пытались убить и оперуполномоченного, с которым работал Кирилл Айдаров. Причем два преступления – убийство и покушение – совпадают даже в деталях. Итак, смотрите репортаж…»
Чей репортаж увидят заинтригованные телезрители, Лизавета написать не успела. Опять зазвонил телефон, городской. Номер телефона, стоящего на столе ведущего в студии, знают только свои. И еще господин Ковач. Скорее всего, это он ее и добивается. Долго же он набирал номер.
– Здравствуйте. Могу ли я попросить к телефону Елизавету Алексеевну? – Голос спокойный, тембр приятный. Вежливый господин – потрудился выяснить отчество.
– Я вас слушаю. Добрый день, – ответила Лизавета. День – это, конечно, натяжка, на часах половина седьмого вечера, но приветствие вырвалось машинально, у них действительно день в разгаре, новостийный рабочий день.
– Это Олег Иванович Ковач. Председатель департамента по здравоохранению. Мы не знакомы, но…
– Очень приятно вас слышать. – Лизавета старалась говорить беззаботно и весело. – Почему же не знакомы, я несколько раз была на пресс-конференциях.
Она присутствовала на первой встрече с журналистами бывшего главного врача большой многопрофильной больницы, внезапно ставшего министром в правительстве города, и ей понравился лысоватый очкарик в поношенном костюме и с мягкими интонациями доктора Айболита. Тогда он еще не перешел с точки зрения эксплуатируемых на позиции эксплуататоров, еще не научился держать линию чиновничьей обороны. Связно говорил о недопустимо скудном медицинском бюджете, который все равно не выполняется в полном объеме, о необходимости помочь врачам и больным, о строгом контроле за денежными потоками и погашении долгов больницам и поликлиникам. Правда, достаточно скоро он переоделся в дорогой костюм, да и на вопросы о финансовых делах стал отвечать не столь однозначно и категорично.
– Я вас тоже много раз видел на экране, но лично мы не знакомы. – У Ковача по-прежнему был голос врача-педиатра, спрашивающего «Как дела, дружок, что же ты расхворался?» – Жаль, что приходится знакомиться вот так, по телефону, но дело не терпит отлагательств.
– Я вас слушаю, только по возможности коротко, до выпуска чуть больше часа.
– Понимаю. Мне стало известно, что готовится репортаж о деятельности моего ведомства…
– Да. По материалам Счетной палаты. – Лизавета решила перехватить инициативу. – Ваш заместитель, а также представитель «Фармакапеи» прокомментировали этот материал.
– Знаю. Я, собственно, ничего не имею против. – У Лизаветы даже дух захватило. Может, надо было ехать прямо к нему? Может, он только костюмчик сменил, а под изделием лондонского портного – все еще честный доктор? Ковач опроверг ее предположение почти моментально: – Палата проверяла нас весь прошлый год. Я тогда не работал. Клубок склок, доставшийся в наследство от предшественников, и мне мешает работать.
Вот оно что! Оказывается, прошлые грехи не имеют к нему касательства. Лизавета не будет его разубеждать и сообщать, что в документах Счетной палаты есть копии контрактов этого года и там, за небольшими изменениями, все те же имена и названия фирм.
– Тут другое… Я не собираюсь давить и требовать, вы журналисты, ваше дело информировать общество о наших делах. Но мне сказали, что милиция проверяет, не связан ли взрыв в вашем автомобиле с подготовкой этого репортажа… – Ковач замолчал, явно ожидая реакции.
– Насколько я знаю, такая проверка идет.
– Вот. И я хочу вам сообщить, что эти события никак не связаны. Одно к другому не имеет ни малейшего отношения. Поверьте мне… – Городской министр здравоохранения снова замолк.
– Допустим, я вам верю. – Лизавета никак не могла уразуметь, к чему он клонит. Задергался и боится, что в репортаже их обвинят в чисто бандитском способе решения проблем с прессой? Или проведал, что на медицинскую версию милицию навели они с Саввой, и хочет их разубедить? Чего он добивается?
– Нет, не допустим, это в ваших же интересах.
– В смысле?
– У нас конфликтная ситуация. Снять репортаж с эфира, каким бы он ни был, я мог бы через пресс-службу мэрии, вы это знаете. – Лизавета действительно знала, что одного-единственного звонка начальника департамента по печати и связям с общественностью директору их студии хватило бы с лихвой. Борюсик встал бы по стойке «смирно» и напрочь выкинул бы из головы газеты, которые могут опередить с разоблачениями. Сенсация – это хорошо, а устойчивое кресло и просторный кабинет с референтом гораздо лучше.
– Но снимать материал я вовсе не собираюсь. Я забочусь о вашей безопасности. Какие бы ни были у меня отношения с противной стороной, мы общаемся. И я наверняка знаю, что ничего подобного они не делали, поверьте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
«Здравствуйте, сегодня двадцать пятое апреля, вы смотрите „Петербургские новости“. Сегодня в нашей программе вы увидите…» – дальше пойдет анонс сюжетов и подводка к репортажу Маневича.
В анонс Лизавета вставила и сюжет Саввы о Счетной палате и манипуляциях с бюджетными «здравоохранительными» деньгами, и репортаж о диализе. Для страховки. Выбросить проанонсированный репортаж довольно сложно. Правда, можно выкинуть анонс сам по себе, но Борюсик не всегда об этом вспоминает. По телефону Лизавета прочитала текст Верейской – та чаще сидела в отделе информации, а не за специальным столом выпускающего в студии. Это было, в целом, правильно: редактор должен сортировать информацию, а готовый текст можно просмотреть где угодно. Лана утвердила анонс, и Лизавета побежала на второй этаж в монтажную, чтобы его начитать. Кстати, поговорка «репортера ноги кормят» имеет прямое отношение и к ведущим «Новостей», даже если они не ездят на съемки. И без съемок хватает: нормально работая – что-то начитать, что-то проверить, отсмотреть видео, проконсультироваться с выпускающим, – за день набегаешь по лестницам этажей двадцать-тридцать.
