В конце декабря 1939 года нам стало известно, что батальон в ближайшее время будет отправлен на финский фронт. Всех нас одели в новое обмундирование, выдали полушубки и вместо шлемов – шапки-ушанки. В батальон стали поступать из запаса специалисты – радисты, и батальон стал разворачиваться по штатам военного времени. На должность секретаря партийного бюро вместо меня был избран командир. Все курсанты с радостью восприняли известие об отправке на фронт и с нетерпением ждали этого дня. Но из всех курсантов призыва 1939 года взяли одного лишь Марка Хазанова, как секретаря комсомольской организации батальона. Мне было до слез жалко расставаться с ним и с командирами, к которым я привык и которых полюбил. Комиссар батальона, не имея желания отпускать меня, порекомендовал обратиться к командиру дивизии с просьбой оставить меня в батальоне. Я пошел в штаб и был принят командиром дивизии. Он внимательно выслушал мою просьбу, а потом спросил:
– Вы учились на радиста?
– Так точно!
– А на рации работать можете?
– Могу, но плохо.
– Так вот что, молодой человек, ваш патриотизм похвален, однако одного патриотизма мало. Надо уметь воевать, владеть техникой. А вы еще техникой не овладели, да и военному делу учились маловато. Мы вас отправим в другую часть, где вы продолжите обучение. Успеете еще навоеваться.
Этот отеческий разговор мне понравился. Действительно, на что мы были способны? Мы не стали еще специалистами своего дела, а без этого отправлять нас на фронт было нецелесообразно.
Поскольку вопрос об отправке на фронт призывников 1939 года отпал, нас снова одели в старое обмундирование, посадили в теплушки и отправили в Башкирию, в поселок, находящийся примерно в 30 километрах от города Белебея. В этих местах во время гражданской войны проходила победоносная, легендарная 25-я дивизия В.И.Чапаева.
В поселке всех нас влили в роту связи 717-го стрелкового полка 170-й стрелковой дивизии.
Рота связи размещалась в крайне неблагоустроенном помещении. Спали мы на нарах, покрытых соломой и брезентом. Постельных принадлежностей не было. Под головы клали противогазы, а сверху укрывались шинелями. Условия службы и быта были трудные, но мы понимали, что сейчас не до нас. Главная задача – победить врага.
Весь январь и февраль 1940 года прошли в активной подготовке к фронтовой жизни. Почти каждый день проходили тактические занятия, учения, стрельбы. Занимались по двенадцать часов в день. В один из таких учебных дней произошел, казалось бы, незначительный случай, однако он оставил у меня неприятный осадок, а потому я хочу о нем рассказать.
После тактических занятий была подана команда к построению. Я где-то немного замешкался и встал второпях в строй, не завязав концы ушанки. К строю подъехал верхом на лошади командир одного из батальонов полка, не имеющий к нашей роте отношения. Посмотрев на наш строй, командир остановил на мне свой взгляд и сказал:
– Вот сразу видно, что недисциплинированный боец, стоит распустив уши.
Я немедленно завязал концы шапки. Мне было обидно слышать эти слова командира. Я не был недисциплинированным солдатом, наоборот, подавал пример другим, пользовался авторитетом и уважением не только у солдат, но и командиров.
Когда командир, сделавший мне замечание, отъехал от строя, мои товарищи начали возмущаться его несправедливостью. Преодолев чувство обиды, я сказал им, что по форме сделанного замечания командир, может быть, не прав, но по существу замечание является справедливым. Я не имел права вставать в строй, не проверив заправки обмундирования, в частности я должен был надеть шапку как положено. В армейской службе мелочей нет. И обвинять командира за его требовательность, пусть даже незначительную, мы не имеем права.
В начале марта 1940 года командир полка на одном из совещаний сказал, что дней через пять наш полк отправится на фронт. И мы были готовы к этому, но 12 марта военный конфликт с Финляндией закончился и был подписан мирный договор.
Разумеется, что весть об окончании войны была встречена с радостью. Началась мирная жизнь, планомерная учеба. Улучшились и бытовые условия солдат и командиров.
Весной 1940 года политрук нашей роты Карпушин уехал в Москву для сдачи экзаменов в Военно-политическую академию имени В.И.Ленина. Вместо него приказом по полку исполняющим обязанности политрука роты назначили меня. Несколько месяцев я исполнял эти обязанности. Проводил политические информации, руководил партийно-политической работой в роте. Словом, выполнял все обязанности политического руководителя. И кажется, выполнял неплохо. Заместитель командира полка по политической части батальонный комиссар Вагжанов, проводя совещание с политруками рот, отозвался о моей работе положительно. Мне была приятна такая оценка моей работы. Действительно, я трудился много, да, собственно, это и понятно. Я не был связан семьей, все время находился в роте и имел много возможностей для подготовки и проведения тех или иных мероприятий.
Я никогда не думал стать военным, и солдатская служба была для меня лишь честным исполнением гражданского и партийного долга. Но обстановка сложилась так, что мне невольно пришлось стать военным и отдать военной службе десятки лет своей жизни.
Командование полка знало, что я по образованию юрист, и неоднократно поручало мне расследование различных происшествий. Я охотно выполнял эти поручения. В то время меня избрали народным заседателем военного трибунала дивизии.
Однажды к нам в полк приехал военный прокурор дивизии – военный юрист 3 ранга Василий Герасимович Зайцев. Мне посчастливилось с ним познакомиться. Я рассказал В.Г.Зайцеву, что окончил юридический институт и что при наличии возможности хотел бы перейти на работу по специальности. Через некоторое время в полк поступил приказ командира дивизии об откомандировании меня в распоряжение прокурора дивизии.
Я немедленно собрал свои немудреные пожитки и выехал в соседний город, где находился в то время штаб дивизии и военная прокуратура. Военный прокурор назначил меня на должность практиканта военного следователя.
Так началась моя новая служба, служба военного юриста.
Сначала я работал вместе со следователем В.И.Голубцовым – опытным военным юристом, а потом и самостоятельно. Дел в производстве прокуратуры было немного. Они стали появляться после выхода в свет Указа Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1940 года, усилившего ответственность военнослужащих за самовольную отлучку. Согласно этому Указу уголовная ответственность возникала тогда, когда солдат или младший командир срочной службы совершит самовольную отлучку свыше двух часов или две и более самовольные отлучки в течение месяца, хотя и менее двух часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76