А солдат без мозгов — не солдат. Победу в войне одерживают не численностью войска, а дисциплиной и мозгами, хотя бы в том количестве, которое необходимо для выполнения приказов.
Мкомбу кивнул. Закончив приводить в порядок свою грудь, он еще раз вытер руки о рубашку.
— Конечно, ты прав, потому я и оплачиваю так щедро твою должность начальника штаба.
Он улыбнулся, и Муллин улыбнулся в ответ, подумав: «Маловато платишь», однако утешил себя мыслью, что его час еще наступит. Терпение всегда вознаграждается.
Мкомбу поднялся из-за стола и сказал:
— Ладно, пока прекрати убивать кого бы то ни было. — Затем, будто бы желая пресечь возможные возражения, быстро добавил: — А теперь к делу.
— Что за дело?
Мкомбу, сцепив руки за спиной, слегка подался вперед.
— Олимпийские игры, — сказал он.
— И в каком же виде состязаний вы собираетесь участвовать? — спросил Муллин. — Кто больше съест?
Мкомбу выпрямился. Он был всего сантиметров на пять выше Муллина, но вместе с тем килограммов на пятьдесят тяжелее. Рубаха его была вся в пятнах, в черной седеющей бороде блестела застывшая капля жира. А когда он улыбнулся Муллину, в розовом провале рта сверкнуло золото и серебро.
— Если бы я не знал тебя так хорошо, Джеки, я бы подумал, что ты меня не любишь, — сказал Мкомбу.
Это был прямой вызов, и Муллин сдержался, убежденный, что в свое время сумеет взять реванш. Просто это время пока еще не наступило.
— Я пошутил, Джим Боб, — сказал он.
— Прекрасно. Можешь продолжать в том же духе. Только почему ты не ешь свою курицу?
И Мкомбу проследил, как Муллин поднес кусок ко рту и неохотно откусил второй раз.
— Ладно, — сказал Мкомбу. — Теперь об этих играх.
— А в чем там дело?
— Спортсменов из ЮАР и Родезии могут не допустить к участию.
— Ну и что? — спросил Муллин, пожав плечами.
— Это может вызвать недовольства в обеих странах.
— Верно, — сказал Муллин. — Но при чем тут мы?
— Мы сделаем так, что происшедшее в Мюнхене в семьдесят втором покажется им невинной забавой.
Мкомбу поднял глаза, и Муллин кивнул. Он знал эту игру. Мкомбу будет говорить нарочито туманно, и ему, Муллину, придется подталкивать его своими «как», «почему» да «зачем» до тех пор, пока все не станет на свои места.
Таким образом, заставляя британца постоянно обращаться к нему за разъяснениями, Мкомбу поддерживал в себе чувство превосходства.
— Как? — спросил Муллин.
— Мы уничтожим спортсменов одной из стран-участниц и свалим вину за это на какую-нибудь террористическую организацию белых из ЮАР.
Муллин снял очки и стал их рассматривать. Он тоже умел вести игру. Медленно водрузив очки обратно на нос, он спросил:
— Зачем?
— Если это будет сделано от имени каких-то там южно-африканских борцов за какие-то там права, весь мир обрушится на ЮАР и Родезию. И для нас откроются все двери.
— Насколько мне известно, с палестинцами ничего подобного не произошло. По-моему, все забыли о том, что они убили в Мюнхене детей. Почему же так должно получиться, если речь идет о ЮАР и Родезии?
— Потому что ЮАР и Родезия — антикоммунистические страны, — сказал Мкомбу. — Это гарантия того, что мировое сообщество всерьез ополчится на них и ничего им не простит. У палестинцев не было этого недостатка.
Муллин кивнул.
— Может, и сработает, — сказал он. — Сколько человек нужно будет уничтожить?
— Всех, кого пошлет эта страна. Всех до одного, — ответил Мкомбу с явным удовольствием.
— И как же нам удастся это сделать?
— А вот за это, дорогой Джек, я и плачу тебе такие деньги. Соображай сам. Естественно, предварительно мы распространим послания с угрозами и тем самым начнем восстанавливать общественное мнение против белых режимов. А массовое убийство явится завершающим штрихом.
— Минимальными силами, разумеется? — уточнил Муллин.
— Разумеется, чем меньше людей будут об этом знать и принимать в этом участие, тем лучше.
Мкомбу сел на место. Его рука почти непроизвольно потянулась за куском мяса, и, как только приблизилась к нему, оттуда тотчас же взмыла муха.
— Еще один момент, — сказал Муллин. — А как же ваши русские друзья? Как им понравится, если вы сорвете у них Олимпийские игры?
— Если ты сделаешь свою работу как надо, они никогда не узнают, что это были мы, — ответил Мкомбу.
— Ясно, — сказал Муллин. Затем встал и бросил на стол едва надкушенный в двух местах кусок курицы. Он не сомневался, что Мкомбу потом съест его. Чем добру пропадать, лучше пусть утроба лопнет.
Муллин двинулся к выходу.