После начитки Лизавета вернулась на первый этаж в студию и принялась писать подводку к репортажу.
«…Отравленный хлеб в мини-пекарне „Тутти-Фрутти“ и гибель журналиста, занимавшегося расследованием этого теракта, доказывают: террористы не боятся, что их вычислят, они спокойно звонят и в средства массовой информации, и в ФСБ. Террористы не боятся громких угроз и заочных санкций на арест, но они боятся быть узнанными. Убит журналист, который, возможно, приблизился к разгадке дела „Тутти-Фрутти“. Корреспондент „Петербургских новостей“ Александр Маневич выяснил, что в тот же день, то есть вчера, пытались убить и оперуполномоченного, с которым работал Кирилл Айдаров. Причем два преступления – убийство и покушение – совпадают даже в деталях. Итак, смотрите репортаж…»
Чей репортаж увидят заинтригованные телезрители, Лизавета написать не успела. Опять зазвонил телефон, городской. Номер телефона, стоящего на столе ведущего в студии, знают только свои. И еще господин Ковач. Скорее всего, это он ее и добивается. Долго же он набирал номер.
– Здравствуйте. Могу ли я попросить к телефону Елизавету Алексеевну? – Голос спокойный, тембр приятный. Вежливый господин – потрудился выяснить отчество.
– Я вас слушаю. Добрый день, – ответила Лизавета. День – это, конечно, натяжка, на часах половина седьмого вечера, но приветствие вырвалось машинально, у них действительно день в разгаре, новостийный рабочий день.
– Это Олег Иванович Ковач. Председатель департамента по здравоохранению. Мы не знакомы, но…
– Очень приятно вас слышать. – Лизавета старалась говорить беззаботно и весело. – Почему же не знакомы, я несколько раз была на пресс-конференциях.
Она присутствовала на первой встрече с журналистами бывшего главного врача большой многопрофильной больницы, внезапно ставшего министром в правительстве города, и ей понравился лысоватый очкарик в поношенном костюме и с мягкими интонациями доктора Айболита. Тогда он еще не перешел с точки зрения эксплуатируемых на позиции эксплуататоров, еще не научился держать линию чиновничьей обороны. Связно говорил о недопустимо скудном медицинском бюджете, который все равно не выполняется в полном объеме, о необходимости помочь врачам и больным, о строгом контроле за денежными потоками и погашении долгов больницам и поликлиникам. Правда, достаточно скоро он переоделся в дорогой костюм, да и на вопросы о финансовых делах стал отвечать не столь однозначно и категорично.
– Я вас тоже много раз видел на экране, но лично мы не знакомы. – У Ковача по-прежнему был голос врача-педиатра, спрашивающего «Как дела, дружок, что же ты расхворался?» – Жаль, что приходится знакомиться вот так, по телефону, но дело не терпит отлагательств.
– Я вас слушаю, только по возможности коротко, до выпуска чуть больше часа.
– Понимаю. Мне стало известно, что готовится репортаж о деятельности моего ведомства…
– Да. По материалам Счетной палаты. – Лизавета решила перехватить инициативу. – Ваш заместитель, а также представитель «Фармакапеи» прокомментировали этот материал.
– Знаю. Я, собственно, ничего не имею против. – У Лизаветы даже дух захватило. Может, надо было ехать прямо к нему? Может, он только костюмчик сменил, а под изделием лондонского портного – все еще честный доктор? Ковач опроверг ее предположение почти моментально: – Палата проверяла нас весь прошлый год. Я тогда не работал. Клубок склок, доставшийся в наследство от предшественников, и мне мешает работать.
Вот оно что! Оказывается, прошлые грехи не имеют к нему касательства. Лизавета не будет его разубеждать и сообщать, что в документах Счетной палаты есть копии контрактов этого года и там, за небольшими изменениями, все те же имена и названия фирм.
– Тут другое… Я не собираюсь давить и требовать, вы журналисты, ваше дело информировать общество о наших делах. Но мне сказали, что милиция проверяет, не связан ли взрыв в вашем автомобиле с подготовкой этого репортажа… – Ковач замолчал, явно ожидая реакции.
– Насколько я знаю, такая проверка идет.
– Вот. И я хочу вам сообщить, что эти события никак не связаны. Одно к другому не имеет ни малейшего отношения. Поверьте мне… – Городской министр здравоохранения снова замолк.
– Допустим, я вам верю. – Лизавета никак не могла уразуметь, к чему он клонит. Задергался и боится, что в репортаже их обвинят в чисто бандитском способе решения проблем с прессой? Или проведал, что на медицинскую версию милицию навели они с Саввой, и хочет их разубедить? Чего он добивается?
– Нет, не допустим, это в ваших же интересах.
– В смысле?
– У нас конфликтная ситуация. Снять репортаж с эфира, каким бы он ни был, я мог бы через пресс-службу мэрии, вы это знаете. – Лизавета действительно знала, что одного-единственного звонка начальника департамента по печати и связям с общественностью директору их студии хватило бы с лихвой. Борюсик встал бы по стойке «смирно» и напрочь выкинул бы из головы газеты, которые могут опередить с разоблачениями. Сенсация – это хорошо, а устойчивое кресло и просторный кабинет с референтом гораздо лучше.
– Но снимать материал я вовсе не собираюсь. Я забочусь о вашей безопасности. Какие бы ни были у меня отношения с противной стороной, мы общаемся. И я наверняка знаю, что ничего подобного они не делали, поверьте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96