Только глуп. Виктор башковитый был.
Он помолчал, затем вытащил кисет и свернул козью ножку, вытащил огниво. Я чиркнул спичкой. Он прикурил, взял у меня коробок, долго рассматривал его, затем положил, и, как бы отвечая своим мыслям, покачал головой:
– Так надо понимать, что пора сматываться.
Он поднялся из-за стола и направился к двери. Я вышел за ним. На пороге Иван Акимович окинул сожалеющим взглядом свое надворное хозяйство, крякнул, плюнул себе под ноги и смачно выругался. Я поспешил успокоить:
– Завтра поутру за вами придут три машины. Вы кое-что сможете забрать с собой.
Лесник повеселел:
– А я-то думал, что мы на этой стрекозе. А что, и корову можно?
– И корову, и скот весь, словом, все, что поместится в три ЗИЛа, – заверил я его. – Вы будете жить в Грибовичах. Там уже есть десять человек. И скучно не будет, и места достаточно. Дом себе сами выберете, отремонтировать поможем.
– А как же эти? Как они там… с Виктором… не того?
Я пожал плечами. А что я мог ему ответить? Я обещал Виктору привезти его жену и ребенка. Он ждал. Что я ему скажу? Виктор оставил среди наших женщин недобрую память. Вряд ли найдет замену. Хотя, кто знает!..
В это время в доме послышался шум, крик Марийки и мычание раненого парня. Я посмотрел на лесника. Но он спокойно махнул рукою, дескать, пусть сами разбираются. Минут через пять на крыльцо выбежала Марийка. В руках она держала укутанного в одеяло ребенка, прижимая его к груди правой рукой, а в левой держа небольшой узелок. Увидев нас, она решительно направилась ко мне.
– Ребенок-то… ребенок! – она сделала жест как-будто хотела мне его отдать, но тотчас же прижала его к груди. – Ребенок-то его! Его ребенок! – она всхлипнула. – Как же я теперь, а? Куда мне? – она по очереди смотрела то на меня, то на отца, то на стоящего в стороне Алексея.
Мы молчали.
Я протянул руку Ивану Акимовичу.
– Ну, до завтра! Да смотрите, чтобы ваш «приблудный» не начал стрелять по моим ребятам!
Мы пошли к вертолету и вслед за нами, мелко семеня ногами, то и дело поправляя сбившееся одеяло, поспешила Марийка.
Алексей уже было протянув руку, чтобы взять у нее девочку и помочь забраться в кабину, как она обернулась к дому. У плетня стоял белобрысый парень и смотрел нам вслед. Марийка, выхватив у Алексея ребенка и, бросив узел, с криком: «Ми-и-ша-а!» – кинулась назад.
– Ты слишком долго отсутствовал… – сказал я Виктору на следующий день.
Он ничего не ответил, лишь отвернулся к стене. Он был еще слаб и большую часть времени проводил в постели. Афанасий Иванович кормил его медом и отпаивал какими-то травами.
Глава XVI
СМЕРТЬ БОРИСА ИВАНОВИЧА
– Вы не уехали?
Женя бросила на меня взгляд, полный укоризны.
– Нет. Катюша передала с Борисом Ивановичем письмо.
– Я написала Марии Семеновне, чтобы она приехала сюда и встретилась с вами. Если вы, конечно, не против!
В голосе Кати прозвучало едва заметное удивление и легкая обида. Она посмотрела на Евгению. Та сделала едва заметный успокоительный жест, как бы говоря:
«Все будет в порядке!»
– Не только не против, но сам хотел просить вас об этом, но не успел.
Она ждала еще чего-то. Пауза затянулась. Я почувствовал себя неловко. Евгения вдруг вспомнила, что пора кормить Оленьку и быстро поднялась на второй этаж.
Только сейчас я обратил внимание, что Катя теперь одета в легкий голубой ситцевый халатик, полы которого едва доходили до колен. Ворот был расстегнут. Ее длинные пепельно-русые волосы были распущены и перехвачены широкой голубой лентой.
– Разве вы хотели, чтобы я уехала?
Она подошла вплотную, почти касаясь моей груди. Голова ее слегка откинулась назад.
– Нет! Не хотел! – Мне показалось, что это сказал кто-то другой, стоящий рядом. А может быть я только подумал сказать.
Наши губы встретились. Это было восхитительное и странное ощущение. Казалось, в меня вливается что-то невероятное, заполняющее всего без остатка, разливается по сосудам, мышцам тела, проникает в мозг, подчиняя себе решительно все. Если и есть на свете любовь, то это была она, неся с собой и страсть, и нежность, и дикую неудовлетворенную ярость напряженного тела, и чувство бесконечной благодарности… Кому только? Не знаю! Судьбе? Случаю? Матери-природе, создавшей такое прекрасное разделение сущности человека и вечное стремление к его соединению. Но скорее всего, эта благодарность была именно к ней, к той, которая стояла рядом. Меня вдруг пронзил ужас от одной мысли, что этого могло не произойти или, что она вдруг исчезнет как сон или видение. Я целовал ее шею, плечи, грудь. Халат расстегнулся и упал к ногам. Под халатом ничего не было, было только это тело, прохладное и жаркое, желанное, пугающее своей красотой и совершенством.