— Ты кое-что забыл, — проговорил Мкомбу, когда Муллин уже взялся за ручку двери.
— Да?
— Разве тебе не нужно знать, спортсменов какой страны мы уничтожим?
— Это не столь важно, Джим Боб, но я слушаю. Из какой же?
— Из самой могущественной, — ответил Мкомбу.
— Прекрасно, — сказал Муллин. Он не стал спрашивать, из какой именно.
— Из самой могущественной во всем мире.
— Как вам будет угодно, сэр, — сказал Муллин.
— Из Соединенных Штатов Америки.
Муллин кивнул.
— Я хочу, чтобы была уничтожена вся их команда, — прибавил Мкомбу.
— Как скажете, Джим Боб, — ответил Муллин.
Глава вторая
Его звали Римо, и он никогда не увлекался никакими играми. А потому вместо того, чтобы взбираться по задней стене чикагского Хефферлинг-билдинга, как он поступил бы, если бы требовалось действовать скрытно, он вошел туда с парадного входа, расположенного на Норт-Мичиган-стрит, откуда было рукой подать до клуба «Плейбой». Пройдя мимо вахтера, он направился к лифтам.
Ожидая лифт, Римо размышлял о том, сколько расходуется энергии, чтобы поднимать людей на верхние этажи. Он находил, что для людей было бы гораздо полезней подниматься пешком, к тому же это помогло бы сократить дефицит электроэнергии. Затем в голову ему пришла мысль пробежаться на четырнадцатый этаж, где находился кабинет Хьюберта Хефферлинга, президента «Хефферлинг энерджи груп», и тем самым внести свой личный вклад в решение проблемы энергетического кризиса в Америке.
Но тут он вспомнил, зачем сюда явился, и решил, что уже одним этим внесет достаточный вклад в решение проблемы; и, когда пришел лифт, Римо шагнул в открывшуюся дверь.
Его самого ничуть не заботила нехватка горючего для отопления, поскольку он не имел ни машины, ни своего дома. Но вокруг него жили люди, которых это заботило, и ради этих людей Римо Уильямс собирался убить человека, которого никогда и в глаза не видел.
Миновав секретаря общего отдела, расположенного на четырнадцатом этаже, Римо предстал перед хорошенькой юной секретаршей Хефферлинга.
— Я пришел казнить мистера Хефферлинга. Он здесь? — проговорил Римо.
Секретаршу звали Марша. В ее арсенале был полный набор возражений, используемых для посетителей, желающих побеспокоить мистера Хефферлинга по поводу дефицита бензина или нефти — в особенности бензина, — но, когда она подняла глаза, все возражения застряли у нее в горле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Мкомбу кивнул. Закончив приводить в порядок свою грудь, он еще раз вытер руки о рубашку.
— Конечно, ты прав, потому я и оплачиваю так щедро твою должность начальника штаба.
Он улыбнулся, и Муллин улыбнулся в ответ, подумав: «Маловато платишь», однако утешил себя мыслью, что его час еще наступит. Терпение всегда вознаграждается.
Мкомбу поднялся из-за стола и сказал:
— Ладно, пока прекрати убивать кого бы то ни было. — Затем, будто бы желая пресечь возможные возражения, быстро добавил: — А теперь к делу.
— Что за дело?
Мкомбу, сцепив руки за спиной, слегка подался вперед.
— Олимпийские игры, — сказал он.
— И в каком же виде состязаний вы собираетесь участвовать? — спросил Муллин. — Кто больше съест?
Мкомбу выпрямился. Он был всего сантиметров на пять выше Муллина, но вместе с тем килограммов на пятьдесят тяжелее. Рубаха его была вся в пятнах, в черной седеющей бороде блестела застывшая капля жира. А когда он улыбнулся Муллину, в розовом провале рта сверкнуло золото и серебро.
— Если бы я не знал тебя так хорошо, Джеки, я бы подумал, что ты меня не любишь, — сказал Мкомбу.
Это был прямой вызов, и Муллин сдержался, убежденный, что в свое время сумеет взять реванш. Просто это время пока еще не наступило.
— Я пошутил, Джим Боб, — сказал он.
— Прекрасно. Можешь продолжать в том же духе. Только почему ты не ешь свою курицу?
И Мкомбу проследил, как Муллин поднес кусок ко рту и неохотно откусил второй раз.
— Ладно, — сказал Мкомбу. — Теперь об этих играх.
— А в чем там дело?
— Спортсменов из ЮАР и Родезии могут не допустить к участию.
— Ну и что? — спросил Муллин, пожав плечами.
— Это может вызвать недовольства в обеих странах.
— Верно, — сказал Муллин. — Но при чем тут мы?
— Мы сделаем так, что происшедшее в Мюнхене в семьдесят втором покажется им невинной забавой.
Мкомбу поднял глаза, и Муллин кивнул. Он знал эту игру. Мкомбу будет говорить нарочито туманно, и ему, Муллину, придется подталкивать его своими «как», «почему» да «зачем» до тех пор, пока все не станет на свои места.
