Когда он брал ключ от номера, то заметил, встрепанную женщину в черном платье и шляпке. Женщина читала газету, но было видно, что глаза ее не следили за текстом.
Может, начать продавать билеты? Ему вдруг пришла в голову мысль, как славно было бы взимать плату со всех, кто вздумает преследовать его, Чиуна и девушку. А может, подойти к этой женщине и сказать ей: « Эй, послушайте. На этой неделе мы гастролируем тут. В субботу мы будем в Фенуэй-парке, но вам туда без билета нельзя. Я бы порекомендовал вам снять ложу, чтобы вы могли воспользоваться ножом, или даже голыми руками, если один из нас случайно окажется рядом».
Но подготовка Римо не позволяла ему подобных шуток. Никогда нельзя показывать, что ты знаешь, что за тобой следят. И вообще ничего никому нельзя показывать. Как сказал Чиун в одну из первых недель тренировок в Фолкрофте, когда запястья Римо еще ныли от боли, заработанной на электрическом стуле: «Не страшно, если тебе будет страшно. Но никогда не вызывай страх у своей жертвы. Никогда не воздействуй на нее своей волей. Не давай жертве даже заподозрить, что ты существуешь. Не давай жертве ничего своего. Будь похож на странный ветер, который никогда не дует».
Это было все из тех же многочисленных чиуновских загадок, которые так и оставались загадками для Римо. Многие годы тренировок ушли у него на то, чтобы научиться безошибочно определять, что за ним следят. И в обычной жизни кто-то может испытывать такое чувство, особенно если вокруг много народу.
Римо испытывал это везде и всегда. Как, например, сейчас, в вестибюле отеля «Либерти». Где безобидная на вид старая дама положила на него глаз.
Римо направился к лифту. Вонючие семьдесят штук! Лифт остановился на одиннадцатом этаже. А за какого-то паршивого баскетболиста – четыре миллиона!
Дверь лифта за его спиной закрылась. Когда лифт тронулся дальше вверх, Римо с силой оттолкнулся ногами от пола, подпрыгнул, прогнулся в спине и достал грудью потолок на высоте девяти футов. Приземлился на ноги, и принялся водить воображаемый баскетбольный мяч с ликующими выкриками.
Как-то раз ему довелось увидеть в игре Лью Алсиндора. Сегодняшний прыжок Римо перекрыл бы любые прыжки этой супер-звезды баскетбола. Да уж, прыгаю я лучше, подумал Римо. Единственное, чем Алсиндор лучше меня, так это тем, что выше ростом. Ну и, конечно же, работу он себе нашел поприличнее. Такую, где не только полагаются пенсионные льготы, но и сама пенсия как таковая.
Интересно, подумал Римо, а когда наступит конец, от меня хоть какой-нибудь кусочек останется? «Вот так-то, дорогой», – сказал он сам себе и открыл дверь номера.
Чиун сидел посреди комнаты, скрестив ноги, и с блаженным видом мурлыкал себе под нос песенку без мелодии и без названия, служившую у него средством выражения крайней степени удовольствия. Римо сразу заподозрил неладное.
– Где Мэй Сун? – спросил он.
Чиун мечтательно закатил глаза. На нем было белое кимоно – признак высшего восторга – одно из пятнадцати, которые он захватил с собой. У Римо был саквояж, девушка все свое привезла в карманах кителя, а у Чиуна был огромный корабельный сундук.
– Она чувствует себя преотлично, – ответил Чиун.
– Где она чувствует себя преотлично?
– В ванной.
– Она принимает душ?
Чиун вернулся к своей песне.
– Что она там делает? Душ принимает?
– Уууаа, хумм, уууаа… ниии… шууу… хуммм.
– Чиун, что ты с ней сделал? – заорал Римо.
– Как ты и настаивал, я принял меры предосторожности, чтобы она не сбежала.
– Мерзавец, – заявил Римо и бросился в соседнюю комнату. Они занимали три комнаты – миссис Лю жила в средней из них. Дверь ванной была заперта снаружи.
Римо открыл дверь. И увидел. Она висела на палке, на которую вешается занавес душа, и очень напоминала тушку поросенка, предназначенного для съедения на деревенском празднике. Запястья были связаны полосками ткани, оторванными от простынь, и палка просунута между ними. Точно так же были связаны и лодыжки. Тело ее прогнулось в виде буквы "Ц", лицо смотрело в потолок, изо рта торчал кляп, густые черные волосы волнами ниспадали на пол, одежда кучей валялась возле ванны. Она была абсолютно голая.
Глаза ее налились кровью от гнева и страха, и она с мольбой взглянула на Римо, когда он появился в дверях.