Я подхватил ее на руки и понес в спальню. Дверь почему-то была закрытой. Я, что есть сил, ударил в нее ногой. Дверь затрещала, но не открылась.
– На себя, – услышал я тихий голос.
Проснулся я от того, что меня сильно трясли за плечо. Я открыл глаза. В комнате горел свет. За плечо меня трясла Евгения. Рядом стояла Катя, уже одетая, бледная, с испуганным лицом.
– Скорее вставай! Борис Иванович тяжело ранен!
Забыв, что я совсем голый, я вскочил с постели. Евгения подала мне одежду.
– Скорее! – торопила она меня. – Там тебя уже все ждут!
Площадь у главного корпуса была освещена фарами двух грузовиков. Вокруг них суетились люди. Кто-то схватил меня за руки. Это был Алексей.
– Где Борис Иванович? – спросил я.
– Его отнесли в операционную. Там Паскевич.
Мы поспешили к поликлинике. У ее крыльца стояли люди. В предоперационной Александр Иванович заканчивал мыть руки.
– Что с ним? – спросил я.
– Пулевое ранение в живот. Возможно, повреждена печень. Необходима кровь.
– Группа?
– Четвертая.
– Ну, это уже легче.
– Донор есть.
– Кто тебе будет ассистировать? Может, я?
– У тебя будут другие дела.
Держа руки на весу, он повернулся к операционной сестре. Та надела на него стерильный халат и повязала маску, подала резиновые перчатки.
Борис Иванович лежал на операционном столе. Ему уже дали наркоз. Не оборачиваясь, Паскевич велел нам выйти.
– У нас еще двое легко ранены и убита одна из девушек. Из тех, что приехали на подводе, – сообщил Алексей.
– Куда ранены?
– Одного в плечо, но там задеты только мышцы, а у второго – касательное ранение в голову. Так, пустяк, но слегка контузило. Им уже оказана помощь. Как вы думаете, он выживет?
– При таком ранении… При попадании эксцентричной пули в брюшную полость надежды не остается. Там все разорвано. Удивительно, что его довезли живого.
Я посветил фонариком на часы. Шесть утра.
– Через полчаса всем собраться «у камина». Быть и тем, кто ездил с Борисом Ивановичем. Разыщите Николая.
– Я здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Он помолчал, затем вытащил кисет и свернул козью ножку, вытащил огниво. Я чиркнул спичкой. Он прикурил, взял у меня коробок, долго рассматривал его, затем положил, и, как бы отвечая своим мыслям, покачал головой:
– Так надо понимать, что пора сматываться.
Он поднялся из-за стола и направился к двери. Я вышел за ним. На пороге Иван Акимович окинул сожалеющим взглядом свое надворное хозяйство, крякнул, плюнул себе под ноги и смачно выругался. Я поспешил успокоить:
– Завтра поутру за вами придут три машины. Вы кое-что сможете забрать с собой.
Лесник повеселел:
– А я-то думал, что мы на этой стрекозе. А что, и корову можно?
– И корову, и скот весь, словом, все, что поместится в три ЗИЛа, – заверил я его. – Вы будете жить в Грибовичах. Там уже есть десять человек. И скучно не будет, и места достаточно. Дом себе сами выберете, отремонтировать поможем.
– А как же эти? Как они там… с Виктором… не того?
Я пожал плечами. А что я мог ему ответить? Я обещал Виктору привезти его жену и ребенка. Он ждал. Что я ему скажу? Виктор оставил среди наших женщин недобрую память. Вряд ли найдет замену. Хотя, кто знает!..
В это время в доме послышался шум, крик Марийки и мычание раненого парня. Я посмотрел на лесника. Но он спокойно махнул рукою, дескать, пусть сами разбираются. Минут через пять на крыльцо выбежала Марийка. В руках она держала укутанного в одеяло ребенка, прижимая его к груди правой рукой, а в левой держа небольшой узелок. Увидев нас, она решительно направилась ко мне.
– Ребенок-то… ребенок! – она сделала жест как-будто хотела мне его отдать, но тотчас же прижала его к груди. – Ребенок-то его! Его ребенок! – она всхлипнула. – Как же я теперь, а? Куда мне? – она по очереди смотрела то на меня, то на отца, то на стоящего в стороне Алексея.
Мы молчали.
Я протянул руку Ивану Акимовичу.
– Ну, до завтра! Да смотрите, чтобы ваш «приблудный» не начал стрелять по моим ребятам!
Мы пошли к вертолету и вслед за нами, мелко семеня ногами, то и дело поправляя сбившееся одеяло, поспешила Марийка.