Таким образом, заставляя британца постоянно обращаться к нему за разъяснениями, Мкомбу поддерживал в себе чувство превосходства.
— Как? — спросил Муллин.
— Мы уничтожим спортсменов одной из стран-участниц и свалим вину за это на какую-нибудь террористическую организацию белых из ЮАР.
Муллин снял очки и стал их рассматривать. Он тоже умел вести игру. Медленно водрузив очки обратно на нос, он спросил:
— Зачем?
— Если это будет сделано от имени каких-то там южно-африканских борцов за какие-то там права, весь мир обрушится на ЮАР и Родезию. И для нас откроются все двери.
— Насколько мне известно, с палестинцами ничего подобного не произошло. По-моему, все забыли о том, что они убили в Мюнхене детей. Почему же так должно получиться, если речь идет о ЮАР и Родезии?
— Потому что ЮАР и Родезия — антикоммунистические страны, — сказал Мкомбу. — Это гарантия того, что мировое сообщество всерьез ополчится на них и ничего им не простит. У палестинцев не было этого недостатка.
Муллин кивнул.
— Может, и сработает, — сказал он. — Сколько человек нужно будет уничтожить?
— Всех, кого пошлет эта страна. Всех до одного, — ответил Мкомбу с явным удовольствием.
— И как же нам удастся это сделать?
— А вот за это, дорогой Джек, я и плачу тебе такие деньги. Соображай сам. Естественно, предварительно мы распространим послания с угрозами и тем самым начнем восстанавливать общественное мнение против белых режимов. А массовое убийство явится завершающим штрихом.
— Минимальными силами, разумеется? — уточнил Муллин.
— Разумеется, чем меньше людей будут об этом знать и принимать в этом участие, тем лучше.
Мкомбу сел на место. Его рука почти непроизвольно потянулась за куском мяса, и, как только приблизилась к нему, оттуда тотчас же взмыла муха.
— Еще один момент, — сказал Муллин. — А как же ваши русские друзья? Как им понравится, если вы сорвете у них Олимпийские игры?
— Если ты сделаешь свою работу как надо, они никогда не узнают, что это были мы, — ответил Мкомбу.
— Ясно, — сказал Муллин. Затем встал и бросил на стол едва надкушенный в двух местах кусок курицы. Он не сомневался, что Мкомбу потом съест его. Чем добру пропадать, лучше пусть утроба лопнет.
Муллин двинулся к выходу.
— Ты кое-что забыл, — проговорил Мкомбу, когда Муллин уже взялся за ручку двери.
— Да?
— Разве тебе не нужно знать, спортсменов какой страны мы уничтожим?
— Это не столь важно, Джим Боб, но я слушаю. Из какой же?
— Из самой могущественной, — ответил Мкомбу.
— Прекрасно, — сказал Муллин. Он не стал спрашивать, из какой именно.
— Из самой могущественной во всем мире.
— Как вам будет угодно, сэр, — сказал Муллин.
— Из Соединенных Штатов Америки.
Муллин кивнул.
— Я хочу, чтобы была уничтожена вся их команда, — прибавил Мкомбу.
— Как скажете, Джим Боб, — ответил Муллин.
Глава вторая
Его звали Римо, и он никогда не увлекался никакими играми. А потому вместо того, чтобы взбираться по задней стене чикагского Хефферлинг-билдинга, как он поступил бы, если бы требовалось действовать скрытно, он вошел туда с парадного входа, расположенного на Норт-Мичиган-стрит, откуда было рукой подать до клуба «Плейбой». Пройдя мимо вахтера, он направился к лифтам.
Ожидая лифт, Римо размышлял о том, сколько расходуется энергии, чтобы поднимать людей на верхние этажи. Он находил, что для людей было бы гораздо полезней подниматься пешком, к тому же это помогло бы сократить дефицит электроэнергии. Затем в голову ему пришла мысль пробежаться на четырнадцатый этаж, где находился кабинет Хьюберта Хефферлинга, президента «Хефферлинг энерджи груп», и тем самым внести свой личный вклад в решение проблемы энергетического кризиса в Америке.
Но тут он вспомнил, зачем сюда явился, и решил, что уже одним этим внесет достаточный вклад в решение проблемы; и, когда пришел лифт, Римо шагнул в открывшуюся дверь.
Его самого ничуть не заботила нехватка горючего для отопления, поскольку он не имел ни машины, ни своего дома. Но вокруг него жили люди, которых это заботило, и ради этих людей Римо Уильямс собирался убить человека, которого никогда и в глаза не видел.
Миновав секретаря общего отдела, расположенного на четырнадцатом этаже, Римо предстал перед хорошенькой юной секретаршей Хефферлинга.
— Я пришел казнить мистера Хефферлинга. Он здесь? — проговорил Римо.
Секретаршу звали Марша. В ее арсенале был полный набор возражений, используемых для посетителей, желающих побеспокоить мистера Хефферлинга по поводу дефицита бензина или нефти — в особенности бензина, — но, когда она подняла глаза, все возражения застряли у нее в горле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38