Римо быстро развязал ей ноги и аккуратно поставил их на край белоснежной ванны, затем развязал руки. Как только руки у нее стали свободными, она протянула их к горлу Римо, пытаясь вонзить ногти ему под кожу. Но Римо перехватил ее руки одной левой, а правой размотал кляп.
– Держись, – сказал он ей.
В ответ она что-то провизжала по-китайски.
– Постой, постой. Давай поговорим, – предложил он.
– Поговорим? Фашист! Животное! Зачем ты меня связал?
– Я тебя не связывал.
– Не ты, так твой цепной пес.
– Он был не в себе. Он больше не будет.
– Не держи меня за ребенка, ты, животное. Я знаю такие штучки. Твой напарник оскорбляет меня. Ты сочувствуешь и изображаешь из себя друга, а потом пытаешься убедить меня в преимуществах капитализма. Ты делаешь это потому, что вы убили генерала Лю, а теперь хотите, чтобы я стала заодно с вашей империалистической кликой, и подала ложный отчет правительству Китайской Народной Республики.
– В этом нет необходимости, – сказал Римо. – Я правда сожалею.
– Слова капиталиста. Как я могу доверять человеку, лишенному классового сознания?
– Я говорю правду. – Римо заметил, как тело ее расслабилось, в ярость уступила место холодной ровной ненависти. Он отпустил ее руки. Она наклонилась, сделав вид, что собирается поднять с пола свою одежду, а сама попыталась ударить Римо в пах. Он уклонился, даже не пошевельнув ногами и не изменив выражения лица.
– Сволочь, – гнев Мэй Сун только еще более разгорелся оттого, что она промахнулась. – Я сейчас же уезжаю из этой страны и возвращаюсь в Канаду, а оттуда – домой. Ты можешь остановить меня только одним способом – убить, как ты убил моего мужа. Но мое исчезновение станет для моего правительства последним доказательством вероломства твоей страны.
Римо следил за тем, как она натягивает свои белые трусики из такой грубой материи, что любая американка или японка побрезговали бы надеть нечто подобное.
Задание было провалено. Ему поручили дело, не входившее в его прямые обязанности, заставили быть телохранителем, поручили не допустить того, что как раз сейчас произошло, – и вот он наблюдает, как Мэй Сун собирается в дорогу, а все надежды доктора Смита и президента на мир растаяли, не выдержав ее ярости.
Ну что ж, раз уж он исполняет не свои обязанности, почему бы не пойти еще немного дальше? Игра была рискованная, но раз уж вратаря заставляют бить пенальти, что ж, черт возьми, попробуем сделать все от нас зависящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Может, начать продавать билеты? Ему вдруг пришла в голову мысль, как славно было бы взимать плату со всех, кто вздумает преследовать его, Чиуна и девушку. А может, подойти к этой женщине и сказать ей: « Эй, послушайте. На этой неделе мы гастролируем тут. В субботу мы будем в Фенуэй-парке, но вам туда без билета нельзя. Я бы порекомендовал вам снять ложу, чтобы вы могли воспользоваться ножом, или даже голыми руками, если один из нас случайно окажется рядом».
Но подготовка Римо не позволяла ему подобных шуток. Никогда нельзя показывать, что ты знаешь, что за тобой следят. И вообще ничего никому нельзя показывать. Как сказал Чиун в одну из первых недель тренировок в Фолкрофте, когда запястья Римо еще ныли от боли, заработанной на электрическом стуле: «Не страшно, если тебе будет страшно. Но никогда не вызывай страх у своей жертвы. Никогда не воздействуй на нее своей волей. Не давай жертве даже заподозрить, что ты существуешь. Не давай жертве ничего своего. Будь похож на странный ветер, который никогда не дует».
Это было все из тех же многочисленных чиуновских загадок, которые так и оставались загадками для Римо. Многие годы тренировок ушли у него на то, чтобы научиться безошибочно определять, что за ним следят. И в обычной жизни кто-то может испытывать такое чувство, особенно если вокруг много народу.
Римо испытывал это везде и всегда. Как, например, сейчас, в вестибюле отеля «Либерти». Где безобидная на вид старая дама положила на него глаз.
Римо направился к лифту. Вонючие семьдесят штук! Лифт остановился на одиннадцатом этаже. А за какого-то паршивого баскетболиста – четыре миллиона!
Дверь лифта за его спиной закрылась. Когда лифт тронулся дальше вверх, Римо с силой оттолкнулся ногами от пола, подпрыгнул, прогнулся в спине и достал грудью потолок на высоте девяти футов. Приземлился на ноги, и принялся водить воображаемый баскетбольный мяч с ликующими выкриками.
Как-то раз ему довелось увидеть в игре Лью Алсиндора. Сегодняшний прыжок Римо перекрыл бы любые прыжки этой супер-звезды баскетбола. Да уж, прыгаю я лучше, подумал Римо. Единственное, чем Алсиндор лучше меня, так это тем, что выше ростом. Ну и, конечно же, работу он себе нашел поприличнее. Такую, где не только полагаются пенсионные льготы, но и сама пенсия как таковая.