Алексей уже было протянув руку, чтобы взять у нее девочку и помочь забраться в кабину, как она обернулась к дому. У плетня стоял белобрысый парень и смотрел нам вслед. Марийка, выхватив у Алексея ребенка и, бросив узел, с криком: «Ми-и-ша-а!» – кинулась назад.
– Ты слишком долго отсутствовал… – сказал я Виктору на следующий день.
Он ничего не ответил, лишь отвернулся к стене. Он был еще слаб и большую часть времени проводил в постели. Афанасий Иванович кормил его медом и отпаивал какими-то травами.
Глава XVI
СМЕРТЬ БОРИСА ИВАНОВИЧА
– Вы не уехали?
Женя бросила на меня взгляд, полный укоризны.
– Нет. Катюша передала с Борисом Ивановичем письмо.
– Я написала Марии Семеновне, чтобы она приехала сюда и встретилась с вами. Если вы, конечно, не против!
В голосе Кати прозвучало едва заметное удивление и легкая обида. Она посмотрела на Евгению. Та сделала едва заметный успокоительный жест, как бы говоря:
«Все будет в порядке!»
– Не только не против, но сам хотел просить вас об этом, но не успел.
Она ждала еще чего-то. Пауза затянулась. Я почувствовал себя неловко. Евгения вдруг вспомнила, что пора кормить Оленьку и быстро поднялась на второй этаж.
Только сейчас я обратил внимание, что Катя теперь одета в легкий голубой ситцевый халатик, полы которого едва доходили до колен. Ворот был расстегнут. Ее длинные пепельно-русые волосы были распущены и перехвачены широкой голубой лентой.
– Разве вы хотели, чтобы я уехала?
Она подошла вплотную, почти касаясь моей груди. Голова ее слегка откинулась назад.
– Нет! Не хотел! – Мне показалось, что это сказал кто-то другой, стоящий рядом. А может быть я только подумал сказать.
Наши губы встретились. Это было восхитительное и странное ощущение. Казалось, в меня вливается что-то невероятное, заполняющее всего без остатка, разливается по сосудам, мышцам тела, проникает в мозг, подчиняя себе решительно все. Если и есть на свете любовь, то это была она, неся с собой и страсть, и нежность, и дикую неудовлетворенную ярость напряженного тела, и чувство бесконечной благодарности… Кому только? Не знаю! Судьбе? Случаю? Матери-природе, создавшей такое прекрасное разделение сущности человека и вечное стремление к его соединению. Но скорее всего, эта благодарность была именно к ней, к той, которая стояла рядом. Меня вдруг пронзил ужас от одной мысли, что этого могло не произойти или, что она вдруг исчезнет как сон или видение. Я целовал ее шею, плечи, грудь. Халат расстегнулся и упал к ногам. Под халатом ничего не было, было только это тело, прохладное и жаркое, желанное, пугающее своей красотой и совершенством.
Я подхватил ее на руки и понес в спальню. Дверь почему-то была закрытой. Я, что есть сил, ударил в нее ногой. Дверь затрещала, но не открылась.
– На себя, – услышал я тихий голос.
Проснулся я от того, что меня сильно трясли за плечо. Я открыл глаза. В комнате горел свет. За плечо меня трясла Евгения. Рядом стояла Катя, уже одетая, бледная, с испуганным лицом.
– Скорее вставай! Борис Иванович тяжело ранен!
Забыв, что я совсем голый, я вскочил с постели. Евгения подала мне одежду.
– Скорее! – торопила она меня. – Там тебя уже все ждут!
Площадь у главного корпуса была освещена фарами двух грузовиков. Вокруг них суетились люди. Кто-то схватил меня за руки. Это был Алексей.
– Где Борис Иванович? – спросил я.
– Его отнесли в операционную. Там Паскевич.
Мы поспешили к поликлинике. У ее крыльца стояли люди. В предоперационной Александр Иванович заканчивал мыть руки.
– Что с ним? – спросил я.
– Пулевое ранение в живот. Возможно, повреждена печень. Необходима кровь.
– Группа?
– Четвертая.
– Ну, это уже легче.
– Донор есть.
– Кто тебе будет ассистировать? Может, я?
– У тебя будут другие дела.
Держа руки на весу, он повернулся к операционной сестре. Та надела на него стерильный халат и повязала маску, подала резиновые перчатки.
Борис Иванович лежал на операционном столе. Ему уже дали наркоз. Не оборачиваясь, Паскевич велел нам выйти.
– У нас еще двое легко ранены и убита одна из девушек. Из тех, что приехали на подводе, – сообщил Алексей.
– Куда ранены?
– Одного в плечо, но там задеты только мышцы, а у второго – касательное ранение в голову. Так, пустяк, но слегка контузило. Им уже оказана помощь. Как вы думаете, он выживет?
– При таком ранении… При попадании эксцентричной пули в брюшную полость надежды не остается. Там все разорвано. Удивительно, что его довезли живого.
Я посветил фонариком на часы. Шесть утра.
– Через полчаса всем собраться «у камина». Быть и тем, кто ездил с Борисом Ивановичем. Разыщите Николая.
– Я здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114