Интересно, подумал Римо, а когда наступит конец, от меня хоть какой-нибудь кусочек останется? «Вот так-то, дорогой», – сказал он сам себе и открыл дверь номера.
Чиун сидел посреди комнаты, скрестив ноги, и с блаженным видом мурлыкал себе под нос песенку без мелодии и без названия, служившую у него средством выражения крайней степени удовольствия. Римо сразу заподозрил неладное.
– Где Мэй Сун? – спросил он.
Чиун мечтательно закатил глаза. На нем было белое кимоно – признак высшего восторга – одно из пятнадцати, которые он захватил с собой. У Римо был саквояж, девушка все свое привезла в карманах кителя, а у Чиуна был огромный корабельный сундук.
– Она чувствует себя преотлично, – ответил Чиун.
– Где она чувствует себя преотлично?
– В ванной.
– Она принимает душ?
Чиун вернулся к своей песне.
– Что она там делает? Душ принимает?
– Уууаа, хумм, уууаа… ниии… шууу… хуммм.
– Чиун, что ты с ней сделал? – заорал Римо.
– Как ты и настаивал, я принял меры предосторожности, чтобы она не сбежала.
– Мерзавец, – заявил Римо и бросился в соседнюю комнату. Они занимали три комнаты – миссис Лю жила в средней из них. Дверь ванной была заперта снаружи.
Римо открыл дверь. И увидел. Она висела на палке, на которую вешается занавес душа, и очень напоминала тушку поросенка, предназначенного для съедения на деревенском празднике. Запястья были связаны полосками ткани, оторванными от простынь, и палка просунута между ними. Точно так же были связаны и лодыжки. Тело ее прогнулось в виде буквы "Ц", лицо смотрело в потолок, изо рта торчал кляп, густые черные волосы волнами ниспадали на пол, одежда кучей валялась возле ванны. Она была абсолютно голая.
Глаза ее налились кровью от гнева и страха, и она с мольбой взглянула на Римо, когда он появился в дверях.
Римо быстро развязал ей ноги и аккуратно поставил их на край белоснежной ванны, затем развязал руки. Как только руки у нее стали свободными, она протянула их к горлу Римо, пытаясь вонзить ногти ему под кожу. Но Римо перехватил ее руки одной левой, а правой размотал кляп.
– Держись, – сказал он ей.
В ответ она что-то провизжала по-китайски.
– Постой, постой. Давай поговорим, – предложил он.
– Поговорим? Фашист! Животное! Зачем ты меня связал?
– Я тебя не связывал.
– Не ты, так твой цепной пес.
– Он был не в себе. Он больше не будет.
– Не держи меня за ребенка, ты, животное. Я знаю такие штучки. Твой напарник оскорбляет меня. Ты сочувствуешь и изображаешь из себя друга, а потом пытаешься убедить меня в преимуществах капитализма. Ты делаешь это потому, что вы убили генерала Лю, а теперь хотите, чтобы я стала заодно с вашей империалистической кликой, и подала ложный отчет правительству Китайской Народной Республики.
– В этом нет необходимости, – сказал Римо. – Я правда сожалею.
– Слова капиталиста. Как я могу доверять человеку, лишенному классового сознания?
– Я говорю правду. – Римо заметил, как тело ее расслабилось, в ярость уступила место холодной ровной ненависти. Он отпустил ее руки. Она наклонилась, сделав вид, что собирается поднять с пола свою одежду, а сама попыталась ударить Римо в пах. Он уклонился, даже не пошевельнув ногами и не изменив выражения лица.
– Сволочь, – гнев Мэй Сун только еще более разгорелся оттого, что она промахнулась. – Я сейчас же уезжаю из этой страны и возвращаюсь в Канаду, а оттуда – домой. Ты можешь остановить меня только одним способом – убить, как ты убил моего мужа. Но мое исчезновение станет для моего правительства последним доказательством вероломства твоей страны.
Римо следил за тем, как она натягивает свои белые трусики из такой грубой материи, что любая американка или японка побрезговали бы надеть нечто подобное.
Задание было провалено. Ему поручили дело, не входившее в его прямые обязанности, заставили быть телохранителем, поручили не допустить того, что как раз сейчас произошло, – и вот он наблюдает, как Мэй Сун собирается в дорогу, а все надежды доктора Смита и президента на мир растаяли, не выдержав ее ярости.
Ну что ж, раз уж он исполняет не свои обязанности, почему бы не пойти еще немного дальше? Игра была рискованная, но раз уж вратаря заставляют бить пенальти, что ж, черт возьми, попробуем сделать все от нас зависящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49